Когда узнала Наталья, что остался Андрей под завалом, – рассказал Фёдор Звягин, как дело было… и что нечего ждать домой десятника Иванцова, – будто и не удивилась. Побелевшими губами прошептала что-то неразличимое, – слова её показались Федьке шелестом сухой травы, и в шелесте этом уловил он лишь одно: не дождалась… Фёдора обожгло, – что-то похожее и Андрей сказал, когда неведомо как приподнял над ним глыбу породы, а потом опустился на землю, словно у него закончились все дела, – и здесь, в заваленной от взрыва гремучего газа шахте(так в старину шахтёры называли метан, – примечание автора), и там, на-гора… И, показалось Федьке, силы, – чтоб жить, – у Андрея тоже закончились.
Наталью Фёдор не стал расспрашивать: баба он, что ли!.. А дело семейное, – кто ж его поймёт, кто разберёт.
А дома, перед Евдокией своей, не удержался, – проговорился, что об одном и том же, выходит, горевали Андрей с Натальей… И пошло по посёлку: куме как не рассказать… А у кумы – тоже кума. Одно дело, – если Катька Самохина спьяну молола невесть что про брата своего двоюродного, Алексея Евдокимова, и Наталью, сноху Иванцовых. А если сам Андрей сказал, что не дождалась его Наташка из шахты… Если из-за этого десятник Иванцов не захотел подниматься на-гора, к Наталье своей, то, выходит, так и было: не научилась Наташка ждать шахтёра, поторопилась замуж за него выйти…
Свекровь перестала разговаривать с Натальей. А и говорить не надо было, – иногда без слов яснее… И Наталья понимала, что не хочет видеть её Андреева мать в своём доме. Батя молча хмурился, потом как-то утром остановил Наталью во дворе:
- Ты иди к своим, Наташка. Раз живого не дождалась… теперь-то чего дождаться хочешь… Если замуж выйдешь, да не придётся ко двору Андреева малая, – помни, что мы с матерью в любую минуту к себе заберём девчонку.
Вернулась Наталья к матери с отцом. Ни душа, ни руки ни к чему не лежали, шаталась, как тень. Молоко пропало, – пришлось Натальиной матери козье разводить, чтоб кормить малютку. А Наталья забрела однажды к закрытой шахте – как-то приводил её сюда Андрей, показывал, где выходят на поверхность запасные выходы. И показалось Наташке, что выйдет к ней Андрей, – почувствует оттуда, из глубины, что ждёт она его здесь… И выйдет.
И стала Наташка приходить к заваленному выходу из шахты каждый день. Подолгу сидела на земле, – случалось, уже вечер взмахивал над степью синими крыльями, когда она вспоминала, что домой пора.
Однажды в тёплый полдень ранней осени какая-то лёгкая полудрема сморила Наталью. Может, заколыхали горьковатые волны доцветающей полыни, может, чуть закачались от полуденного ветерка высохшие до звона дикие колоски типчака, и в этом чуть слышном перезвоне прикрыла глаза Наташка… А встрепенулась от печальных и нежных трубных звуков, медленно плывущих над землёй. Подняла голову: невысоко над степью прощально кружилась стая журавлей-красавок… Эти дни ранней осени больше всего любил Андрей: не за грусть, а за надежду, – на то, что впереди снова весна…
А потом расслышала Наталья в легкокрылом ласковом ветерке своё имя: Наташа! Наташенька!.. Оглянулась: туман ли… или полупрозрачное облако опустилось над полднем, – как раз там, где был выход из шахты. И увидела Наталья, что стоит в этом облаке Андрей. Облако медленно поднялось туда, где кружились журавли-красавки, и у Натальи закружилась голова от счастья: Андрей стоял перед нею, она даже слышала такой знакомый и родной запах угольной пыли… протянула к Андрею руки, – надеялась, он возьмёт её ладони в свои. И удивилась: будто бы рядом с нею стоит Андрей… а будто бы и неизмеримо далеко. А голос его Наталья слышала:
- Наташка!.. Наташенька!.. Полюбил бы я тебя… уже любил, – без Пелагеиных отваров. Зачем пошла к ней, не подождала… Сама себя поторопила, – не научилась ещё ждать. Скорой моей любви захотела, а силы свои не рассчитала, – что ждать меня придётся из шахты. И я так хотел, чтобы ты меня ждала… А без твоего ожидания я не смог жить.
Наталья не замечала своих слёз, а Андрей говорил:
- Ты бы мне сыновей родила, – если бы дождалась.
Наталья шагнула к нему, чтоб обнять, прижаться к нему… и больше никуда не отпустить, – ведь сбылось! И она дождалась его здесь, у выхода из шахты!.. Но как-то выходило, что она не может к нему дойти, словно какая-то невидимая черта отделяла её от Андрея.
- Андрюша, прости, – прошептала чуть слышно.
Андрей молчал, – будто прислушивался к затихающей в вышине журавлиной печали.
- Не могу, Наташка…Неподъёмная это тяжесть. Тяжелее, чем одному поднять глыбу породы. Может, когда-нибудь… Не скоро, наверное. А любить тебя буду. – Андрей посмотрел туда, где уже скрылись журавли: – Здесь любил тебя… И там… – кивнул на вход в шахту, – буду любить, – тебя одну.
- Андрюша, не уходи… – Наталья опустилась на колени, снова протянула к нему руки.
А над входом в шахту снова опустилось прозрачно-белое сияющее облако.
А что Пелагея скажет… Головой покачала, Андреевы слова повторила:
- Не умела ты ждать. – Помолчала, вздохнула: – Жить будешь с этим. И не одна ты, – заступила ты дорогу к счастью всем девчонкам, что будут рождаться в твоём роду. А рождаться будут одни девчонки. Только счастья ни одна не дождётся.
Алёшка Евдокимов, егерь из Замостья, тоже загрустил. Всех своих бесчисленных любушек забыл. Вздумала как-то Катерина посмеяться над Алёхой, подколоть его, – так и не добился братец Наташкиной любви!.. Алексей взглянул исподлобья, кулаки сжал, двинулся к сестре:
- Замолчи, – ну?!..
Катерина испуганно отшатнулась:
- Либо не в себе ты, Алёшка!.. Малахольный!.. Сдалась она тебе! А, может, и тебя напоила чем… Ей замена Андрею нужна.
-Люблю я её, Катюха, – глухо признался Алексей. – До неё никого не любил. И любить не буду, – точно знаю. Женюсь я на ней.
Катерина налила стакан самогонки, выпила, – как за пазуху кинула. Качнулись крупные чёрные кольца растрепавшихся Катерининых волос:
- Жизнь свою… загубишь с нею, – попомни слова мои, Алёшка.
Целый год думала Наталья… Прямо говорила Алексею, что не любит… А то, мимолётное, что случилось у них, было лишь желанием ласки, – Катерину послушала, пожалела себя, когда Андрей сутками не поднимался из забоя… А ей так нужна была его нежность.
А Евдокимов ждал. Приносил гостинцы маленькой Ефросинии, бывало, что-то по хозяйству помогал Наташкиным родителям… И решилась Наталья: чем одной жить… слезами заливаться, – от нахальных приставаний парней… Алексей – всё-таки прикрытие в жизни.
И вроде бы зажили неплохо. Только не рожала больше Наталья. Сказать нечего, – Евдокимов девчушку Андрееву как свою любил. Но, как любой мужик, хотел, чтоб родила Наташка ему сына…
А у Катерины – даром, что свой сын у сестры так и рос, уже матерью тётку называл, – поворачивался язык потоки грязи лить на Наталью. Алёшка – не так, чтоб прислушивался, но затосковал. Всё чаще не отказывался, когда Катерина наливала ему полный стакан самогонки.
А однажды, поздней осенью, руководство новой шахты устроило в здешних степных угодьях охоту… И егерь Евдокимов попал под случайную пулю.
Прошли годы. Отдала Наталья замуж свою красавицу Ефросинию. Отчаянно пророчила зятю Парамону и дочке, что сын у них родится – не хотела, чтоб сбылись Пелагеины слова… А Ефросиния девчонку родила, Полюшку, – Натальино и Ефросиньино повторение: те же глаза, брови – вразлёт, густые тёмно-русые волосы. Парамон и дочери был рад, утешал тёщу и Фросеньку, что через год и сын будет…
А вскоре погиб Парамон в шахте, – в новой выработке обрушилась кровля. Похолодела Наталья: значит, не простил её Андрей… И Пелагеины слова сбываются.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Навигация по каналу «Полевые цветы»