У меня была хорошая семья – мама, бабушка, отчим. Он появился, когда мне было шесть лет. Я помню, как в первый раз пришёл к нам – с огромной мягкой игрушкой, шарами и коробкой конфет. Человек-праздник, легкий в общении и весёлый.
Мне есть с чем сравнивать. Мой родной папа умер, за год до этого, после долгой болезни. Его раздражали свет, шум, люди. Папа почти не разговаривал со мной. Я не могла играть в комнате, смотреть телевизор, потому что это нарушало тишину.
Почти всё своё свободное время я проводила на кухне или в коридоре. В однокомнатной квартире другого места не было. Помню, я даже обрадовалась, когда папа умер. Перестал мучить нас, хотя правильнее будет сказать, отмучился сам.
Олег, так звали моего отчима, сделал предложение маме, и мы перебрались в его трешку. Там было такое раздолье – у меня своя комната. А в нашей квартире он открыл для мамы ателье по пошиву одежды. И ей, для того, чтобы попасть на работу, нужно было всего лишь спуститься с третьего этажа на первый.
Олег называл нас «мои девчонки». Он много работал, чтобы мы ни в чём не нуждались. Две строительные фирмы, принадлежащие ему, были обеспечены заказами на несколько лет вперёд. А про доход от ателье говорил: «на шпильки».
Нашу жизнь омрачало только одно: Олег очень хотел сына, а мама никак не могла забеременеть. Я не знала, в ком из них причина, но тоже хотела брата.
Мне было уже пятнадцать. Я училась в десятом классе, бегала в художку, на иностранные языки, в бассейн и на танцы. Свободного времени не оставалось совсем. Даже подростковые влюблённости обошли меня стороной.
Всё изменилось в один день. Мамы вечером не было дома. Она в последнее время часто ездила домой к клиентам, то мерки снять, то готовый заказ увести.
Олег пришёл пьяный. Даже не мог сам разуться. Раньше такого не было никогда. Я помогла ему, довела до спальни, а он начал целовать меня, ласкать и, в конце концов, овладел мною.
Не могу сказать, что это было изнасилование. Но и то, что я добровольно пошла на это, будет неправдой. Скорее, во мне проснулся интерес к мужчине, и я начала отвечать на его ласки.
– Роди мне сына, – шептал Олег.
Девять лет, целых девять лет, я любила этого человека, как отца. Теперь я не знала, что делать.
Мама поняла всё сразу. И по моему испуганному виду, и по следам, которые остались.
– Я так долго шла к хорошей жизни и не позволю тебе рушить её! – Она вышвырнула меня из квартиры.
Бабушка жила в соседнем доме. Я отправилась к ней. Пришлось рассказать о том, что произошло. Бабуля поняла и пожалела. Она не осуждала меня, маму или Олега:
– Говорить о том, что можно было сделать по-другому, уже поздно. Успокаивай себя тем, что всё к лучшему. Пути Господни неисповедимы.
Я отлежалась пару дней, никого не хотела видеть и слышать, потом пошла в школу. Пока была на занятиях, мама перетащила к бабушке мои вещи.
Пенсия за отца приходила на карточку, которая была у меня. Раньше я эти деньги не трогала, теперь покупала что-то для нас с бабушкой.
По утрам я старалась проскочить до того, как Олег поедет на работу. Раньше он подвозил меня до школы. Несколько раз я видела его под окнами бабушкиной квартиры.
Казалось, что в моей жизни ничего не изменилось, кроме места жительства и близкого окружения. Изменилась я сама.
Плохо стало, когда меня начало мутить по утрам. Я поняла, что нужно идти в женскую консультацию. Там велели прийти с родителями. Не знала, как сказать маме, и явилась на повторный визит к врачу одна.
Сильно удивилась, увидев в коридоре маму. В руках у неё была карта, но не моя тоненькая. Мама сама пришла на приём. Меня она не видела.
Из кабинета выскочила в бешенстве и помчалась к выходу, сметая всех на своём пути. Оказывается, акушерка рассказала ей про мой визит и про моё желание сохранить ребёнка.
Вечером мама явилась к нам:
– Тебе нужно сделать аборт.
– Нет!
– Ты не должна ломать себе жизнь. Ребёнок – это ответственность, к которой ты не готова.
– Как ты можешь решать за меня? Это касается только меня и Олега. Если он не признает ребёнка, я буду растить его одна.
Весь мамин напор пропал. Мама сразу сникла:
– Не говори ему пока. У него трудный период. Пожалуй, я пойду, проводи меня.
То, что произошло в подъезде, я позже часто прокручивала в своей голове. Мама со всей силы пнула меня в живот и столкнула с лестницы. Последнее, что я видела, тусклый свет лампочки.
Три недели реанимации. Тяжёлое возвращение к жизни и вердикт врачей: «Детей не будет никогда». Мне вырезали всё, что можно.
Постоянные визиты следователя, который никак не мог понять, как при падении с лестницы можно получить такие повреждения. Про маму я не сказала ни слова.
Бабушка находилась при мне неотлучно. Прибегали подружки, но их визиты тяготили меня. Несколько раз приходил Олег, садился около меня, держал за руку и молчал. Глаза его были, как у побитой собаки.
Именно его визиты были важны для меня. Просто молчаливая поддержка значила больше, чем бестолковая болтовня подруг.
Моё состояние описать невозможно. Лихорадило. То я не хотела жить, то хотела отомстить матери за содеянное, то начинала ненавидеть весь мир, за несправедливое отношение ко мне, то хотела кому-то доказать, что я сильная и справлюсь с ситуацией.
Понять и принять всё сложно. Тем более, когда тебе чуть больше пятнадцати.
Амбулаторное лечение длилось долго. Я постоянно видела маму в консультации, живот её заметно округлился. Она проходила мимо меня, опустив голову.
Летом мама родила мальчика. Я видела, как она гуляет с коляской во дворе. А Олег, казалось, не замечал ребёнка.
В школу я не вернулась. Не видела себя там, как будто стала старше своих одноклассников на целую жизнь. Сдала экзамены экстерном и осенью поступила в педагогический колледж.
Если мне не дано обнять своего ребёнка, буду любить чужих детей.
Н.Литвишко
Если понравился рассказ, ставьте лайки, делитесь прочитанным в социальных сетях, пишите комментарии.
Буду благодарна за подписку на канал.
