В русском изобразительном искусстве XVIII—XIX веков натюрморту отводилось место среди «малых» родов живописи. Подобное положение подразумевало прежде всего специфику работы художников, основной задачей которых являлось «копирование» натуры. Однако со временем эпитет «малый» приобрел характер уничижительного, а период XVIII и XIX веков рассматривается лишь как предыстория блестящего расцвета натюрморта в начале XX столетия.
Первая половина XVIII столетия – время популярности «ученых» натюрмортов. Их преобладание во многом определила просветительская деятельность императора Петра I, его пристрастие к научным занятиям и коллекционированию раритетов, в том числе экзотических и курьезных. На аукционе в Амстердаме Пётр I познакомился с швейцарцем Георгом Гзелем и пригласил его заниматься коллекцией картин в Петергофе. В 1717 году Гзель с женой приехали в Россию, и основная их деятельность оказалась связана с Кунсткамерой. С этой парой в определённой степени связано развитие «кунсткамерного» типа натюрморта, когда на картинах, представляющих содержимое шкафов и полок, изображались различные диковинные вещицы: экзотические раковины и чучела животных, произведения живописи, приборы и инструменты. По сути, такие работы являлись первыми в своём роде иллюстрированными музейными каталогами [1].
Ведущее место в тематической структуре русского натюрморта на протяжении двух столетий занимала живопись «цветов и плодов». Цветочные и фруктовые композиции являлись непременным украшением дворцовых и частных интерьеров XVIII века. В Академии художеств существовала особая статья расходов для покупки плодов, выступавших в роли «натурщиков» [2].
Традиционные для европейского искусства аллегорические натюрморты «vanitas vanitatum» («суета сует») почти не получили распространения в отечественной среде. Редкие живописные образцы этой разновидности жанра, весьма наивные по манере исполнения, находятся в собрании Исторического музея [1]. Однако гораздо более популярная цветочная тема зачастую отзывалась теме изменчивости и бренности бытия: расцветающие и увязающие растения, насекомые на различных стадиях развития воспринимались как атрибуты vanitas [2].
А вот натюрморты с приметами повседневной жизни были гораздо привлекательнее для русских любителей искусства.
Гораздо реже, чем «цветы и плоды», в русском искусстве XVIII—XIX веков встречаются так называемые «кухни», «закуски» и бытовые постановки. Несмотря на то, что подобные композиции ведут свое происхождение от голландских и фламандских прототипов, они почти утратили аллегорический подтекст, присущий европейским образцам. Скорее это живописный рассказ о жизни самих предметов и их незримых хозяев [1].
Во второй половине XIX столетия, когда в искусстве главенствовали острые общественные вопросы, натюрморт мало привлекал отечественных художников. Предметы зачастую превращались лишь в объясняющие ситуацию аксессуары и сами по себе мало трогали зрителя. Тем не менее натюрморт как универсальный изобразительный мотив становился всё более значимым в системе обучения [2]. Очередная метаморфоза жанра произошла на рубеже XIX–XX веков.
Окончание следует
[1] С. Усачева. Вещи века. // Третьяковская галерея, № 3, 2012 (36)
[2] С. Усачёва. Метаморфозы русского натюрморта //Натюрморт. Метаморфозы. Диалог классики и современности. М., 2012
До 18 августа в МЦ "Палаты" будет работать выставка "Это всё натюрморт..."
