Острые моральные выборы

Они купили то шампанское в «Перекрестке» у дома. Дешевое, полуигристое, зато единственное с зелено-золотой этикеткой, похожей на праздник. Юля тогда сняла капроновые колготки, распустила волосы и села на запыленный пол в пустой гостиной. Коля аккуратно, ладонью, вытер горлышко. Пробка вылетела с жалким хлопком, ударилась о потолок с голыми проводами и закатилась куда-то за единственный подоконник. — За наше гнездо! — Коля чокнулся с ней своим пластиковым стаканчиком. Пена брызнула ей на запястье...

— У тебя две квартиры, а сестра мучается в этой съемной конуре! — голос матери ворвался в идеальную тишину утра, как нож сквозь шелк. Она не звонила в дверь. Не стучала. Просто появилась на пороге кухни, вся — сжатая пружина обиды и гнева. Анна не вздрогнула. Только медленно поставила фарфоровую чашку с еще дымящимся кофе на столешницу, чтобы не расплескать. Ее идеально отполированные ногти цвета горького шоколада блеснули в утреннем свете. Лицо оставалось абсолютно бесстрастным. Мать, Антонина Сергеевна, стояла, опершись руками о дверной косяк, словно боялась, что ее сейчас вытолкнут...

Я никогда не сомневался: Сергей — мой отец. Даже когда он молча проходил мимо, даже когда не похвалил за диплом с отличием, даже когда впервые пожал мне руку только на моей свадьбе. Все равно: отец. Строгий, холодный, но мой. А потом... одно случайное слово перевернуло мою жизнь. И это случилось глупо, как в дешевом кино. Я приехал к маме, чтобы помочь вывезти старый шкаф на дачу. Пока мы вытаскивали вещи из антресолей, нашли забытый «клад»: коробку с пожелтевшими письмами, старыми фотографиями и открытками...

Не пугайся. Я знала, что так будет. Знала это давно, но молчала. Ты же всегда говорил: «Не усложняй, Аня, все пройдет». А я смотрела на тебя и понимала: не все проходит. Иногда проходим только мы. В его пальцах дрожал скомканный конверт. Игорь сидел за столом и открыл письмо наугад, даже не заметив, что бумага пахнет ею — тем персиковым шампунем, который она так любила. «С персиком», — внезапно всплыло в памяти, и сердце больно сжало. Он читал строчки, и слова будто выжигали глаза изнутри. — Черт, Аня… — прошептал он, не веря, что это ее почерк, ее мягкий нажим ручки...

Я узнал это случайно. Телефон Ольги остался на столе, и экран загорелся: «Жду тебя. Не опаздывай». Номер незнакомый. Сердце ухнуло вниз так резко, что я уперся рукой в край стола, чтобы не покачнуться. Я мог бы стереть сообщение, но, черт возьми, прочел еще раз. Медленно, будто слова могут поменяться, если всмотреться дольше. «Жду тебя. Не опаздывай». В этот момент все стало чужим: стул, комната, даже жена. Она вдруг стала женщиной, которую я знаю и не знаю одновременно. Ольга вышла из ванной с...

Я не сразу понял, что именно увидел. Была пятница. Поздний вечер. Я стоял у окна с чашкой холодного кофе и тупо смотрел на двор — как делаю это почти каждый день. Не потому что так интересно, а потому что привычка. Я работаю из дома — верстка, макеты, техзадания. Разговоров минимум. Жизни — тоже. И окно стало чем-то вроде телевизора. В котором нет звука, но есть чужая жизнь. Соседи напротив — те, что живут на третьем этаже — мне знакомы поверхностно. Муж — Иван, лет сорока. Крупный, усталый. Улыбается редко...