Найти в Дзене
Гильбо ФК

БУДУЩЕЕ КАК ПОВОД ДЛЯ ОПТИМИЗМА 2: Повлечёт ли крах капитализма деградацию мировой экономики?

Итак, даю обещанный мной ранее разбор прогноза М.Л.Хазина о возможном откате мировой экономики в связи с распадом глобального экономического пространства на валютные зоны.

Концепция кризиса капитализма М.Л.Хазина основана на классическом положении экономической науки о связи масштаба рынка с уровнем разделения труда. Чем рынок шире, тем глубже может быть специализации, а значит – тем выше производительность труда (в рамках индустриальной экономической модели). Например, если вы сравните рынки Москвы и Санкт-Петербурга, различающиеся в 3 раза по объёму, то обнаружите, что номенклатура предлагаемых товаров и услуг в Москве вдесятеро больше. На рынках городов типа Нижнего Новгорода или Екатеринбурга, где рынок втрое меньше питерского – номенклатура ещё в 10 раз меньше. Детализация рынка в среднем областном центре, который ещё втрое меньше Екатеринбурга, уступает московскому уже в 1000 раз. Что касается городов поменьше, то за чем-то, что выходит за номенклатуру сельпо, приходится ехать в крупные центры.

Аналогичная ситуация на оптовых рынках (в рамках уже целых стран или экономических объединений). Например, для существования собственного автомобилестроения необходимо иметь рынок размером не менее 50 млн. платежеспособных покупателей, для авиапромышленности – не менее 200 млн., а производство комплектующих для сложной техники требует выхода на рынки, где есть до миллиарда платежеспособных покупателей.

М.Л.Хазин убедительно показал, что начиная с XX века развитие шло только за счёт расширения рынков, причём за счёт последовательного уничтожения конкурирующих промышленных систем. В результате к концу XX века осталась одна глобальная индустриальная экономика, дальнейший рост которой оказался невозможен в связи с конечностью размеров Земли. В этой ситуации капитализм подошёл к неизбежному кризису, потеряв всякую возможность развития. Точнее сказать, даже не капитализм, а вся индустриальная формация в целом (СССР рухнул ещё ранее).

Такая постановка вопроса неизбежно влечёт следующий вопрос – есть ли жизнь после смерти, или что нас ждёт после неизбежного конца индустриальной фазы экономической формации, то бишь после краха капитализма? Для ответа на этот вопрос М.Л.Хазин привлекает данные о состоянии глобальной финансовой системы – основного регулятора индустриальной фазы экономической формации. Он справедливо констатирует, что система сия находится в глубочайшем кризисе, а точнее -  в предсмертном состоянии. При этом причиной предсмертного состояния он считает нещадную эксплуатацию финансовой системы для стимулирования спроса популистскими политиками в последние 35 лет. Поскольку ресурс такой стимуляции исчерпан, то невозможно даже удержание на нынешнем уровне спроса оказывается невозможным, так как потребление домохозяйств в западных экономиках превышает их доходы сегодня в среднем на 20-25%.

Сокращение спроса на 20-25% в результате невозможности дальнейшего наращивания кредитования домохозяйств запустит переходный процесс, в рамках которого производство сократится на такую же величину, с соответствующим снижением уровня дифференциации, что повлечёт дальнейшее падение доходов населения и снижение спроса. Это процесс будет продолжаться, пока уровень жизни и разделения труда не откатится примерно к уровню 30-х годов прошлого века. Правда, если сто лет назад за этим уровнем стоял потенциал модернизационных устремлений, то сейчас – фрустрация от осознания произошедшего краха, наподобие фрустрации советских людей в 90-е годы. Результатом такого обвала М.Л.Хазин и предрекает срыв постиндустриального перехода и откат человечества в «тёмные века», пока не накопится новый потенциал роста.

Эта концепция вполне логически непротиворечива и соответствует основам наших представлений об экономике. Спорить с ней возможно по двум пунктам. Рассмотрим их.

Первый пункт. Закон зависимости разделения труда от масштаба рынка хотя и является общим для всей экономической общественной формации, но несколько по-разному проявляется на разных её фазах. Например, в индустриальной фазе основой издержек производства являются затраты на тиражирование образца, в связи с чем Маркс, например, в своей теории только процесс тиражирования и описывает, пренебрегая стоимостью самого образца. Однако, тот же Маркс предсказывает, что в перспективе тиражирование удешевится, и его теория устареет. Именно этот процесс мы видим в последние десятилетия, когда автоматизации всё в большей степени исключает живой труд из процесса тиражирования, сводя его в пределе к нулю (и мы к этому пределу подошли довольно близко).  Поскольку живой труд остаётся лишь в сфере производства образцов, то и действие указанного закона постепенно переходит из сферы тиражирования образцов в сферу их производства.

Это влечёт некоторые следствия. На уровне тех рынков, которые характерны для индустриального уклада (оптовые и розничные товарные рынки) этот закон смягчается, вплоть до фактического снятия в пределе (когда живой труд окончательно окажется исключён из процесса тиражирования). По сути, постиндустриальный уклад даёт нам совершенно новый формат процессов производства и сбыта, в рамках которого системы тиражирования (ГПС и прочие репликаторы) приближаются к потребителю, а материализация идей становится частью дистрибьюции, но не производства товаров. Живой труд остаётся в сфере производства проектов товаров, их идей, то есть в сфере идеального. Как и предрекал Маркс, труд приобретает характер всеобщего.

Если для оптового товарооборота рынок существовал в границах государства или надгосударсвтенных объединений, типа ЕС, СЭВ, ВТО, а для розничного товарооборота единицей рынка является по сути город (населённый пункт), то для всеобщего товара объём рынка определяется границами культурного круга, для которого он производится (хотя есть товары, совершенно глобальные и универсальные, но они как раз будут малоценными и занимать небольшое место в бюджете потребителя). Поэтому действие закона переносится в совершенно новую сферу, и даже распад глобального финансового миропорядка на валютные зоны мало окажет влияние на ту экономику, которая формируется сейчас в процессе постиндустриальной реиндустриализации.

Второй пункт. Нетократическая экономическая теория существенно расходится с классической (а значит – и с М.Л.Хазиным) в оценке причин нарастающего кризиса финансовой системы.  Причина кризиса вовсе не в стимулировании за счёт её ресурсов спроса – собственно, а на что ещё имело бы смысл тратить её гигантский капиталотворческий ресурс? – а в изменении характера процессов управления в постиндустриальном мире.

Для индустриальной цивилизации был характерен информационный тип управления. Управление осуществлялось через информацию: сбор данных, построение образа объекта, выработка информационного воздействия на объект, реализация этого воздействия по имеющимся каналам информации.   Деньги как инструмент являются чисто информационным по своему характеру инструментом управления.

В то же время постиндустриальному обществу имманентен неинформационный тип управления. Разумеется, информационное управление остаётся в снятой форме на уровне инфраструктуры, то есть перестаёт быть управлением как таковым и становится просто инфраструктурой саморегуляции систем. Воздействие же на системы осуществляется сегодня неинформационным конструктами.

Именно процесс перехода к постиндустриальному обществу, постепенное внедрение неинформационных концептов управления, и привело к постепенному обесценению не только денег как регулятора, но и финансовой системы как инструмента управления экономическими и социальными процессами. Всё большее значение приобретает обладание нефинансовыми, сущностными ресурсами управления, которые их владельцы даже и не думают как-либо включать в процесс обмена на финансы. Деньги сохраняют своё значение на низовке, где сохраняется информационный характер саморегулирования социума.

Неспособность глобальной финансовой структуры приспособиться к новым условиям существования и влечёт её надвигающийся коллапс. М.Л.Хазин хорошо описал последствия этого коллапса для класса финансовых управляющих (банкиров) и их конвульсии в попытках вывернуться из ситуации (что невозможно в условиях непонимания ими природы краха системы). Пока одни группы расколовшейся финансовой элиты пытаются спасти хотя бы центральный фрагмент существующего порядка, а другие пытаются выстроить альтернативный порядок, нетократия и корпоратократия постепенно внедряют криптовалюты и неденежные расчётные системы, а параллельно с этим выводят оборот основных критических ресурсов-источников власти в новом обществе за пределы денежного обращения.

Поэтому крах финансовой системы не повлечёт, скорее всего, глобального экономического краха и распада экономики, поскольку неинформационные методы метаорганизации рынков уже достигнут такого уровня зрелости, чтобы удержать жизнеспособность локальных финансовых систем для обслуживания низового оборота. В то же время наиболее ценные ресурсы будут обмениваться уже на базе неинформационной интеракции.

Система управления, основанная на неинформационной интеракции пока только лишь формируется, но она уже показывает зубки в военной сфере и в сфере управления конкурентными преимуществами глобальных корпораций. Её становление идёт параллельно описанному М.Л.Хазиным процессу общего кризиса капитализма. Поэтому грядущий обвал индустриальной фазы экономической формации не означает крах и конец истории, а всего лишь являются частью более общего процесса смены фаз экономической формации. Параллельно с ослаблением управляющей способности финансовых структур, государств, информационных концернов идёт вызревание новых типов управления, новых общественных отношений.

Поэтому тёмных веков не будет. Будет успешный формационный переход. И неизбежный вслед за ним рывок прогрессивного развития человечества.

(окончание следует)

14 мар, 2015

Подписаться на Телеграмм каналы shel_gilbo eugenegilbo