Советский дирижер Николай Голованов любил красивую жизнь. Его квартира в Брюсовом переулке обставлена с большим размахом.
Текст: Анастасия Ромашкевич. Фотографии: Натали Герц
Николай Семенович Голованов обосновался в доме артистов Большого театра в 1935 году, как только он был построен. Здание с монументальным фасадом возникло здесь не без участия самого дирижера — дом был кооперативным, и Николай Семенович этот кооператив возглавлял, а после новоселья стал председателем домового комитета. Для Голованова Брюсов переулок был местом хорошо знакомым, если не сказать родным: рукой подать и до Синодального училища церковного пения, где началась его музыкальная карьера, и до Консерватории, где он учился по классу композиции. К тому же в те годы это место было средоточием артистической жизни Москвы: в 1928 году на четной стороне Брюсова переулка появился “Кооперативный дом артистов” архитектора Рерберга, среди жильцов которого был Всеволод Мейерхольд, а на нечетной вырос дом артистов МХАТ по проекту Щусева.
Щусев считается и автором дома для артистов Большого театра, хотя поначалу строить его поручили Павлу Толстых — архитектору, который спроектировал храм Воскресения Христова в Сокольниках (редкий пример стиля модерн в православной архитектуре) и занимался в Большом реконструкцией сцены. Почему случилась замена, в точности неизвестно, но, как говорят историки, изначальная задумка Толстых все равно читается в облике фасада.
Артисты Большого театра считались новой советской элитой и жили по меркам того времени с размахом. Квартиры были оформлены в духе сталинского классицизма — с богатой лепниной, которой украшали даже ванные, паркетом и филенчатыми дверями. Свои двери Николай Семенович дополнил еще и бронзовыми накладками в египетском духе, созданными по эскизам Жолтовского. В распоряжении режиссера было пять комнат, которые он делил с незамужней сестрой Ольгой и матерью, Елизаветой Тимофеевной. Женщины занимали спальни в разных концах квартиры, а комната самого режиссера была смежной с кабинетом, который по всем признакам выглядит как главное помещение квартиры — с большим роялем и масштабной работой Константина Юона. В нарядном книжном шкафу — собрание партитур, на письменном столе — фанерный профиль, в котором дирижер носил эта партитуры на работу.
Когда в 1947 году Елизавета Тимофеевна умерла, Голованов переехал в ее комнату, а на прежнем месте устроил небольшую гостиную. Сейчас бывшая спальня дирижера отведена под выставочное пространство, а от оригинальной обстановки там ничего не осталось. Однако при его жизни стены этой комнаты были сплошь увешаны иконами — и не только потому, что Николай Семенович был страстным коллекционером. Он до конца жизни оставался верующим человеком, что при новых советских порядках могло в любой момент поставить его под удар. Тем более что были и другие поводы: в 1925-м его на время уволили из Большого из-за “головановщины” — нежелания ставить новые советские оперы.
Есть предположение, что из-за страха репрессий жена Николая Семеновича, великая оперная певица Антонина Васильевна Нежданова, жила отдельно от него, в квартире этажом ниже. У супругов была основательная разница в возрасте — он был моложе ее на восемнадцать лет, — и свой союз они официально не регистрировали, хотя были вместе с 1915 года и, скорее всего, в какой-то момент обвенчались. Но для советской власти они все равно оставались чужими людьми, так что после смерти Неждановой Голованову так и не удалось вступить в права наследства — квартира досталась домработнице и впоследствии была поделена на две части.
Квартире самого Голованова повезло больше: поскольку наследников у режиссера не было, в 1961 году она отошла государству, получив мемориальный статус. Нельзя сказать, что все здесь в точности так, как при жизни хозяина, но близко к исторической правде.
Николай Семенович хоть и был из простой семьи (его родители перебрались в Москву из деревни, отец был мастеровым, мать подрабатывала стиркой), однако имел большой вкус к красивой жизни. Судя по старым фотографиям, его квартира представляла собой типичное жилище коллекционера, в котором предметы искусства занимают каждый сантиметр пространства, а картины стоят даже на полу. Всего в собрании Голованова было около пятисот предметов искусства, и значительная часть этих работ переехала в другие музеи — квартиру привели в более “причесанный” вид, чтобы можно было водить по ней экскурсии и устраивать здесь концерты.
Основу коллекции составляли работы русских художников конца XIX — начала ХХ века: Айвазовского, Врубеля (столовую украшают три его работы из керамики), Бенуа, Поленова и других. Есть несколько картин, изображающих Италию и, в частности, любимую Головановым Венецию.
Выбор мебели тоже интересный. В 1920–1930-е годы мебельная промышленность Страны Советов переживала не лучшие времена, и единственным способом достойно обставить квартиру была покупка антиквариата. Впрочем, в случае Голованова это не вынужденная мера, а еще одно проявление страсти к коллекционированию. Он выбирал для себя интересные, заметные вещи. Особенно нарядной получилась столовая со стенами цвета биллиардного сукна. Здесь, в частности, стоит комплект мебели 1850 года с бронзовыми деталями — Голованов считал этот металл главным украшением интерьера.
Говорят, что Николай Семенович был человеком, тонко чувствующим цвет. Любил писать зелеными чернилами и правил партитуры малиновым карандашом. Он довольно активно редактировал исполняемые произведения, чтобы сделать их звучание более красочным. Есть ощущение, что таким он стремился сделать и свой дом — нарядным, красочным, полным жизни. Это квартира талантливого человека из дореволюционного времени, сумевшего вписаться в новую эпоху, но сохранившего привычки и вкусы ушедшей.
