Женский взгляд. Без прикрас

Грязь на кухне была последней каплей. Но не для него. Для нее. Липкие разводы на столе, крошки, прилипшие к ладоням, жирная сковорода в раковине — весь этот вечерний хаос кричал, визжал, требовал немедленного внимания. А в гостиной, за тонкой стенкой, доносился ровный гул телевизора и изредка — короткий, довольный смех Сергея. Муж. Отец ребенка. Хозяин этого мирного вечера. Ирина вытерла лоб тыльной стороной ладони. Целый день с пятилетним Степой — это как пробежать марафон с препятствиями, где каждое препятствие задает один и тот же вопрос: «Мама, а почему?»...

Он привел ее в их дом. В тот самый, где они вдвоем замешивали первый в жизни ремонтный раствор, и штукатурка засохла комьями у них в волосах. Где на дверном косяке в прихожей синими чернилами отмечен рост их семилетней дочки — Маши, которая сейчас гостит у бабушки. Где пахло кофе, ее духами «Angel» и их общим сном. Лена сидела в гостиной, укутавшись в потертый плед, и пыталась читать. Но мысли были далеко — где-то между списком продуктов на завтра и тревогой, которая все чаще пролегала между ней и Олегом...

Кухня замерла в тяжелом, густом молчании. Воздух был спертым и влажным от пара над остывавшей картошкой в раковине. Тарелки, жирные от котлетного сока, стояли нетронутые — никто не решался первым нарушить этот хрупкий, колкий порядок безмолвия. Максим сидел напротив, его пальцы медленно, с нажимом, водили по клеенке, собирая хлебные крошки в аккуратную белесую кучку. Раз — два — три. Монотонно. Как будто от этого жеста зависело что-то важное. Анна стояла у раковины, спиной к нему, и смотрела в черное окно...

Ольга помешивала деревянной ложкой грибной суп, когда в кухню вошел Михаил. От супа поднимался густой пар, неся аромат лука, сливок и лесных грибов — запах двадцатого декабря, предвкушения праздника, которое он всегда чувствовал. Михаил стоял в дверях, еще в пальто, с белым конвертом-пакетом из дорогого бутика. Вернулся с работы, принес «то самое платье». Его взгляд искал ее реакции — ожидание благодарности, восхищения, ее суетливых движений. Как было всегда. — Оль, ты только посмотри, какое качество, — он положил пакет на стул, потирая замерзшие руки...

Тишину воскресного утра разорвал звонок в дверь. Резкий, настойчивый, не терпящий возражений. Именно так могла звонить только одна женщина на свете. Алина вздрогнула, не допив глоток кофе. Солнечный зайчик, лениво ползущий по столу, сжался и замер. В квартире пахло свежей выпечкой и покоем. Этому утру не хватало только одного — чтобы оно никогда не кончалось. — Кому бы это? — пробормотал Юра, не отрываясь от экрана телефона. Он вообще редко отрывался от экрана, особенно когда чувствовал приближение матери...

(Из серии "Ты выгнал меня босой?") Тишина в квартире подруги была густой, как вата. Не тяжелой, нет — она была барьером, отделявшим новый, сырой мир от того, что остался за спиной, в колючем свете уличных фонарей. Алиса сидела на краю чужого дивана, закутавшись в старый, пахнущий чем-то чужим плед, и пила чай. Руки не дрожали. Внутри было тихо. Слишком тихо. Как в капле росы на лезвии ножа. Подруга, Маша, молча хлопотала на кухне, бросая на нее испуганные взгляды. Она ждала слез, истерики, разрушенности...