Алёха бросил на прибрежную траву Наташкино платье, скрылся за кустами ивняка.
Катерина встретила брата насмешкой:
- Получил? Щёлкнула тебя Наташка по носу?
И удивилась: ни разу не видела Алёху таким задумчивым, серьёзным даже. Алексей достал курево. Затянулся. На Катюхины колкости не обратил внимания. Кивнул на бутылку с самогоном:
- Чего встала? Налей. И пожрать собери… что там у тебя.
Катерина нарезала хлеба, поджарила яичницу на сале. Налила самогонки в стаканы. Прищурила большие тёмно-карие глаза:
- Неужто не понравилась… Наташка-то?
Алёха молча закусывал яичницей с салом. Поднял глаза на сестру:
- Понравилась. Потому и будет моей.
Катерина перевела дыхание: вот и посмотрим, Андрей Петрович, кого ты полюбил… за кем света белого не видишь. Наташка привыкла у бати с братьями, чтоб все её желания и капризы исполнялись. Узнать бы интересно: за сколько штук Наташкиных колец золотых, за сколько пар серёг приготовила Пелагея зелье приворотное, каким Наташка напоила тебя на свадьбе Макара с Любкой?..
Не угадала Катерина: не обычной своей, бычьей напористостью решил добиться Алёшка Натальиной любви. Какое-то наитие подсказало ему, что силой Наташку не сломить, – она и сама сильная. Сила её – не в руках, конечно. Захотел бы Алексей, – ещё там, на берегу, стебельком мяты надломилась бы она, покорилась бы силе его… И что, – ни уму, ни сердцу: драться с Андрюхой Иванцовым – это не бабу на сеновале подмять, живым-здоровым вряд ли удалось бы вырваться из Андреевых рук. Бабе силу свою показать – такое Евдокимову не впервой. Но Наташка не руками бы его оттолкнула, – глазами серыми, холодными, что тучи грозовые. Для Натальи, чувствовал Евдокимов, слова надо найти, особенные такие, чтоб сама захотела его ласк…
И бессовестно караулил Алёха чужую жену. На ходу, мимолётом… случалось, – вдогонку Наталье, негромко, чтоб только она слышала, говорил:
- Не видел красивых таких…Век смотрел бы… глаз не отрывал. Не жить мне без тебя, Наталья…
Какая же баба устоит, если постоянно говорить ей, что она самая красивая… А Наташка Иванцова – чуть ли не девчонка ещё. Сначала торопилась мимо пройти, гневно сдвигала брови свои тёмные… А однажды – почти на неуловимое мгновение – оглянулась на Алёху. И это мгновение, когда в Наташкиных глазах сквозь гнев мелькнуло любопытство, было для Алёшки предвестником скорой победы.
В середине лета на участок десятника Андрея Иванцова случился прорыв воды из выработок старой шахты. Несколько суток не поднимался Андрей из забоя… Вечерами Наталья кормила дочку, укладывала её. А сама до зари жарко металась в их с Андреем постели. После родов прошло время, и в каком-то стыдливо-тревожном счастье Наташка почувствовала, что теперь по-новому тянет её к Андрею… Раньше она думала, что это только ему надо, – ещё недалеко от девичества своего ушла, застенчиво догадывалась, что хорошо ему, и радовалась. А теперь Наталье так нужны были Андрюшины ласки, что она ждала ночей. А он тоже что-то счастливо понял, и, когда случалось днём дома бывать, тайком от матери и отца показывал Натахе глазами на летнюю кухню или на конец огорода, где за шатром разросшихся вишен мягко стлался спорыш…
И вот этими жаркими ночами, когда Андрей не поднимался из шахты, мелькнули в Наташкиной полудреме эти слова:
- Не видел красивых таких…Век смотрел бы… глаз не отрывал. Не жить мне без тебя, Наталья…
Ей бы другие слова вспомнить,– Пелагеины:
-…Сможешь ли ждать его сутками, пока он из забоя на-гора поднимется. Андрей любит шахту, любит, чтоб там, в забое, порядок был, поэтому не спешит подниматься, пока всё не проверит, не убедится, что нет опасности для мужиков, что работа идёт ладно, бесперебойно… А ты молодая совсем, будешь требовать, чтоб он только тебя любил… Захочешь разве делить его с шахтой!..
А она лежала с закрытыми глазами и вспоминала Алёшкин голос, и казался он ей совсем на нахальным… Плескалась в Алёшкиных словах безысходная грусть…
На заре взяла вёдра, спустилась к Луганке, – пока не жарко, огурцы полить. Замерла от тихих слов за спиной:
- Не бойся, Наташка… Не трону. Скажу только…
И говорил, – как ласкал бы её… как трогал бы пальцами и губами, как целовал бы всю… до ноготков на пальцах ног, а потом… глубоко-глубоко…
Говорил, говорил… Наталья не поворачивалась. И не понимала, – на поросшем ли клевером берегу она… или тонет в какой-то немыслимой сладости…
Андрей целовал её всю. И соски губами ласкал, и трогал… Но – говорил мало… Только – Наташа… Наташенька… люблю… Потому и тонула сейчас в потоке Алёшкиных слов, что кружили голову слаще, чем Андрюшкины ласки…
Не помнила, как зачерпнула вёдрами воду. Пересохшими губами прошептала:
- Не иди з мной…
…С водой на участке справились, но так вышло, что прорвавшаяся эта вода силой своей смыла все невидимые преграды, всю защиту, что вымаливали шахтёрские жёны перед каждым спуском шахтёров в забой… Смыла, унесла с собой дальше и глубже всю вымоленную защиту, и чередой пошли аварии на «Васильевской». После воды на участке Иванцова случился пожар: в те годы для освещения работ в забое шахтёры использовали в основном масляные лампы… От неприкрытого пламени и взорвался скопившийся гремучий газ, – так тогда называли метан. И снова десятник Иванцов не приходил домой днями и ночами, а Евдокимов – он в шахте не работал, был егерем в здешних степных охотничьих угодьях – снова встречал Наташку… и говорил, как ласкал бы её.
И с огнём справились. А за огнём последовал обвал кровли. Пока искали под завалами угля и породы пропавших шахтёров, время в Яснодольском остановилось. В этом остановившемся времени как-то подошла к Наталье Катерина Самохина – где взялась!.. Делано-сочувственно оглядела Наташку, вздохнула:
- Извелась ты вся… Пожалей себя, – сделай облегчение…
Наталья слышала Катеринины слова, а не понимала, о чём она. Катерина усмехнулась:
- Совсем девчонка ты, Наташка… Да всего-то и надо… чтоб мужик приласкал, – вмиг полегчает. Ну, что смотришь?.. Не убудет, не бойся. Хватит Андрею твоему… А ты сейчас о себе подумай. И искать не надо, – ты ж знаешь, как сохнет по тебе мой брат. Увидишь,– потом легче ждать будет.
Может, не сильно надеялась Катерина на то, что на этот раз добьётся своего настырный Алёшка… Но и то хорошо, если услышит Иванцов, как ждала его Наталья из шахты.
И никто не знает, послушалась ли Наталья настойчивого Катерининого совета… Только заговорили в посёлке про Андрюхину молодую жену, про Алёшку Евдокимова, что утешает Наталью в эти дни… а, может, и ночи.
Десятника Иванцова живым нашли. Хоть и шатался он от страшной раны на голове, всё ж указал мужикам на завал, где могли быть ещё живые шахтёры. Вместе с мужиками осторожно разбирали завал, когда сосед, Гришка Ерохин, брякнул – от усталости, может:
- Это… Иванцов!.. Ну, чтоб знал: Наташка-то твоя… Видно, ждать не научилась. Видели её с егерем этим… с Евдокимовым, из Замостья. – Ерохин длинно выматерился: – Тот такой… утешит. Чтоб ты знал.
И правда, – живыми из-под завала достали Ефима Багрова, братьев Никоновых, Семёна и Егора, Матвея Левашова. Никто не заметил, куда исчез Иванцов. Из темноты вышел Фёдор Звягин – его меньше всех ожидали увидеть живым. Федька рассказал, что глыбу породы – в одиночку! – приподнял над ним десятник Иванцов… Потом Андрей опустился на землю, уронил голову на грудь. Федька тронул его за плечо:
- Иванцов, надо уходить. Не ровен час, – снова обрушится… тогда не выйдем отсюда.
Иванцов головой покачал. Глухо сказал:
- Ты иди, Федька. Успеешь. Дойдёшь к мужикам… а там выход остался, я им показал,– единственный. А мне незачем туда… Наташка моя… не дождалась.
Ничего не понял Фёдор… А Иванцов строго рукой махнул:
- Иди, – ну?!..
Всего несколько шагов успел сделать Звягин, как позади снова грохнуло, – обвалились остатки кровли…
Все выходы из шахты оказались заваленными,– кроме того, на который указал мужикам десятник Иванцов. А только понялись мужики на-гора, – последний обвал закрыл и этот выход.
Тогдашнее руководство шахты приняло решение – навсегда закрыть «Васильевскую».
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Навигация по каналу «Полевые цветы»