…И всё-таки сердцу не прикажешь, и выбирает оно порой так внезапно, что страдать приходится очень показательно и малорезультативно.
Разумеется, это я сейчас о несчастной любви ВениаминКарлыча и Страшилке. Да-да! При наличии под боком великолепной Серафимы Вениамин отдал сердце и еду скромной серой кошке с именем, которое, конечно, характеризует нас с маман не с самой лучшей стороны. Но уж что есть, то есть.
Правда, эта любовь стала поводом для периодических несогласий между моими родителями. Отец считает, что Веник жаждет плотских утех несмотря на некоторую мужскую… э-э-э-э… несостоятельность. А Серафима, зараза, на Веника смотрит не как на мужчину и даже не как на спутника жизни, а как на пустое место в лучшем случае или даже как на, простите, какашку – в худшем. А мужское сердце (пусть и не подкреплённое стальными… этими самыми) не может долго выносить такого убийственного равнодушия. Как результат – пошёл на сторону. Точнее – в подъезд.
Маман же категорически не согласна. Она говорит, что это любовь. Потому что:
- Какие плотские утехи, ты что? С ума сошёл? Он же кастрированный!
- А гормоны остались, - стоит на своём отец.
- А гормоны у них вместе с яйцами отрезают! – непреклонна маман.
Поэтому, конечно, это только любовь. Потому что чувства – они ветеринарными ножницами не вырезаются, это вам не аппендицит! А уж отдать чужой кошке остатки паштета – это маман ничем, кроме любви, объяснить не может.
Однако я цинична и склонна предполагать, что Венюшок попросту обожрался. Но я тоже за любовь, если честно. Я ж какая-никакая, а женщина.
Впрочем, нужно учесть и тот факт, что Веник действительно рвётся за дверь всей душой – и не только свобода манит его своими ароматами свежеописанного подъезда. Я лично убедилась в этом.
Когда мы были у родителей, Веня, как обычно, изображал своё полное отсутствие, маскировался под тюль либо прожигал меня сверкающим глазом из-за кресла, делая вид, что это не он. Правда, стоило встретиться с ним взглядом, как глаз панически исчезал, а вместо него появлялась толстая пушистая попа. Веник спрятался.
Мы пили чай, стараясь не делать резких движений, которые могли спровоцировать Веника на более плотное упихивание за кресло. Так как при этом Веник непременно опрокидывает торшер. А торшеру 25 лет, и он уже не готов. Просто не готов. На предложение переставить торшер подальше от места дислокации Вениамина маман говорит категоричное нет, ибо это меняет симметрию интерьера, и вообще выглядит неэстетично. Нехотя только соглашается переставить на время нашего присутствия, но мы, разумеется, забываем переставить.
Поэтому пьём чай медленно и аккуратно, контролируя одним глазом светящийся из-за кресла глаз Веника, а другим – торшер. Обычно всё проходит без эксцессов. Но тут…
За входной дверью вдруг раздался глухой стук, будто снаружи бросили набитый чем-то мягким тяжёлый мешок. Звук был тихий, кроме меня его никто не услышал (мне, к сожалению, природа компенсировала плохое зрение так усердно, что я слышу примерно как пустынная лисичка фенечек, и это ни фига не прикольно).
- Что это?! – я чуть не пролила чай.
- Где?! – сразу же на всякий случай испугалась маман и тревожно заоглядывалась.
Я ткнула пальцем в прихожую и требовательно взглянула на мужа.
- Я ничего не слышал, - тут же сориентировался муж. – Тебе показалось.
Тут стук раздался снова, и одновременно с этим из-за кресло показался Веник ЦЕЛИКОМ!
Мало того, что показался – он сам (!) по стеночке торопливой трусцой ринулся в сторону двери. Серафима презрительно проследила за ним и, фыркнув, уставилась в окно.
- А! – поняла маман, - так это ж кошка пришла!
- В смысле?
- Ну, она нашарилась по улице, видимо, кто-то впустил в подъезд. Вот, жрать требует.
Ага. Требует, значит... Ну, собственно, чего и следовало ожидать. Если ещё недавно Страшилка робко прокрадывалась и молча сигнализировала о том, что голодна, то теперь приходит в подъезд как к себе домой и еду уже требует! Маман неплохо поддаётся дрессировке…
- А Веник-то чего ринулся?!
- Ну как же! Любовь у него! Щас будет орать, чтобы выпустила в подъезд. Да сиди уже! Попёрся куда-то на ночь глядя! – это уже ВениаминКарлычу.
Веник с искренним возмущением посмотрел на хозяйку и молча кинулся грудью на дверь. Раздался такой же звук, какой я слышала несколько минут назад. Ясно-понятно… Коты изобрели морзянку.
Пока маман насыпала в плошку корм, Веник со Страшилкой перестукнулись ещё пару раз. Видимо, Венюшок жаловался на одиночество и страдания от жестокой хозяйки, а Страшилка его понимала, сочувствовала и велела держаться и не раскисать.
- Надо же, - говорю, - даже меня не боится! Ишь, храбрец какой!
- Да ещё как боится! – сообщила маман. – Видишь, молча ломится. А когда вас нет, он так орёт, будто ему на хвост наступили и стоят!
- А эта? – заинтересовалась я. – Тоже орёт?
- Нет. Эта молча бьётся, стабильно два раза в день – утром и вечером.
- Ты смотри, кака лубофф! – ухмыльнулась я.
- Ага. По расписанию! Веник, дурак, думает, это она к нему приходит. Голосит с утра уже. Да отойди ты! – это снова Венику, отодвигая его ногой, чтобы открыть дверь.
Получив миску с кормом, кошка тут же прекратила демонстрацию любовного томления и приступила к трапезе. Веник же кидался на дверь ещё минут десять, не в силах принять очевидного факта, что его жертвы напрасны. И лишь наши собирания домой заставили его подобрать пышный филей и убраться в привычное убежище. Но было понятно, что стоит нам оказаться за дверью, как Веник продолжит показательно умирать от чувств.
- Как он меня задолбал! – в сердцах заявила маман.
И погладила торчащую из-а кресла задницу.
Между тем кошка славно поужинала и устроилась в своей коробке на ночлег. А так как свет на лестничной клетке загорается от датчика движения, то наши движения ей сильно не понравились:
- Все приличные люди в это время уже сидят дома и не мешают приличным кошкам спать! – явно говорил её взгляд.
На прощанье в дверях мелькнул свирепый Вениковый взор. В воздухе явно пахнУло весной.
