После точки. Что дальше?

— Уходи и не возвращайся, — Слава стоял в дверях, скрестив руки на груди, и в его голосе не было ни капли той нежности, которой он когда-то заманивал Веру в этот брак. — Я устал, Вера. Ты стала... душной. Скучной. Вечно это твое «как прошел день» и котлеты по расписанию. Мне нужен драйв, а не домашние тапочки. Вера стояла на лестничной клетке, сжимая ручку старого чемодана. В горле комом застряло все, что она хотела сказать. О том, как три года тянула его, пока он «искал себя». О том, как продала свою машину, чтобы закрыть его долги...

— Все кончено! — голос Владимира, обычно вкрадчивый и мягкий, хлестнул по ушам, как пастуший кнут. Олеся замерла с бокалом шампанского. В банкетном зале ресторана моментально стихли разговоры. Шестьдесят человек: родственники, бизнес-партнеры отца, старые друзья. Все смотрели на нее. А Володя стоял в центре, высокий, статный, в своем идеально отглаженном костюме, и смотрел на жену с такой брезгливостью, будто перед ним была не женщина, с которой он прожил десять лет, а куча мусора. — Вова, ты чего? — Олеся попыталась улыбнуться, но губы стали деревянными...

Она приехала к матери не за утешением — она приехала за убежищем. В спортивной сумке, которую Марина тяжело подпирала плечом, уместилась вся ее жизнь, ставшая вдруг хрупкой и ненужной. Джинсы, свитер, кое-какие документы. Холодный подъезд, запах старых щей и неизменная картина: Тамара Петровна сидит на кухне, пьет чай из щербатой чашки и смотрит телевизор, где показывают что-то про стабильность. Как только мать увидела дочь с этой неподъемной сумкой, лицо ее вытянулось. Не надо быть провидцем, чтобы понять, что опять случилось что-то неладное...

— Все кончилось, смирись — сказал Артур, и от этой фразы у Ирины в груди что-то лопнуло. Может, хрустальная ваза, которую она ему на свадьбу подарила — все равно безделушка — а может, просто ниточка, что держала ее последние пятнадцать лет. Она стояла посреди кухни. На столе красовался торт. Настоящий шедевр, честное слово! С персиковым муссом и миндальными лепестками — она его готовила в подарок Артуру, просто так, без повода, потому что вот нахлынуло. И он, вот такой красивый, сейчас превратился в памятник ее глупости, понимаете? Ирина только улыбнулась...

Галина Николаевна не стучала — она вторгалась. Вторглась в их жизнь еще семь лет назад, когда Женя привела Лешу знакомиться, и с тех пор жила там, как призрак с банковским счетом: вечно незрима, но ее присутствие душило. — Леша, тебя мама вызывает, — сказала Женя, держа телефон так, будто он был измазан ядом. — Семейный совет. Завтра, к семи. — Семейный совет? — Леша, инженер с руками из правильного места и нервами из сплошной стали, вдруг побледнел. — Женя, у нее же никогда просто так «советов» не бывает...

Ох, Вера! Ее красное платье, что висело в шкафу, было словно флаг: яркий, красивый, но сейчас — свернутый и забытый. Она, дизайнер интерьеров, умела создавать уют и красоту для чужих людей, но в собственном доме... тут был хаос. Не беспорядок — нет. А хаос душевный. Она знала, что рано или поздно это должно было случиться, но когда пятилетняя Полина, ее свет в окошке, повторила папину «шутку», Вера почувствовала, что стены ее терпения просто рухнули. — Вера, ну ты чего? — Олег за столом развалился, как падишах, — Ну не шути так со мной! Вера поставила на стол Оссобуко...