Экономисты монетаристской (неоконсервативной) школы судят об экономической динамике по косвенным показателям типа нормы прибыли, форм собственности и тому подобным. В то же время за пределами их рассмотрения обычно остается содержательная сторона функционирования того объекта, который они исследуют - его способность производить ту полезность для потребителя, которая и объективируется в виде стоимости.
В случае электроэнергетики такой содержательной стороной является производство электроэнергии, технические возможности по ее производству. Важнейшим экономическим показателем с этой точки зрения оказывается производительность труда - в натуральном выражении.
Динамика технико-экономических показателей электроэнергетики приводится в нижеследующей таблице:
Из таблицы хорошо видно, что производительность труда в отрасли сократилась по основным параметрам в 1,6-2 раза.
Главным результатом реформ для отрасли стало сокращение объема инвестиций в 3 раза. За "рыночное" десятилетие резко сократились объемы ввода нового и замещающего оборудования электростанций и электросетевых объектов: генерирующих мощностей - в 3 раза, электросетевых объектов - почти в 5 раз.
В электроэнергетике это десятилетие было, как и в других отраслях, временем проедания амортизационных отчислений. Износ основных фондов практически не возмещался. В результате уже к 2000 г. выработали парковый ресурс 37,4 млн. кВт (17%) мощности электростанций России, в том числе ТЭС – 14,9 млн. кВт (11%), ГЭС 22,4 млн. кВт (52%). На остальных в эксплуатации находится значительный парк морально устаревшего оборудования, имеющего низкий КПД (не превышающий 30%).
С передающими мощностями дело обстоит не лучше. Около 25% оборудования электрических подстанций давно достигло предельного срока службы. Количество нарушений в работе линий электропередачи и оборудования подстанций напряжением 110 кВ и выше возрастает лавинообразно. В 1994-2000 годах они увеличились, соответственно в 4,4 и 2,8 раза. Еще более резко увеличилось число нарушений в сетях напряжением 500 кВ - соответственно в 18,3 и 3,7 раза. Разруха потребовала утроить численность ремонтного персонала в сравнении с 1990 годом. Текущий ремонт ныне обходится куда дороже капитального.
В чем же причины такого грустного положения? Ответ очевиден - в глубоком институциональном несоответствии системы экономических отношений в отрасли и ее техническо-экономической базы. Созданная как единая монополия, эффективно работающая только при условии поддержания в национальном масштабе необходимого баланса пиковых и базовых отраслей, изначально ориентированная на обеспечение других отраслей, то есть носящая ИНФРАСТРУКТУРНЫЙ характер отрасль, в принципе не может выступать как равноправный субъект рыночных отношений. Чем глубже будут реформироваться производственные отношения в ней в этом направлении, тем глубже будет ее технико-экономический кризис.
Российская экономика имеет структуру издержек, несводимую со структурой издержек как "развитых", так и "развивающихся" стран. Именно это обусловило в свое время ее особый путь в рамках индустриальной цивилизации.
Разумеется, понимание этого лежит за пределами представлений экономистов формалистических школ, для которых жонглирование монетарными или стоимостными закономерностями исчерпывает суть экономической науки. Школы же, ставящие во главу угла концепции соприродного хозяйствования и производительные силы общества как инструмент его адаптации к природной среде, способны более адекватно оценить реальное положение вещей и дел.
В рамках такого подходы экономико-географические реалии играют весьма существенную роль. Общеизвестный факт, что континентальный климат характеризуется большими перепадами температур, нежели средиземноморский, имеет весьма существенное экономическое значение, определяя структуру издержек производства для экономики в целом.
Важнейшим показателем является здесь средняя температура самого холодного месяца. Количество морозных дней, длительность морозных периодов, определяет степень промерзания почв. А этот показатель влечет требования к глубине фундамента здания, к глубине залегания коммуникаций. В результате расходы на капитальное строительство различаются в России и Западной Европе (соответственно и в США, ЮВА) в разы, а инвестиционные затраты в целом на реализацию индустриального проекта в России только по этому поводу возрастают на 20-40%.
Аналогично обстоит дело и с текущими затратами. Низкие среднегодовые температуры и длительность сезона с температурами ниже 15 градусов означают крайне длительный отопительный сезон, высокие затраты на отопление помещений и поддержание необходимой для технологических процессов температуры. Эти затраты в России всегда были примерно вдвое выше, чем в Средней Европе, втрое - чем в западной и южной Европе и Новой Англии, впятеро - чем в Израиле и в Калифорнии. В России, соответственно, эти затраты, при одинаковой структуре цен, составят 15-30% текущих затрат индустриального проекта против 1%-8% в этих странах.
Наконец, климатические показатели резко повышают стоимость рабочей силы. Дополнительные затраты российской семьи на одежду, питание, обувь, жилье и отопление, связанные с необходимостью выживание в длительные холодные сезоны, при прочих равных условиях удорожают реальную стоимость рабочей силы примерно вдвое. Соответственно, российская рабочая сила конкурентоспособна только в тех сферах, где может брать высокой квалификацией.
Все эти три фактора делают российскую индустрию принципиально неконкурентоспособной в той структуре цен, которая имеет место на мировом рынке. Это и предопределяет невозможность инвестирования в новые индустриальные проекты в условиях открытой экономики. Не только иностранный капитал не желает инвестировать во что-либо, кроме информатики, но и национальный капитал по большей части ищет сферы вложений за рубежом.
Синтез советской экономической модели в 20-е годы опирался на глубокое понимание этой проблематики, выработанное комиссией по изучению производительных сил Академии Наук. В синтезируемую экономическую модель была заложена специфическая структура цен, где заниженная цена на топливо и энергию позволяла поддерживать формально конкурентоспособную с германской структуру издержек.
Это базовое решение повлекло ряд негативных следствий. Прежде всего, скрытое дотирование производства топлива оказалось крайне разорительным для экономики в целом. В частности, при достаточно высокой производительности труда, составлявшей до 70-80% европейской, оплата труда с учетом ОФП и квартирной дотации составляла лишь 40-45% от европейской (ЕС). Скрытая топливная дотация съедала здесь ничуть не меньше военных расходов.
Вторым следствием такого положения дел стало непонимание следующими поколениями реальной цены топливного ресурса. С одной стороны это вызвало высокую энергозатратность производства и быта, с другой - ориентацию на мнимо прибыльной (в этой искаженной структуре издержек) экспорт энергоносителей. Все это существенно обескровило экономику.
При всех своих недостатках советская мобилизационно-институциональная индустриальная модель обеспечила возможность существования развитой индустриальной экономики в России, которую принципиально не могла обеспечить свободно-рыночная индустриальная модель. С концом индустриальной эпохи, однако, она утеряла способность и далее обеспечивать успешное выживание страны. Однако, ничего конструктивного в новых условиях синтезировано не было.
В 1991-94 годах мы настойчиво предлагали программу, включавшую в себя институциональные механизмы, позволяющие в рыночных условиях компенсировать уникальную структуру издержек, порожденную россйским климатом. Однако, эта проблема в принципе находится за пределами понимания кремлевских экономистов-монетаристов.
В результате последние 10 лет мы имеем дело с проеданием основных фондов, оставшихся в наследство от индустриальной эпохи. Отсутствие амортизации основных фондов и уход от налогообложения, а также дешевизна топлива и неполная оплата энергии создают видимость прибыльности экономической активности в РФ в новых условиях открытой экономики. Однако, калькуляция инвестиционных и текущих издержек всякого нового индустриального проекта, ориентирующаяся уже на реальную структуру цен, показывает его неизбежную убыточность в России. В силу этого новых инвестиций в российскую экономику на протяжении последних 10 лет нет.
Проблемы российской электроэнергетики и энергетики вообще неразрешимы в рамках действующей экономической парадигмы и экономической структуры. Как только износятся долгоиграющие фонды электроэнергетики и будут проедены те избыточные капиталовложения, которые Горбачев вгрохал в ТЭК, новых инвестиций в эти отрасли не будет в силу их неконкурентоспособности. Тот, кто будет производить топливо и энергию в России в реальной структуре издержек, должен будет назначить за нее такую цену, что всем станет ясно, что газ следует покупать в Норвегии и Иране, а нефть - в Ираке и Кувейте.
Анекдоты об использовании в России альтернативных источников энергии типа ветряных мельниц, солнечных батарей и рапса наталкиваются на тот же самый климат. Нет здесь достаточного числа солнечных дней в году для реализации этого добра.
Гидроэнергетика, конечно, останется конкурентоспособной. При Сталине в каждом колхозе была своя маленькая ГЭС на ручье, да только Хрущев, ослепленный мнимой дешевизной топлива, все порушил. Но гидроэнергетика требует огромных начальных вложений, и в мире дорогого кредита такие проекты оказываются весьма проблематичными.
В этих условиях только одна лишь ядерная энергетика оказывается конкурентоспособной. Это связано с тем, что капитальные затраты в этой отрасли достаточно невелики по сравнению с постиндустриальным наполнением проекта, со стоимостью его интеллектуального капитала (который в России так и не научились ни исчислять, ни учитывать). И пожалуй, только развитие этой отрасли позволит России выжить перед лицом того страшного энергетического кризиса, который железной поступью уже идет по стране.
Трагичность положения еще не оценена русским обществом, несмотря на тревожные сигналы, подаваемые замерзающими соотечественниками из-за Урала. Что такое холод русской зимой, пока что до конца никто не может осознать - слишком это далеко от того образа жизни, который был сформирован погибшей социалистической моделью хозяйствования. Весьма сложно не имея опыта оценить степень утраты работоспособности в условиях вымороженного жилья.
Чтобы понять это, стоит прикинуть, что для обогрева вашей квартиры зимой требуется примерно 4 тонны условного топлива. И это в Петербурге. Чем дальше в глубь Хартлэнда, тем сильнее растет эта величина, достигая своего максимума в 12 тонн в районе Минусинской котловины. В Москве, которая южнее, но зато континентальнее Петербурга, эти затраты оказываются даже чуть больше - на уровне Мурманска.
4 тонны условного топлива стоят в нормальной структуре издержек порядка 2000 долларов. Вот величина ваших необходимых затрат. Сегодня средняя зарплата в России составляет за год вдвое меньшую сумму. Так что эти 2000 долларов - та дотация, которую каждый получает в качестве ренты с иссякающего советского наследства.
Получать эту ренту осталось всего несколько лет.
В этих условиях только ядерная энергетика способна предложить тепло и электроэнергию по привычным ценам. Без фундаментальной структурной перестройки энергетики в России говорить о выживании нации не приходится - каждую зиму после 2005 года будет вымерзать до 6-10% населения.
Впрочем, структурная перестройка энергетики в России неизбежна в любом случае. Никто уже сегодня не вложит ни копейки в неконкурентоспособные ТЭЦ, кроме разве что не умеющих считать деньги губернаторов. Но у губернаторов денег нет, а в будущем не будет тем более. Только ядерная энергетика в силу своей конкурентоспособности может рассчитывать на привлечение инвестиций. Так что замещение тепловых электростанций ядерными будет неизбежно.
Проблема заключается в другом - в масштабе происходящих процессов. Выбытие фондов старой энергетики будет весьма массовым в ближайшее десятилетие. Собственно, за 10-12 лет они все должны выйти из строя. Для того, чтобы их заместить, объем инвестиций в ядерную энергетику должен превышать раз в десять даже советский уровень инвестиций в эту отрасль, не говоря уже о нынешнем.
Собственная атомная теплоэлектростанция в первой трети этого века станет основой инфраструктуры каждой российской области, да и даже каждого города. Или она там будет построена, или область после 2010 года будет трудно признать пригодной для жилья.
По сути, энергетика в этих условиях станет локальной, исчезнет необходимость переброски больших масс энергии в национальном масштабе. Это приведет к замене монополии РАО ЕЭС энергетическими монополиями областного и городского уровня. Только несколько крупных регионов с высокой емкостью внутреннего рынка получат возможность создать в этой отрасли конкурентную среду.
Привлечение инвестиций в эти проекты сегодня оказывается стратегической задачей для региональных властей. Чем раньше эта задача будет решена, тем больше у региона шансов на выживание через несколько лет, когда ценовая революция, неизбежная с износом основных фондов энергетики и ТЭК прошлого века, во весь рост проявит проблемы неконкурентоспособности их экономики в новой структуре цен. По сути, все регионы окажутся в том же положении, что ныне Приморский край, причем даже в более острой форме - ведь надежд на дотирование из Центра уже не будет. Да и физически купить уголь где-то, кроме Индии, будет уже невозможно.
Проблемы энергетики неразрешимы без отказа от архаичных парадигм "рыночной экономики" и монетаризма. Без институционалистского подхода, без понимания связи технико-экономических и институциональных характеристик отрасли, ее инфраструктурного характера невозможно не только решить проблемы энергетики, но даже и грамотно сформулировать их. Если правительство и далее не будет прислушиваться к голосам профессионалов и пытаться решить вопрос привычным инструментарием типа реформ собственности - дело кончится крахом гораздо быстрее, чем могло бы кончиться (тем же самым) вообще без реформ.
11 окт, 2001
