Разговор на грани

Дом был тихим, пока в нем не появлялась Галина Петровна. Ее шаги отмеряли не время, а территорию. Вот сейчас, например... Тишину разрезал четкий стук каблучков по паркету. Не просто шаги — инспекция. Обход владений. Алиса прикрыла глаза, вдыхая аромат своего кофе из ее любимой синей кружки с надколотой ручкой. Утро было идеальным: Максим уехал в офис, солнце ленивыми пятнами растеклось по дивану, а она устроилась с ноутбуком в гостиной. Не работалось — просто сидела, наслаждаясь ощущением… своего пространства...

— Это квартира моего сына, а ты здесь никто! — свекровь, не снимая каблуков, прошлась по только что вымытому Ксенией полу, тыча пальцем в стены. Каблуки оставляли на влажном паркете темные, уродливые следы. Ксения замерла с тряпкой в руке, наблюдая, как аккуратные полосы, оставленные шваброй, превращаются в грязную кашу. В горле встал ком. Не от обиды. От бешенства. Того тихого, холодного, что сжимает виски и заставляет сердце биться медленно и гулко. Валентина Ивановна стояла посреди гостиной, осматриваясь с видом ревизора, заставшего врасплох...

Он стоял под ее дверью, мокрый от дождя. Как будто сошел с экрана старого, порядком надоевшего романтического фильма. Только в его глазах не было ни намека на любовь — только загнанная, лихорадочная паника. Света замерла с ключом в руке. Внутри, где-то в солнечном сплетении, что-то сжалось в холодный, тугой узел. Это не был страх. Скорее… раздражение. Как порыв ветра, занесший в чистую комнату прошлогодний мусор. — Свет… — его голос сорвался на шепот. — Пусти. Ради бога. Она молча отступила, пропуская его в прихожую...

Тарелка ударилась о раковину, и ее душераздирающий звон сменился оглушающей тишиной, от которой Лена инстинктивно вжалась в стену. Не от осколков. От наступившей после грохота безмолвной пустоты. Эта тишина была гуще, тяжелее, звонче самого грохота фарфора. Она стояла, вглядываясь в белую эмаль, в свои мокрые руки, в крошечные осколки, сверкавшие, как льдинки. Сердце колотилось где-то в горле. Глупо. Всего лишь тарелка. Одна из тех, что Мишина мама подарила на новоселье — «чтоб в доме достаток был, детки»...

Такси резко дернулось, и Алиса едва не уронила телефон. За окном плыли знакомые, давящие многоэтажки, а в ушах еще стоял гул офиса — бесконечные правки, звонки, придирчивый голос клиента. Она мечтала лишь об одном: снять туфли, заварить чаю и зарыться в диван, в тепло и тишину. В их тишину. Сергей уже был дома. Она узнала это по ровному прямоугольнику света на кухне. На душе стало чуть легче. Он, его спокойное присутствие, его способность молча выслушать, просто обняв за плечи — это был ее главный антидот от всего мира...

— Ты изменила мне? — … — Я не тороплю. Можешь врать. Можешь молчать. Но я все равно знаю. — Да. — Тогда скажи — зачем? Он не кричит. Не швыряет стакан в стену. Просто сидит — как на похоронах. Только вот непонятно: ее или их. Она молчит. Слишком долго. Словно ждет, что время сотрет вопрос. Или его лицо. — Один раз, — говорит наконец. — Это ничего не меняет, но… один. Он выдыхает и усмехается: — Спасибо. Мне прям легче стало. Прямо сейчас все стало... на свои места. — Не надо шутить. Это не смешно...