Егор величал их ряжеными. Но на самом деле это были выродки. И Сергей знал их очень хорошо. Им даже имен с рождения не давали. Зачем бесам имена?
Сергей ехал по главной улице городка. Ему хотелось завыть. Уныние – грех, учили его. Но как не предаться унынию, если вся твоя жизнь в итоге не имела никакого смысла. И это даже не бесконечные падения и взлеты, борьба с искушением, молитвы, радости и слезы раскаяния, служение своему делу… Это - сплошное падение в бездну…
Черепицин припарковался у главного входа в монастырь, вотчину Великой Чудотворной Божьей Матери. Он подошел к парадным дверям и застыл перед ними. Обвалившиеся здание с вырванным сердцем – вот какой была сейчас эта «вотчина». Иконы там не было. Во времена гонений на Православную Церковь она пропала. На территории монастыря – нищета и запустение. Как и в душе Сергея: нищета и запустение.
***
В первый раз его, заблудшего во мраке, разбойника с большой дороги и убийцу, простили четыреста лет назад. Уж куда этим браткам в коже до злодейств Еремки, орудовавшего на большой дороге и не щадившего никого: ни казенных людей, ни купцов, ни крестьян. Удаль, лихая сила и радость переполняли его сердце. Ночами, пересыпая золотишко, заливал глотку винцом, пел песни, баловался с гулящими бабами, и ни о чем не тужил.
Во время очередного налета на господскую карету (какой-то князек держал путь из Петербурга в Смоленск), Еремка «со товарищи» с гиком и свистом, на сытых конягах, перерезав глотки и кучеру, и князьку, выволокли из кареты визжащую барыньку, содрали с мясом с розовых ушей тяжелые серьги, с изящных пальчиков – кольца. Растрепали, расхристали несчастную княгиньку и позабавились вдоволь, поиздевались. Визг барыньки, наверное, всех волков в округе распугал.
И ни один не увидел, что все это время под сиденьем кареты пряталась маленькая девочка, разряженная в пух и прах, как куколка. Еремка случайно заметил эти огромные, без зрачков глаза. Отдавать ее на потеху ребятам? Дрогнуло сердце. Будто насквозь она его прожигала своими глазищами… Еремка проявил милосердие – полоснул по горлу девку. Так лучше. Зачем ей жизнь?
А девка начала ночами приходить. Каждую ночь приходила. Встанет в углу избы и смотрит. И смотрит. И смотрит! Кровь из распоротого горла: кап-кап-кап. А глаза темные, бездонные, вопрошающие…
Еремка тогда Божьего света не взвидел. Под Рождество подпоил ребят сонным зельем, а ночью всех, до одного перерезал, как овец. Золотишко на возок, и в ближайший монастырь – спасаться. Оставил возок под стеной, сам настоятелю в ноги бросился: на каторгу, под рудную горку, в самое пекло, готовый пострадать за свои грехи! Лишь бы девка не ходила. Не смотрела.
Настоятель докладывать про разбойника не стал. Кто его знает, почему… Может, деньгами делиться с казной царской не хотел (царица-то все равно на наряды все спустит), то ли пожалел Еремку, но в монастырь его пустил. Стал Еремка трудником: чистил навозные и выгребные ямы и радовался работе. Молился усердно, денно и нощно, прощение у Господа вымаливая. Плакал и стенал. И опять молился, не щадя себя.
Однажды ночью дитя, им убиенное, не появилось в холодной келье Еремея, и сердце разбойника возрадовалось несказанно. Пулей он к настоятелю бросился.
Так начался путь будущего отца Сергия.
Служил он Господу истово, примером истинной веры был. Так лет сто прошло. Пора бы Сергию в могилу лечь, а он и не постарел нисколько. Было разбойнику Еремке сорок годков, да так и осталось. Жил он одиноко на острове и молился за всех, и плакал ежедневно: тяжкий крест ему даден за грех, коли земля к себе не пускает.
Однажды приплыла к острову лодочка. Три человека ступили на землю, легкой походкой к отцу Сергию подошли. Люди, не люди, а земли не касались, и трава под ними не мялась. Долго не разговаривали – дали крест еще тяжелее – вечную жизнь и вечную работу.
С тех пор их дело с сестрой Виринеей и повелось. Стали они ЭТИМИ ЛЮДЬМИ. Бессмертная ребеночка родит, а они его заберут и в нужную семью отправят. Через шестнадцать лет дитя от приемных родителей забирают.
И каждого юношу, и каждую девицу Сергий помнил в лицо. И слезы их помнил. И слезы матерей, от которых детей забирали – видел. И сердце его рвалось на части. И ничего поделать не мог – таков порядок. Бессмертным надобно рассеиваться по белому свету, в общины не собираться и с родными родителями не расти. Вот оно, тяжкое наказание Виринее и Сергию. Бес-ко-неч-ное…
С сестрой Виринеей они почти не разговаривали: о чем? Видно было, что и ей тяжко. А однажды, уже после революции, пала Виринея. Дрогнула. Пришли на усадьбу за девкой. И… не забрали.
- Погодим маленько… Пусть попрощается, - не сказала, выдохнула она.
И не углядела…
Девка спаслась. Вручили ее Макарию-провидцу. А над Виринеей вершили суд ЭТИ ЛЮДИ, чьи ноги не касаются земли. Положили ее в гроб живую и закопали на пятьдесят лет. К червям, к вечному холоду и ужасу. Вот тогда Сергий не выдержал испытания. За что наказали? За жалость? За сострадание?
Сергий проклял все на свете и ушел. И дорога его вела не куда-нибудь, а к врагу человеческому, чем именем ЭТИ ЛЮДИ пугали бессмертных.
Пасечник встретил его у своих стен, как когда-то – Настоятель. И… впустил. От него Сергий узнал правду и поверил ему, как себе. Он просто глаза ему открыл.
Не был Пасечник никаким бесом - такой же бессмертный, не пожелавший подчиняться злому закону. Звали его Петром. Вырос он, оторванный от родной матери, в чужой семье, в чужой стране, и ни один день его без слез не начинался. Злыми людьми были его приемные родители. Повзрослев, «почувствовал» свою девушку и полюбил.
- Бессмертные друг друга сразу угадывают, и эта связь может длиться веками, - говорил он.
Но их ребенка забрали так же, как и Сергий с Виринеей забирали детей у других родителей. Жена поплакала и смирилась, а Петр – нет. Родился еще один сын, и этого мать не вскормила своим молоком. Вот тогда в сердце Петра загорелась ненависть. Он ушел от покорной жены навсегда.
Виринея рассказывала, что Петр продал свою душу в обмен на силу и власть. Так это или нет, но предатель выкрал у ЭТИХ ЛЮДЕЙ своих сыновей, и поселился на пустынном берегу Невы, огородив свое новое жилище колдовской силой. Ни один из бессмертных не мог перейти волшебную черту.
При новом царе на этом месте начали возводить город, но дворцы и хижины по волшебству огибали проклятое место. Петербург рос, и вместе с ним росли чертоги предателя. Дворец возвышался над многими, но жители его не замечали – для глаз смертных он так и остался невидимым, зато округа славилась живоглотами и душегубами – ни одной ночи не проходило без убийств.
Темные силы дали Петру новую жену. Говорили, что красивей ее не было никого в Петербурге. Звезда маскарадов и балов, она долго блистала на светском небосклоне, сводя с ума мужчин. Из-за нее стрелялись и топились, грабили и убивали. Прекрасная княгиня только смеялась, блестя глазами, и скрывалась за воротами невидимого замка.
Петр называл свой дворец «Справедливым ульем», а себя нарек Пасечником. У Петра рождались дети, и все жили в родительском доме. Те, что много старше самого Сергия, никогда не старели. Армия Пасечника росла и крепла.
Но ведь правильно люди говорят: не садись с шулером за один стол. А Петр людей никогда не слушал. Гордыня в нем говорила. Но за все пришлось платить.
Первенцем Петра был Константин. И вырос он умным и сильным. Второго звали Алексеем. Синеглазый, озорной, в любви рос и отказу ни в чем не знал. А дальше пошли дети похуже. И с каждым разом новый ребенок был уродливее и кровожаднее своих старших братьев. Они никогда не умирали. Их нельзя было убить. А они убивали с удовольствием, но не старели при этом.
Вот тогда и понял Петр, что натворил. Но было поздно. Уроды ему не подчинялись, и многих пришлось запереть в клетки глубоко в подземелье. Алексей и Константин, любимые сыновья Петра, с каждым разом все больше и больше подвергались влиянию младших выродков. Выродки сожрали их сердца.
Выродки убивали, насиловали, плодились и размножались по всему миру. Но они, наделенные силой самого дьявола, не умирали после убийства, как другие бессмертные. И Петр однажды, опустошенный, просто сказал:
- Я хотел создать новый улей с добрыми пчелами, а породил гнездо шершней…
Княгиня злобно хохотала и рожала новых уродов.
Он стал смертным, после того, как решился убить ненавистную жену. Но ничего не получилось. Исчадье восстало и продолжило сеять зло. Пасечник заманил ее в подземелье и запер. Это все, что он мог сделать. Но та улестила пасынков сладкими обещаниями:
- Выпустите меня и получите власть над целым миром!
Петр понял, что натворил. Оставшиеся годы он посвятил науке: ведь можно как-то исправить чудовищную ошибку и закрыть ящик Пандоры. Тысячи исписанных страниц, сотни старинных фолиантов – и все впустую.
Он умирал на руках Сергея и плакал:
- Я постиг небывалые вершины, мною возглавлен научный институт, но ни одно открытие не послужило добру! И умирать тяжело, Сергий, ох, как тяжело. Я убежал от одного хозяина и попал в сети другого…
- Я давно уже не Сергий, Петр, - сказал тогда ему бывший разбойник.
- Я знаю. Я тебя загубил… Не оставляй моих сыновей. Может быть, тебе дано такое испытание? Будь при Лешке и Косте…Они… Они… от светлой бессмертной… От первой жены. Я украл их у ЭТИХ ЛЮДЕЙ. Их заразили выродки, они тоже убивают… Вместе…
Сергей тогда поклялся. А зачем? Наверное, от безысходности…
С тех пор в гнезде Шершней появился новый Пасечник. Он выпустил на свободу княгиню, и именно она теперь властвует над миром. А мир катится в тартары. Леха, дурак, ничего не понимает – играет в игрушки, думая, что имеет силу. А регентша при нем – крутит, вертит Лехой, как хочет.
И вот теперь Пасечнику понадобился Егор. Зачем? Выходки княгини? Вполне возможно. Что задумала эта старая тварь?
И что делают здесь эти выродки?
