Мария Игнатьевна Будберг, в девичестве Закревская, по первому браку графиня Бенкендорф, была, несомненно, одной из самых исключительных женщин своего времени. Ей, безудержной авантюристке, как будто удалось прожить не одну, а несколько жизней. Законная супруга русского дипломата, возлюбленная британского посла, подруга английского фантаста, гражданская жена и помощница пролетарского писателя… За способность притягивать к себе людей и влиять на их судьбы Закревскую называли «русской Миледи». На Западе эта женщина, которую считали агентом сразу нескольких разведок, получила прозвище «красной Маты Хари». И все же большая часть легенд о жизни Марии Закревской была создана ею самой. Муре, как называли свою музу Максим Горький, нравилось существовать в ореоле тайн. Но правда о ее жизни порой кажется еще более невероятной, чем эти легенды.
Свой знаменитый роман-эпопею «Жизнь Клима Самгина» Максим Горький посвятил Марии Игнатьевне Закревской. Но для советских историков и литературоведов подруги классика соцреализма словно не существовало. Об этой поистине легендарной женщине мало кто знал.
Уже дата рождения — 1892 год, — названная Закревской, вызывает у исследователей сомнение. Скорее всего, полагают они, Мария на пару лет уменьшила свой возраст, а метрику просто сожгла, как всегда поступала с компрометирующими ее бумагами.
Возможно, таким образом она хотела «подправить» свое провинциальное происхождение — к 1892 году ее отец Игнатий Платонович Закревский, потомок давно обрусевшего польского рода, уже перебрался из Полтавской губернии в Петербург, где занялся юриспруденцией. В селе Березовая Рудка Пирятинского уезда Полтавской губернии, где на самом деле родилась Мария, у Игнатия Закревского было поместье, доставшееся ему от отца — отставного полковника Нарвского драгунского полка.
Детство нашей героини было безоблачным и счастливым, отец выписал своим детям гувернантку из Англии. Маргарет Уилсон — дети называли ее Микки — научила бегло говорить по-английски Марию, ее брата и двух сестер. Мура нежно полюбила мисс Уилсон и через много лет доверила ей воспитание собственных детей. Кстати, наша героиня даже по-русски всю жизнь говорила с деланным английским акцентом, с помощью которого пыталась скрыть свой малороссийский выговор. Все верили ее рассказам об учебе в Кембридже, хотя образование она получила исключительно домашнее.
Судя по редким фотографиям, юная Мария, которую с самого детства все называли Мурой, была недурна собой — с волнистыми по моде волосами, блестящими темными глазами и ослепительной улыбкой. Все это дополнялось общительностью и стремлением постоянно быть в центре внимания. Поклонников у юной Муры становилось все больше и больше, и встревоженный отец отослал 16-летнюю дочь в Берлин, к старшей сестре Анне, удачно вышедшей замуж за первого секретаря российского посольства Владимира Ионова. Мура прожила в Европе почти два года. Она отлично выучила немецкий язык и самостоятельно объездила не только Германию, но и Францию, и Англию, легко заводя знакомства с молодыми людьми. Их неизменно было много вокруг русской «эмансипе» — Мура во всем старалась подражать решительным, уверенным в себе европейским женщинам, которые сами решали свою судьбу.
Из знатных поклонников Мария выбрала самого именитого — Ивана Александровича фон Бенкендорфа. 29-летний потомок знаменитого рода балтийских аристократов служил советником русского посольства в Берлине. 24 октября 1911 года Мура и Иван стали мужем и женой. Молодая супруга дипломата Мария Закревская-Бенкендорф с головой окунулась в светскую жизнь, чему не помешало даже рождение двоих детей — сына Павла и дочери Татьяны. Мура блистала на приемах и балах, поражая поклонников не только своим шармом, но и эрудированностью. Известно, что она произвела исключительно благоприятное впечатление на самого кайзера Вильгельма, которому была представлена.
Во время одного из дипломатических приемов Закревская-Бенкендорф познакомилась с 32-летним английским дипломатом Р. Б. Локкартом — и моментально влюбилась в него. Об их связи вскоре узнало все общество, но Иван Бенкендорф, воспитанный в лучших традициях культуры декаданса, смотрел сквозь пальцы на увлечение жены: в высшем свете в начале XX века адюльтер был чем-то обычным.
С началом Первой мировой войны русским дипломатам пришлось покинуть Берлин. Бенкендорф пошел служить в военную цензуру, а Мария, пройдя ускоренные курсы сестер милосердия, начала работать в военном госпитале. К мужу она давно охладела, да и к детям относилась без особого тепла. Главным для нее всегда оставалось устройство собственной жизни, а все остальные, даже любимые мужчины, были лишь средством для этого.
Магнетизм Закревской — это сплав незаурядного ума с твердым характером и редким очарованием. Не красота (Мария не была красавицей в полном смысле этого слова), а ее своенравный характер и независимость пленили мужчин. Было в ней нечто такое, что сражало мужчин наповал. Вот как впоследствии описывал Закревскую современник:
«В моем убеждении, что Мура неимоверно обаятельна, нет и намека на самообман. Однако трудно определить, какие свойства составляют ее особенность. Она, безусловно, неопрятна, лоб ее изборожден тревожными морщинами, нос сломан. Она очень быстро ест, заглатывая огромные куски, пьет много водки, и у нее грубоватый, глухой голос, вероятно, оттого что она заядлая курильщица. Обычно в руках у нее видавшая виды сумка, которая редко застегнута как положено. Руки прелестной формы и часто весьма сомнительной чистоты. Однако всякий раз, как я видел ее рядом с другими женщинами, она определенно оказывалась и привлекательнее, и интереснее остальных. Мне думается, людей прежде всего очаровывает вальяжность, изящная посадка головы и спокойная уверенность осанки. Ее волосы особенно красивы над высоким лбом и широкой нерукотворной волной спускаются на затылок. Карие глаза смотрят твердо и спокойно, татарские скулы придают лицу выражение дружественной безмятежности, и сама небрежность ее платья подчеркивает силу, дородность и статность фигуры. Любое декольте обнаруживает свежую и чистую кожу. В каких бы обстоятельствах Мура ни оказывалась, она никогда не теряла самообладания».
После Февральской революции И. Бенкендорф уехал в Ендель. В 1919 году неподалеку от своего дома он был зверски убит. Гувернантке с детьми чудом удалось спастись и спрятаться в соседнем имении. Мария узнала об этом лишь через несколько лет. Сама она революционные годы провела в Петрограде в роли переводчицы при британской миссии, вместе с которой перебралась в ставшую столицей Москву. Она была личной помощницей британского консула Локкарта, с которым познакомилась за границей и с которым ее связывал бурный роман.
В России роман Закревской и Локкарта вспыхнул с новой силой. Совместная жизнь влюбленных продолжалась до тех пор, пока Локкарт, оказавшийся в самом эпицентре так называемого «заговора послов» против советской власти, не был арестован. Вслед за Локкартом на Лубянку была отправлена и Мура, обвиненная в «сожительстве с иностранным шпионом». То, что произошло в дальнейшем, казалось чудом: оба вскоре вышли на свободу. Сама Мария не раз намекала, что чудесное спасение было результатом таланта обольщения, сполна присущего ей. Как бы то ни было, «контрреволюционера» Локкарта выслали из страны, и Мура оказалась на улице — без жилья, без прописки, без продуктовых карточек. А на дворе шел зловещий для России 1919 год — год голодных смертей, сыпного тифа, лютых холодов и безраздельного царствования ВЧК.
Уехав в Питер, где к тому времени у нее не осталось ни одного родственника, Закревская нашла приют у старого генерала Мосолова, но кормить ее из своего скудного пайка он не мог. Кое-как ей удалось устроиться на работу в издательство «Всемирная литература», возглавляемое Корнеем Чуковским. Чуковский души не чаял в Закревской — она навевала ему воспоминания о рано умершей дочери писателя, Муре, которой Чуковский посвятил большую часть своих детских сказок.
Однажды по его поручению Закревская отправилась к Максиму Горькому — принесла рукопись с редакторскими правками. Прямо в приемной она упала в голодный обморок (биографы говорят, что она его просто удачно инсценировала). Горький и его жена Мария Андреева принялись приводить молодую женщину в чувство. Они оставили ее у себя ночевать, а затем предложили ей пожить в большой писательской квартире. Мура умело подыгрывала царящей там атмосфере шуток и розыгрышей. Спустя всего лишь несколько месяцев после своего первого появления в горьковской квартире Закревская вытеснила Марию Андрееву из жизни писателя, став его гражданской женой. Для Горького Мура была не только подругой, но и секретарем, и литературным агентом. Он не знал толком ни одного языка, и Мура вела за него деловую переписку, она ездила по всей Европе, знала всех издателей и умела с ними договариваться о хороших гонорарах.
Именно она доставила архив Горького в Москву в специальном вагоне. Хотя позже почему-то упорно отрицала факт этой поездки, хотя фотохроника запечатлела ее на похоронах. Это породило множество слухов, в том числе и о причастии Муры к смерти Горького. Якобы, выполняя задание спецслужб, она отравила классика шоколадными конфетами.
В смерти Горького и в самом деле много загадочного. Но НКВД, у которого хватало опытных агентов, вряд ли могло поручить столь важное задание неблагонадежной эмигрантке. К тому же никаких прямых улик против нее не существует, хотя многие исследователи до сих пор пишут о Закревской как об отравительнице.
Зрелые годы и старость Закревская прожила в Лондоне. Она много переводила: Горького, Толстого, Чехова. Получалось не слишком хорошо. По свидетельству дочери, «переводчиком она была слабым… не владела ни одним языком в совершенстве, как должен ими владеть переводчик художественной литературы». Только непоколебимый апломб позволил ей предстать в глазах англичан знатоком русской литературы и России вообще.
В старости Мария Закревская стала сварливой и грузной, много пила, поражая этим умеренных британцев. Даже в некрологе говорилось, что она могла «перепить любого матроса». Закревская жила в плену своих представлений о собственной значимости в истории, вспоминала именитых любовников и охотно рассказывала об авантюрной молодости. Она прожила долгую жизнь и умерла в 1975 году, на 84-м году жизни. Перед ее смертью сгорели все ее архивы: бумаги хранились в фургоне возле дома. То ли Мария сама решила сжечь трейлер, не желая раскрывать тайны своей жизни, то ли пожар возник по другой причине, достоверно неизвестно.
