(Дневник одного казаха)
В 1972 году мой отец был участковым в небольшом поселке.
Жили мы в служебной квартире, в трехкомнатном доме с печным отоплением. За водой ходили на колонку с флягой на тележке, зимой топили две печки дровами и углем. Осенью грузовик привез дрова, позже привез 4 тонны угля. Дрова были не обычные, а какой-то строительный мусор. Наверно разобрали дом, были доски, стропила, оконные рамы. После тщательной ревизии часть досок была отложена, из них мне предстояло сделать пистолет, автомат, клюшку, кораблики. Остальные дрова зимой будут трещать в печке.
Деревенская жизнь мне понравилась, ходил с пацанами на рыбалку. Сделал воздушного змея. Запустили его, и я стал главным конструктором воздушных змеев. В поселке началась эра воздухоплавания. Всякий уважающий себя деревенский пацан под моим чутким руководством сделал себе собственного воздушного змея. Они в благодарность научили меня ловить раков.
Отцу был положен служебный транспорт. Это был конь, красивый светло-пегий жеребец. Предыдущий участковый сам выбрал эту лошадь в колхозном стаде. Конь был загляденье, наверно лучший в поселке. Отец мой ездил на лошади с пяти лет, так что был лихой гусар в милицейской форме.
Летом конь жил у нас в сарае, отец привозил сено и зерно. Я чистил навоз, складывал его в кучу и сушил, смешав с сеном, зимой это было дополнительное топливо для печки. На зиму конь отправился в теплую кошару к брату мамы, зимовал вместе с коровами и баранами.
Я немного покатался на нем, пока не выпал из седла. Потом неделю хромал с вывихнутой ногой. Брать коня мне запретили, это было опасно, можно было серьезно покалечиться.
Имя коня было Казбек, отец звал его Росинантом. Наступила зима, снежная и морозная. У маминого брата были конные сани с деревянными салазками. Зимой я часто ездил с ним. В санях у него на сене лежали шкуры и можно было завернуться в большую тяжелую шкуру. В любой мороз под шкурой было тепло.
Я вспомнил Пушкина: "А знаешь, не велеть ли в санки кобылку бурую запрячь". Пушкин любил кататься зимой в санях, я его понимаю, есть в этом свой кайф. Только у него шкура была медвежья, точнее медвежья полость. Это две шкуры сшитые как мешок мехом внутрь. В этот мешок Александр Сергеевич забирался и ехал: "Мороз и солнце, день чудесный".
Я ехал в санях в тепле под шкурой и чувствовал себя Пушкиным.
