Когда-то я была белым холстом, ничем непримечательным и пустым.
Но однажды меня коснулась рука художника, хмурого человека, от которого пахло вином и масляными красками. Сначала он мог показаться обычным пьяницей. Но приглядевшись, внимательный взор бы точно определил, что он - тот, кто любит творить, а рисование в наше время ценится не так уж и дорого. По крайней мере, этим не прокормить семью хотя бы из троих человек.
Он рисовал долго, и казалось, вкладывал в меня что-то особенное. По крайней мере, мне хотелось в это верить.
Как-то художник привел в комнату, где стоял мольберт, свою семью. Они, как и мой создатель, были плоховато одеты и имели какой-то очень проницательный и тусклый взгляд.
Три человека смотрело на меня, не говоря ни слова, даже не подозревая, что эта самая картина тоже наблюдает за ними. Каждый думал о своем.
Жена в мыслях сокрушалась, что полюбила однажды веселого паренька, с которым захотела провести остаток дней, и что в итоге? На поверку он оказался неспособным обустроить ей и её сыну обычную, не зажиточную, но сытую жизнь. Может это и есть любовь? Ждать, верить, терпеть?..
.. На светлом детском лице появилась улыбка. Он любил хвастаться друзьям тем, что его папа - художник. Например, сегодня он завершил рисовать лилии, над которыми кропел последние недели три. Три лилии в вазе, яркий солнечный свет на фоне, и казалось, будто от самой картины исходит сладкий терпкий запах. От картины исходит лето.
А сам художник просто смотрел и видел кусочек чего-то родного, заключенного в полотно, может, себя?
В маленький город пришла осень, и сборы сына в школу предстали перед семьей настоящей проблемой. Художник решил продать картину, в которой все так же видел что-то такое близкое, и вызывающее трепет у него лишь одного.
Сказано - сделано. И началось мое долгое путешествие. Скажу честно, пока меня перевозили в место, которое люди называют "галерея", неаккуратные люди пару раз уронили меня, отчего на раме появилась трещина: дорогого вида это мне точно не добавило.
После этого начались беспросветные будни. Мне пришлось расположиться на двух гвоздях, грубо вбитых в стену в зале номер 3, слева от входа. Видимо, это был какой-то дом культуры или музей. Задачей моей было просто висеть, и ко мне время от времени подходили люди, рассматривали меня, и, не увидев ничего примечательного, уходили прочь, чтобы больше никогда не вернуться.
Впрочем, некоторые из них задерживали свой ход и смотрели на меня чуть дольше, чем на остальных соседок. Но все же, меня не покидало жгучее чувство одиночества, получившее начало в осени того года, когда отчаявшаяся семья нуждалась в деньгах как никогда ранее. Я понимала мотивы их поступка, но в самые серые дни это мало спасало меня.
Мне хотелось снова оказаться в комнате с приглушенным светом, где мой создатель придирчиво и кропотливо делал аккуратные мазки, уделяя внимание каждому лепестку, каждому отблеску света на белых нежных цветах.
Однако это было ныне прошлым, и, пожалуй, это - все, что я имела, не считая поломанной стертой рамы.
По началу, наблюдать за людьми было увлекательно и даже забавно. Вот подходит человек, устремляет свой взгляд на меня и смакует свои ощущения.
.. Незнакомец. Копна взбученных волос и пытливый взгляд создают впечатление человека торопливого и абсолютно неглубокого. Он, кстати, стоит здесь даже дольше обычного посетителя, такого, что проносится мимо, едва подняв на меня глаза. Чуть позже незнакомца за левое плечо мягко обнимает его жена, безмолвно произнося мысль о том, что такие цветы она не видела со времен их свадьбы. Жаль, что мысли из нас троих умела читать только я..
.. Пара иностранцев. Если от меня пахнет лилиями, то от них - дорогим алкоголем, заморскими фруктами, соленым морем и загаром. Они так молоды и свежи, да и здесь вообще-то проездом, так, убивают время, ожидая самолет в Прагу. Держа эти мысли в голове, юная мулатка взмахнула шикарными волосами, направляясь к следующей картине..
.. Девчонка-подросток с курносым носом и очень строптивым характером. Мне показалось, правда, что на самом деле она мечтает рисовать, да и здесь, в зале номер три, она тайком от друзей, ведь они таких увлечений уж точно не поймут. Она точно однажды вернется сюда, но уже не в качестве обычного посетителя. Да и не такая уж она и грубая, какой пытается иногда быть..
..Две дамы едва за сорок пять, держащие друг друга под ручку, культурно проводят время, как и положено всем дамам, не особо обремененным домашними обязанностями. - "Когда я была маленькая, у нас в саду цвели лилии" - мягко сказала одна из них. Я встрепенулась. -"Когда за окном дождь, они воняют так, что хоть ляг и умри прямо здесь" - отвечает ей подруга. Ушли прочь. Показалось..
.. Мужчина и женщина, он явно старше. Между ними - коктейль из гормонов, ощущения большой тайны, трепета и новизны. Передо мной - явно неверный муж и его любовница. Он устал от упреков уставшей от быта жены, и соблазнился на пару вечеров в приятной компании. Все эти походы по культурным местам небольшого городка - лишь формальность, и они оба, не говоря друг другу ни слова, предвкушают сладкий вечер в местном хостеле, стены которого видели много похожих историй..
Мне пришлось быстро привыкнуть к тому, что люди не умеют оставлять свои вечные думы немного позади. Им казалось, что они культурно обогащаются, да и престижно это все-таки- быть в курсе новых веяний в искусстве. Это несомненно одобрялось в существовавшем тогда светском обществе. Такая сложная формулировка для такой простой вещи, как "забивать свое время хоть чем-то".
Иногда я злилась на них, ведь на стенах этого зала была я и сотни похожих чем-то на меня, но они не видели нас. К чему тогда все это?
Среди всех этих лиц ни разу не появился мой создатель. Я думаю, что он просто не знал куда именно меня увезли. Что-то было в его взгляде тогда, то, что я не испытывала так давно с тех пор.
Однако, одно лицо мелькало рядом все чаще. Видеть там кого-то кроме работников выставки больше одного раза вообще было удивительной вещью. Однажды передо мной появился человек, который не думал о долгах, об ипотеке, о детях, изменах, глобальном потеплении или усатых котах и полосатых китах. Он стоял передо мной как когда-то делал это создатель. Приходил раз в неделю, чтобы постоять возле отведенного мне уголка, а потом неторопливо уходил.
Он не думал о себе, глядя на меня, он видел что-то за толстым слоем масляной краски, пытливо разглядывая каждый лепесток, каждую тень и полутень. Ему не казалась неаккуратной даже трещина на моей раме. Мне нравилось безмолвно разговаривать с ним, делясь своей историей. А он меня слушал. Он не смотрел на часы суетливо, никогда не торопился и никуда не бежал.
У меня появился друг. Он говорил со мной обо мне.
Его интересовала каждая трещинка на краске, каждая царапина на моей старой раме. И в то же время, неброский натюрморт, ничем не отличавшийся от других картин, стал самым прекрасным и удивительным, потому что отныне был понят.
Однажды меня забрали сюда, домой, где уютно. Здесь полыхает камин, над которым и было выделено место для меня.
Каждая картина мечтает быть увиденной по-настоящему.
Мечтает быть понятой и замеченной
За краской - слой чего-то еще. Но туда могут заглянуть далеко не все.
И если бы я сейчас говорила о картинах.
