Рассказы от Ромыча

— У других хуже, Вика, — мать отхлебнула чай, даже не глядя на дочь. — У Смирновых вообще зять запил, мебель из дома выносит. А Максим у тебя золото. Тихий, не гуляет. Подумаешь, кредит... Своим же помог, не чужим. Вика стояла у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу. Внутри все выгорело. Знаете, так бывает: горело долго, коптило, воняло гарью, а теперь остался только серый пепел. И пустота. Такая огромная, что в ней можно было утопить всю эту квартиру, маму с ее вечными поучениями и Максима, который сейчас в соседней комнате громко резался в танчики...

Вера всегда гордилась своей интуицией, но в тот вечер она ее подвела. Она просто хотела найти в ящике стола Олега старую страховку на машину, а нашла конверт. Плотный, желтоватый, спрятанный за двойной стенкой органайзера. Внутри — результаты ДНК-теста десятилетней давности и пачка писем. Мир не рухнул с грохотом. Он просто тихо осыпался серой пылью на ее идеально отглаженные брюки. Десять лет. Десять лет она считала Антошку своим маленьким чудом. Она помнила, как рыдала в подушку после пятого выкидыша, как врач отводил глаза, вынося приговор: «Бесплодие»...

— Ты ничего без меня не сможешь! — заорал муж, и этот крик, казалось, заставил задрожать стекла в их уютной, вылизанной до блеска гостиной. — Ты посмотри на себя, Алина! Ты же моль бледная. Кто ты без моей зарплаты, без этой квартиры, без моей фамилии? Ноль! Пустое место! Алина стояла у окна, обхватив себя руками за плечи. Ей казалось, что внутри нее что-то с тихим хрустом лопнуло. Знаете, как старая сухая ветка под тяжестью снега. Вроде бы еще целая, а жизни в ней уже нет. — Я просто спросила про деньги на карте, Вадим, — тихо сказала она...

— Скажи прямо, я тебе все еще нужна? — спросила Марина, и ее голос, обычно ровный, предательски сорвался на последнем слоге. Тишина в гостиной стала такой плотной, что ее, казалось, можно было резать ножом. Игорь даже не поднял головы от экрана своего планшета. Свет от гаджета падал на его волевое лицо, превращая его в гипсовую маску — красивую, дорогую и абсолютно мертвую. Прошла минута. Вторая. Слышно было только, как на кухне мерно капает кран, который Игорь обещал починить еще в прошлом месяце...

— Уходи и не возвращайся, — Слава стоял в дверях, скрестив руки на груди, и в его голосе не было ни капли той нежности, которой он когда-то заманивал Веру в этот брак. — Я устал, Вера. Ты стала... душной. Скучной. Вечно это твое «как прошел день» и котлеты по расписанию. Мне нужен драйв, а не домашние тапочки. Вера стояла на лестничной клетке, сжимая ручку старого чемодана. В горле комом застряло все, что она хотела сказать. О том, как три года тянула его, пока он «искал себя». О том, как продала свою машину, чтобы закрыть его долги...

— Потерпи ради мира в семье, Катя. Мудрость женщины — в ее тишине, — свекровь, Марина Петровна, аккуратно подцепила вилочкой кусочек запеченной утки. Той самой утки, которую Катя мариновала полночи после двенадцатичасовой смены в отчетах. Катя посмотрела на свои руки. Пальцы чуть подрагивали. Ногти без маникюра — некогда, да и дорого сейчас, — сжимали край салфетки. Напротив сидел Дима, ее муж. Он довольно жмурился, подкладывая лучший кусок мяса своей младшей сестре, Инночке. — Дима у нас такой молодец, — пропела Инночка, поправляя свежий ламинированный локон...

— Уходи тихо или останься ради детей, — подумала Света, глядя на свое отражение в мутном кухонном окне. Цена... Цена за это решение уже начала капать, как из пробитой трубы. Медленно, но неотвратимо заливая все их семейное «счастье». Света вытерла руки о фартук. Пальцы мелко дрожали. Она только что закончила мыть гору посуды после ужина. Андрей, как обычно, сидел в гостиной, а из детской доносился его вкрадчивый, почти медовый голос. Он читал сказку? Нет, Света знала — это были не сказки. Она приоткрыла дверь в детскую ровно настолько, чтобы видеть щелку света...

— Ира, ну сколько можно лежать? — Миша с грохотом отодвинул стул, и этот звук отозвался в голове Ирины острой вспышкой боли. — Десять утра. Дети не кормлены, у меня рубашка не глажена. Ты думаешь, если у тебя справка, то все, жизнь остановилась? Ирина попыталась приподняться, но мир перед глазами качнулся и поплыл, как акварельный рисунок под дождем. Послеоперационный шов предательски потянул вниз. — Миш, мне врач сказал… минимум две недели постельного режима. Швы могут разойтись. Пожалуйста, сделай...

— Все кончено! — голос Владимира, обычно вкрадчивый и мягкий, хлестнул по ушам, как пастуший кнут. Олеся замерла с бокалом шампанского. В банкетном зале ресторана моментально стихли разговоры. Шестьдесят человек: родственники, бизнес-партнеры отца, старые друзья. Все смотрели на нее. А Володя стоял в центре, высокий, статный, в своем идеально отглаженном костюме, и смотрел на жену с такой брезгливостью, будто перед ним была не женщина, с которой он прожил десять лет, а куча мусора. — Вова, ты чего? — Олеся попыталась улыбнуться, но губы стали деревянными...

— Ты меня больше не любишь? — спросила Марианна, глядя, как муж методично размешивает сахар в остывшем чае. Ложечка мерно стучала о край тонкого фарфора. Динь. Динь. Динь. Этот звук впивался в виски не хуже мигрени. Леонид даже не поднял головы. Он сидел в своей неизменной серой фланелевой рубашке, такой же серой и колючей, как и все их последнее десятилетие. — А я когда-то говорил обратное? — Леня наконец поднял глаза. В них не было ярости. Хуже. Там была пустота, перемешанная с застарелой брезгливостью...

— Ты же сильная, Оля, ты справишься, — Геннадий привычно чмокнул ее в щеку, на ходу застегивая куртку. — Там у матери кран потек, я заскочу, починю? Буду поздно, ужинайте без меня. Дверь хлопнула. Оля осталась стоять в коридоре, сжимая в руках список дел, похожий на свиток средневекового казначея. Забрать мелкого из сада, заскочить в химчистку, купить Гене новые рубашки (старые он «нечаянно» заляпал мазутом), подготовить отчет по работе... Спина ныла. Не остро, а так — тягуче, будто в позвоночник залили свинец...

— Либо мать, либо жена, — Вадим бросил ключи от машины на мраморную столешницу. Звук вышел сухим и окончательным, как выстрел в затылок. — Я не собираюсь превращать свой дом в филиал хосписа, Вера. Выбирай. Сейчас. Вера замерла с половником в руке. В соседней комнате послышался глухой стук — это мама, Анна Павловна, снова пыталась встать с кровати без помощи. Мама угасала тихо, как старая свеча, иногда забывая имена, но все еще узнавая родные глаза дочери. — Вадик, но ей некуда идти... — голос Веры дрогнул, предательски сорвался на шепот...