Топ-менеджер российской компании жалуется мне: перевёз за счет компании еще летом команду в другую страну, так что бы ты думал? Они недовольны:
«Что это за страна? Как тут можно жить?! Тут в кафе курят!!!».
Если вы думаете, что это про избалованность айтишников, типа знаменитого яндексовского «яблоки не так нарезаны», то вы правы. Но лишь отчасти.
Настоящая проблема тех, кто эвакуировался, эмигрировал или репатриировался лежит куда глубже, кажется.
Важное предупреждение: этот пост про эмигрантов и для эмигрантов. Если вас эта тема заставляет испытывать негатив, посмотрите что-то более вам подходящее, пожалуйста.
Нет достоверной статистики, сколько человек за этот год уехало из Украины, Беларуси и России, но это, без учета беженцев, сотни тысяч.
Эти люди — мы. Нам нужно как-то приспособиться к новому миру. Нам, у которых на родине, традиционно, хард скиллы ценятся многократно больше софт-скиллов и поэтому вторые развиваются «как повезёт».
Строго говоря, способность к адаптации это черта характера, а не навык, но это свойство можно прокачать.
При этом, у каждого из нас разный опыт адаптации. Муж и жена, прожившие вместе 20 лет под одной крышей, могут адаптироваться по разному и методы у каждого будут свои.
У кого-то есть хорошее знание языка, кто-то до этого работал в западных компаниях, кто-то прирожденный коммуникатор.
Краткий смысл того, что я хочу сказать, звучит так:
- если вы думаете, что адаптировались, то подумайте еще раз,
- у каждого свой путь адаптации и вы должны найти и пройти свой,
- фокус на адаптации должен быть такого уровня, как если бы вам пришлось адаптироваться в тюрьме, это поможет сделать процесс быстрее и эффективнее.
Если на улице в странах бывшего СССР остановить 1000 человек и спросить, кто выживает в ходе эволюции, то подавляющее большинство ответит «сильнейший». Хотя мы-то с вами знаем правильный ответ: выживает приспособленный.
И вот я себе задал вопрос в ноябре 2022 года: а я приспособился к новой ситуации, к резко изменившейся жизни?
Тут я должен подчеркнуть, что речь идет именно об адаптации тех, кто уехал из своей страны надолго. Мне, в отличие от украинцев, не пришлось испытать необходимость адаптации к тому, что над головой рвутся бомбы каждый день.
Поэтому вопрос мой про то, как приспособиться жить в новой стране.
И, знаете, если еще пару месяцев назад я бы сказал «да, у меня все ок, я устроился, у меня нет острых проблем как выжить, я вполне освоился на новом месте», то сегодня мой ответ:
«Нет, Саша. Ты за эти 9 месяцев не адаптировался. И — в лучшем случае — только лишь начал».
Чтобы не быть голословным. Эй, ребята, живущие в Израиле, на Кипре, в Сербии или Португалии. Поднимите руку, кого раздражает медлительность всего вокруг, от сервиса до чиновников?
Не опускайте руку, еще секунду. А теперь посмотрите на себя и окружение. Как каждый из нас на это реагирует? А как на это реагируют местные?
Если я не готов принимать установки общества вокруг себя, то надо быть готовым к тому, что общество меня тоже не примет.
Поэтому, вопрос. Мирюсь ли я с этой медлительностью или принимаю её как новую норму? Готов ли я сам меняться в эту сторону?
Если это не ваше общество и вы тут временно, вопросов нет. Точнее есть, но они про другое: сколько лет вы выдержите в режиме терпения и ощущения, что у вас нет дома?
Так вот, что я хочу сказать. «Способность к адаптации» — это умение найти значимые отличия, к которым надо адаптироваться и научиться адекватно реагировать на них.
Найти значимые отличия. Вот три важных слова. Это контринтуитивно: мозг пытается найти знакомое, увидеть понятную картину мира.
Ты акцентируешь внимание на том, что знаешь. И мозг услужливо тебе помогает увидеть все, что ему кажется схожим с предыдущим опытом и проигнорировать то, что ему непонятно.
Если меня раздражает медлительность это значит, что я НЕ адаптировался. Если я научился работать с местными банками, платить за коммуналку и знаю, где купить вкусный кофе, а где дешёвые помидоры — это НЕ значит, что я адаптировался.
Ты думаешь, что ты молодец: быстро разбираешься, как устроена финансовая система или прокат самокатов. Ты, конечно, молодец, Саша, что быстро разбираешься, но…
У этих сервисов есть все необходимое, чтобы адаптировать новых клиентов. И смышлёных и тупых. Есть люди, которые в этих сервисах думают, как тебе помочь. Там есть протоколы онбординга. Гласные, как у корпораций или понятийные, как у лавочника, но они существуют.
Поэтому, если я нашел все нужные магазины я НЕ большой молодец в смысле приспособления.
В компаниях, куда мы приходим работать, тоже есть служба онбординга новых сотрудников. Но, к сожалению, не для большинства из нас.
Когда компания берет человека на начальную позицию, не важно — вчерашнего студента или эмигранта, то она готова тратить существенное время на его адаптацию.
От людей на более высоких позициях, в компании ожидают, что они будут адаптироваться сами. Поскольку большинство уехавших явно не на уровень junior претендуют, это открытка для нас всех.
Если бизнес умеет нас адаптировать, компании делают это иногда, то в человеческих отношениях таких систем вообще нет, тобой никто не будет заниматься. Это, простите, японский туалет, где куча кнопок на непонятном языке и дверь не откроешь, пока не разберешься
С сотовым оператором невозможно поссориться. А с обществом я могу поругаться по незнанию. Потому что у меня тут слепое пятно. Я коммуницирую с миром уже столько десятилетий, что думаю, что все понимаю.
Все знают кейсы, как дети ставят в неловкое положение родителей своими громкими заявлениями в публичных местах, но никто не проецирует это на себя в момент эмиграции. Малыши не знают, что нарушают.
И я не знаю, что нарушаю, хотя думаю, что знаю, мне уже много лет, я же уже ого-го какой опытный.
И поэтому я сказал себе «Саша, признай себе, что ты по-настоящему ничего не понимаешь в происходящем. Во многих вопросах ты — несмышленый ребенок».
Думаю, адаптация начинается с того, что ты признаешь себе, что ничего не понимаешь. Не с того, что тебе нравится или не нравится. Не с того, что ты радуешься, что нашел знакомое из прошлой жизни. Динозаврам точно не нравился метеорит и им хотелось как раньше.
Я не понимаю в неважном.
В сентябре, на Рош-Ашану в Jewish Point’e, внезапно пришлось осознать, что вообще не представляю как евреи празднуют Новый год. Я вырос в нерелигиозной семье, я не знал элементарного — что будет на столе, какой типовой сценарий действа. То, что знает любой дошкольник.
Я не понимаю в важном.
Я не знаю, как зовут политиков, которые влияют на мою повседневную жизнь. Не, дюжину имён местных небожителей я знаю, но не понимаю, кто, например, больше на меня влияет — чиновник из мэрии или парламентарий.
Я не уверен, что знаю повестку жизни людей вокруг меня. Что всерьез волнует моих соседей? А может это меня тоже волновать должно?
Я не знаю, что я могу выторговать в коммуникациях, а что нет. Например, о чем допустимо попросить чиновника или клерка, а что табу по закону или по понятиям.
Я не понимаю, что мне делать, если я думаю, что мои права нарушены. Куда идти — в полицию? К адвокату? А почему к ним? А когда к ним, а когда не к ним?
Я ничего не знаю, я несмышлёный ребенок с очень плоским восприятием мира, без привычной мне глубины.
Это с одной стороны.
А с другой стороны, кажется, я должен быть более взрослым, чем окружающие меня местные. Поясню.
— Папа! Ты — петух!
Друг рассказывает, как пришел забирать дочку из детского сада, а с порога от нее получает эту фразу. Да еще и в присутствии других взрослых.
Другу за 40 лет. В его голове первое значение слова «петух» — из тюремного жаргона. И это не то, что легко услышать в свой адрес от любого человека, даже если она твоя малышка.
— Да, папа, все так, смотри: мама — курочка, я — цыпленок, а ты — петух.
И ты подавляешь первую эмоцию, вторую тоже и — из роли взрослого — без гнева и тумаков врубаешься в правила игры и начинаешь свою реакцию только после этого.
Я понял, что произошло, я понял правила, теперь я могу отреагировать адекватно.
Когда я начал прорабатывать тему адаптации, то поговорил со многими людьми, кто давно живет в Израиле, кто адаптировался, кто понимает ментальность и культуру и израильтян и недавно приехавших.
И вот я часто слышу, что при всей развитой эмоциональности местных, у них слабо выражена готовность представить себя на месте другого человека.
Ну то есть приходит к местному такой вот молодой специалист, недавно приехавший из России. По идее, при эмоциональном интеллекте достаточно развитом надо бы себе сказать: “вот крутой разработчик недавно приехал в новую страну. Я ему дам шансов чуть больше, чем я дал точно такому же другому израильтянину просто в силу того, что я понимаю, что передо мной потенциально сидит не совсем адаптированный человек, но крутой профессионал”.
Но этого не происходит. Местный начинает думать, что перед ним сидит проблема, не знающая язык, без общего культурного бэкграунда, вообще не понятно, как он с командой поладит.
Местный житель — ребенок, который играет и, возможно, случайно тебя обижает. Он ведет себя не так, как ты ожидаешь, местами это выглядит странно, а иногда и оскорбительно. Но… твои ожидания, это твои проблемы. То как ты реагируешь — тоже твои проблемы.
Тебе, именно тебе надо их понять, они тебя понимать не будут.
Увидеть значимые отличия. Признать, что ты ничего не понимаешь.
Твоя задача быть взрослым. Если тебя назвали петухом, то ты сначала должен понять, что на самом деле произошло, а потом сказать им: «ребята, объясните мне правила игры». Пойми правила, а потом реагируй.
Я попытался просуммировать заметные различия на примере Израиля, не претендуя на истинность или полноту. Это то, что я собрал за этот год наблюдений и разговоров.
У нас, выходцев из Украины-России-Беларуси какая-то внутренняя необходимость быть правым. Ну то есть ты на собеседовании решаешь кейс и в какой-то момент тебе начинает казаться, что ты придумал правильное решение поставленной бизнес-задачи.
И тут в груди начинает расти упертость в желании доказать, что это единственное самое правильное и крутое решение.
Мне необходимо доказать свою правоту, потому что нельзя допустить чтобы они подумали, что я ошибаюсь. Или что я некомпетентный.
Ну реально, задача кейса выявить, как человек думает, это возможность себя правильно продать, а вместо этого ты устраиваешь «Сталинград», бьешься за то, чтобы доказать свою правоту, потому что «в чем сила, брат?»
А стоит задать себе вопрос: верна ли моя установка, что «быть правым важнее, чем построить или сохранить отношения с человеком»?
——
Я плохо принимаю критику в свою сторону. Это сразу превращается в пассивную агрессию. «Вас не интересует мое мнение и не надо». «Ты не справился — ну в следующий раз не буду брать такие задачи».
Я плохо умею показывать, что мне что-то не нравится, боюсь сказать в лицо, если что-то не устраивает.
То есть мне страшно дать понять, что я думаю или чувствую на самом деле.
Иногда это выглядит так, что человек сначала долго молчит, потом срывается и начинает орать. А иногда ты соглашаешься с озвученными на собеседовании условиями, даже если они не очень подходят.
——
В Израиле все коммерческие отношения построены на том, что стороны договариваются о цене. Когда я в первый раз увидел еще лет 10 назад, как торгуются в салоне связи, я многое понял. Это то, чего в Украине или России невозможно себе даже представить.
Соответственно, любой оффер заточен на то, что будут вестись переговоры, и есть определенные точки отступления. Мы не торгуемся вообще. Получили предложение и считаем его «отлитым в граните».
Потому что, во-первых, я не знаю, по каким параметрам можно торговаться, это же не только деньги, там и опционы, и социальные плюшки — часто это достаточно большой пакет, в котором надо разобраться.
Помните, да? Признаться, что я ничего не понимаю?
Но даже по параметрам, которые понимаешь, ты не торгуешься. Максимум, если у человека есть параллельный оффер на большие деньги, он тогда скажет “Ну, чуваки, спасибо, но вот у меня есть лучший вариант, я пошел”.
И это не сформулировано в переговорном ключе, это констатация факта и намерения проведения переговоров нет вообще. И это шокирует. Израильтян это просто шокирует.
——
Неумение торговаться имеет и обратную сторону — неумение продавать себя. Ни в момент собеседования, ни потом, на работе. На интервью это выглядит так: ты не пытаешься установить контакт. Вся моя жизнь, о которой мы говорим на собеседовании, ограничена только резюме. Это вообще совсем не то, что ожидает собеседник-израильтянин.
В результате я выгляжу человеком может быть и профессиональным, но, вообще не понятным и не прозрачным. Нельзя предугадать, как я впишусь в команду и это уменьшает мои шансы на оффер.
Помните, да? С оператором связи поссориться нельзя, а с обществом — можно?
Неумение продавать себя продолжает мне мешать, даже если я вышел на работу. Нам очень сложно правильно репортить, подсвечивать свои результаты.
Не в смысле «пустить пыль в глаза», не превознести себя до небес, но чтобы люди в компании понимали, чем занимаешься лично ты, твой отдел, что вы делали этот квартал, каких вы достигли результатов.
А у нас, как сказал Воланд «сами все предложат, сами все дадут». Ну то есть внутренняя установка человека звучит так: «моя работа говорит сама за себя».
Здесь это не работает, поэтому, пока я не научусь себя правильно продавать, я буду чувствовать, что меня не продвигают, не замечают, не хвалят.
——
У нас, обычно, нет равномерного вовлечения. Пока мы с вами не близки или я не понял задачу, я буду достаточно отстранен.
У израильтян более-менее одинаковая вовлеченность, поэтому они не понимают, почему на интервью человек не вовлечен.
А я на самом деле боюсь выглядеть дураком, поэтому не вступаю в диалог с целью понять задачу.
Точно так же они не понимают мое возмущение, когда я понял задачу и загорелся, начал вкалывать как лошадь, до глубокой ночи, а остальных в 6 часов вечера уже нет в офисе.
——
Это же касается общей эмоциональности. Мне непривычно, что меня обнимают незнакомые люди. Мне непривычно, что меня хлопают по плечам. Слава богу, что не ниже. Шокирует, когда я вижу, как в эмоциональном порыве кого-то треплют за щеку. Это при том, что я не интроверт, в общем-то.
Помните, да? «Папа, ты петух». — Сначала разобраться, потом отреагировать.
Они не хотят обидеть. У них своя — «что наша жизнь» — игра. Они вообще просто напросто в нее играют.Ты можешь не играть, если она не нравится, но сначала узнай правила.
——
В России, если ты посылаешь коллеге по компании какой-то запрос, то тебе чаще всего отвечают достаточно быстро. В Израиле это совсем не обязательно быстро реагировать друг на друга. И для обоих здесь это нормально, потому что это некий такой культурный код.
Поэтому окей, не ответил сейчас, значит был занят, значит сейчас не до меня, значит ответит позже.
Нас, которые хотят встречи завтра, хотят фидбек по встрече сразу после встречи, хотят какие-то шаги через два дня и так далее — это раздражает и нервирует.
Но — опять же — я не знаю, в каких случаях правильно и уместно пушить, а в каких — нельзя, потому что это может все испортить.
——
Все очень здесь расхлябанно одеваются, большинство людей. Банковские служащие, чёрти-в-чем сидящие на своем рабочем месте. Посетитель бизнес-форума в растянутой майке.
Чиновник в засаленной рубашке.И вот представьте себе, приходит человек, хорошо одетый, к очень средне — я дипломатично выражаюсь — одетому израильтянину.
Это выглядит дико для обоих и задает формат диалога, в которых обе стороны изначально думают друг про друга не самое лучшее.
А еще хуже, когда ты начинаешь вслух обсуждать, кто в чем одет. Как будто это моё дело.
——
Наверное, у каждого из нас, эмигранта-репатрианта таких примеров будет не меньше, а больше. Наверное, их даже можно собрать в кодекс культурных отличий и выучить его наизусть.
Но, конечно, это не поможет.
Как я уже сказал, адаптация начинается с того, что ты признаешься себе, что ничего не понимаешь.
Второй шаг — научиться замечать значимые отличия и реагировать на них из позиции рассудительного взрослого, а не обиженного ребенка.
Напоследок, все же, рискну дать некоторое количество инструментов, которые помогают мне и, надеюсь, будут помогать вам.
Адаптироваться — это проект. К нему надо подойти как к проекту. Понять сроки, риски, ресурсы. Начните выписывать на бумагу, все, что вы прямо сейчас можете инвестировать в свою адаптацию и что ещё можно достаточно быстро получить бесплатно или задёшево.
Есть очевидные ресурсы — мои друзья и знакомые из прошлой жизни. Менее очевидно — завести знакомство с местными, например, чтобы на них наблюдать отличия. Или просто хотя бы иметь темы для смолл толков
Совсем не очевидный ресурс: навык замечать, что тебя раздражает. Мое раздражение — это точка адаптации. Я замечаю, что меня раздражает. После чего, либо принимаю, что источник раздражения существует и я с этим ничего не могу поделать, либо нахожу свои установки, с которыми конфликтует то, что меня раздражает и пересматриваю их. В обоих случаях я адаптируюсь и избавляюсь от раздражения.
Еще неочевидный ресурс — пауза для осмысления. Простое действие — затаиться. Взять паузу и критически осознать, что со мной происходит.
Изучить — а то, что со мной происходит это так и должно быть или это не правильно. Летом жарко? Так и должно быть. Мне долго не отвечают? Так и должно быть. Банк заблокировал мой счет — что-то пошло не так.
Очевидный ресурс — попросить на работе buddy. Человека, к которому вас прикрепят, чтобы вы могли ему задавать свои миллион вопросов.
Неочевидный ресурс — ваша жизненная установка. Осознайте, что вы приехали сюда жить. Ж-и-т-ь. И вы хотите жить полноценной местной жизнью.
Если нет детального плана уехать в ближайший год, то вы здесь живете. Полноценно. Не урезанной жизнью, а полноценной.
Еще один не очевидный ресурс — публичное искреннее признание, что вы не понимаете происходящего. Практикуйте «явку с повинной». Я сразу говорю: «ребята, я ничего тут не понимаю, но очень хочу понять. Я не понимаю многих шуток и цитат, я вырос на других сказках, не горел с вами в одном танке. Поэтому, моя реакция не всегда будет для вас понятной и ожидаемой. Но, пожалуйста, дайте мне немного времени освоиться и поправляйте меня, если видите, что я не догоняю. Я стараюсь, но буду много ошибаться». Мало кто скажет «нет» на такую просьбу.
Ну и последнее. Мы с вами существуем только потому, что последний миллиард лет, с момента появления жизни на Земле, конкретно наши предки были более адаптированы, чем те, кто не выжил. Хочу пожелать, чтобы наши потомки сказали про нас то же самое.
