Никогда не думала, что конец тридцатилетнего брака будет весить пятьдесят граммов и пахнуть дешёвой резиной.
Витя стоял в прихожей, сбрасывая с плеч мокрый от осеннего дождя плащ. Он вернулся из «Москвы». По легенде — тяжёлая командировка, переговоры с подрядчиками, душные кабинеты, нервы. Но от него пахло не столичной гарью и не валерьянкой. От него пахло кремом от загара с кокосовой отдушкой и дьюти-фри.
Я стояла в проёме кухонной двери, вытирая руки полотенцем. Сердце почему-то не оборвалось, не ушло в пятки. Оно просто переключилось в режим холодного, мерного стука. Как метроном.
— Ленок, устал — сил нет, — выдохнул он, стягивая ботинки. Лицо у него было коричневым. Не обветренным московскими ветрами, а именно прожаренным, с белыми кругами вокруг глаз от солнечных очков. — В столице дожди, представляешь? Всю неделю лило.
Он полез в карман пиджака за ключами, но пальцы, видимо, соскользнули. Вместе с брелоком на паркет упал яркий, кричащий пластиковый кругляш. Он звякнул и покатился к моим тапочкам.
Я наклонилась. Подняла. На магните была изображена крепость на горе, лазурное море и надпись пухлыми буквами: Alanya.
Виктор замер. В его глазах на долю секунды мелькнула паника — та самая, животная, когда школьника ловят с сигаретой. Но он тут же натянул привычную маску хозяина жизни.
— Это... Коллега сунул. Петрович. Ездил в отпуск, встретились в офисе, он и подарил. Ерунда какая-то.
Я посмотрела на его лоб, с которого клочьями сходила обгоревшая кожа. Посмотрела на магнит. И улыбнулась.
— Конечно, Витя. Петрович всегда был чудаком. Иди мойся, я борщ разогрею.
В эту секунду я поняла: скандала не будет. Будет аудит. И полная ликвидация предприятия под названием «Наш брак».
Часть 1. Дебет и кредит лжи
Первые часы были самыми сложными. Мне нужно было играть роль заботливой, немного глуповатой жены, к которой Виктор привык за последние годы. Он всегда считал, что моя работа — это просто перекладывание бумажек, а дома я становлюсь мягкой, уютной клушей.
Он ел борщ, жадно, с хлебом, и рассказывал про новые требования министерства.
— Представляешь, Лен, они там совсем озверели. Совещания до десяти вечера. Света белого не видел.
Я сидела напротив, подперев щеку рукой, и кивала.
— Бедный ты мой. Совсем загоняли. А кожа почему шелушится? Нервное?
Виктор поперхнулся ложкой, но быстро оправился:
— Авитаминоз, наверное. Или вода там жесткая в гостинице.
Я смотрела на него и видела не мужа, а контрагента, который пытается подсунуть мне липовую накладную. Тридцать лет. Мы строили дом, растили дочь, лечили его язву, хоронили родителей. Я знала, как он храпит, как он боится стоматологов, какую яичницу любит. И всё это он перечеркнул одной неделей в Турции с кем-то, кто моложе, глупее и, видимо, восторженнее меня.
Когда он пошел в душ, я не стала рыться в его телефоне. Это для истеричек. Я профессионал. Я открыла его чемодан, который он бросил в спальне. Не для того, чтобы найти улики — магнит уже всё сказал, — а чтобы оценить масштаб бедствия.
Среди грязного белья лежала новая рубашка. Яркая, гавайская. Он такие ненавидел. Чек из турецкого супермаркета (рахат-лукум, две коробки) завалился за подкладку. И песок. Мелкий, въедливый песок в уголках чемодана.
Он вышел из ванной распаренный, довольный.
— Ленка, ты чудо. Постелишь? Я вырубаюсь.
— Конечно, Витюш.
Я стелила постель, разглаживая простыни, и думала: «Спи. Пока можешь». Завтра я начну свою инвентаризацию.
В ту ночь он храпел особенно громко, а я лежала с открытыми глазами и считала не овец, а доли в нашей квартире.
Часть 2. Скрытые активы
На следующее утро я ушла на работу раньше обычного. В офисе было тихо, пахло кофе и бумажной пылью. Мое царство. Здесь всё подчинялось законам логики и цифр.
Первым делом я зашла в онлайн-банкинг. У нас были общие счета, но пароли от его личного кабинета я знала — сама же их и устанавливала, потому что у Виктора вечно «склероз на цифры».
Он думал, я туда не захожу. Зачем? У нас же доверие.
История операций за последнюю неделю была красноречивее любой любовной переписки.
- Покупка авиабилетов: чартер, вылет не из нашего города, а из соседнего, чтобы не встретить знакомых в аэропорту. Умно, но недостаточно.
- Отель: «All Inclusive», пять звезд. Сумма приличная. Это были наши деньги на ремонт крыши на даче.
- Дьюти-фри: духи. Не мои любимые «Шанель», а что-то сладкое, цветочное. И дорогое.
Я распечатала выписки. Сложила в отдельную папку. Синий скоросшиватель. На корешке написала карандашом: «Проект В.».
Ко мне заглянула молоденькая помощница, Катя.
— Елена Сергеевна, там отчет по командировочным пришел, подпишете?
Я вздрогнула. Слово «командировка» теперь резало слух.
— Оставь, Катюш. Сама всё проверю. Каждую копейку проверю.
Днём позвонил Виктор. Голос бодрый, отдохнувший.
— Лен, я сегодня задержусь. В офисе завал после отъезда, надо разгребать.
— Конечно, милый. Работай.
Я знала, что он не в офисе. Скорее всего, отвозит сувениры той, ради которой покупал сладкие духи. Или отсыпается. Или хвастается загаром перед друзьями.
Я позвонила риелтору, старой знакомой.
— Тань, привет. Нужна консультация. Чисто теоретическая. Сколько сейчас стоит наша «трешка» в центре, если продавать срочно?
Таня удивилась, но цифры назвала. Сумма выходила хорошая. Если делить пополам.
Вечером я вернулась домой и увидела на столе цветы. Три вялые розы в целлофане. Видимо, совесть всё-таки чесалась, как тот обгоревший нос.
— Это тебе, — улыбнулся Виктор. — За терпение.
Я взяла цветы. Вода с них капала на пол.
— Спасибо. Поставлю в вазу.
Я смотрела на эти розы и понимала: это не подарок. Это взятка. Дешёвая взятка должностному лицу, которое уже выписало ордер на арест.
Часть 3. Искусство лицемерия
Прошло три дня. Это были самые длинные три дня в моей жизни. Я жила в режиме двойного агента.
Утром я варила ему кофе и слушала бред про «сложных московских партнеров».
Днём я консультировалась с юристом по бракоразводным процессам.
Вечером я гладила его рубашки и уворачивалась от его попыток меня обнять.
— Лен, ты какая-то напряженная, — заметил он в среду, пытаясь помассировать мне плечи.
Я дернулась, как от удара током.
— Отчетный период, Вить. Квартальный. Голова кругом.
— А, ну да. Твои циферки.
«Мои циферки» уже сложились в стройную картину. Юрист, сухой и дотошный мужчина по фамилии Коган, разложил всё по полочкам.
— Квартира — совместно нажитое. Машина — на вас, но куплена в браке. Дача — наследство от вашей мамы, это не делится. Счета... Если успеем заблокировать до того, как он снимет остаток, будет хорошо.
— Он не снимет, — уверенно сказала я. — Он думает, что я слепая.
— Самоуверенность противника — наш главный ресурс, — кивнул Коган.
Самым сложным было не сорваться на мелочах. Когда Виктор разбросал носки. Когда он громко разговаривал по телефону, выйдя на балкон (якобы по работе, но тон был слишком воркующим). Когда он попросил приготовить манты в выходные.
— Манты? — переспросила я. — Это долго, Вить.
— Ну Ленусь, ну праздник же. Я вернулся, всё хорошо. Позовем Ивановых?
Ивановы. Наши друзья. Свидетели нашей «счастливой» жизни.
— Нет, — сказала я. — Давай без Ивановых. Давай устроим романтический ужин. Только ты и я. В субботу.
Виктор расплылся в улыбке. Он решил, что гроза миновала. Что я «схавала» и магнит, и загар, и ложь.
— Отличная идея! Я куплю вино.
Я посмотрела на него с почти материнской жалостью.
Он планировал вечер любви. Я планировала вечер ликвидации.
Часть 4. Дочь
В четверг я встретилась с дочерью. Аня работала дизайнером, жила отдельно и была проницательнее отца. Мы сидели в кофейне, на улице лил всё тот же беспросветный дождь.
— Мам, ты чего такая? — спросила она, едва взглянув на меня. — Папа что-то натворил? Он какой-то странный вернулся. Загорелый, как негр. Говорит, в солярий ходил в Москве.
Я помешала ложечкой остывший капучино. Врать дочери я не хотела. Втягивать её в войну — тоже.
— Аня, папа... Папа решил, что у него вторая молодость.
Аня замерла с чашкой у рта.
— В смысле?
— В прямом. Турция. Любовница. Враньё про командировку.
— Ты уверена?
Я молча достала телефон и показала фото того самого магнита и скриншоты транзакций. Профессиональная деформация: факты превыше эмоций.
Аня опустила глаза.
— Сволочь, — тихо сказала она. — И что ты будешь делать?
— Разводиться, Анечка.
— Мам, но... Тридцать лет. Может, перебесится? Кризис возраста?
Я посмотрела на дочь. Она боялась. Боялась, что рухнет её привычный мир, где мама и папа — это монумент стабильности.
— Ань, предательство — это не кризис. Это выбор. Он свой выбор сделал. Теперь очередь за мной. Я не буду устраивать скандалов, бить посуду или выгонять его в трусах на мороз. Мы всё сделаем цивилизованно.
Она взяла меня за руку. Пальцы у неё были холодные.
— Ты сильная, мам. Я всегда знала. А ему... Ему я не звонила два дня. И не хочу пока.
— Звони, — жестко сказала я. — Веди себя как обычно. До субботы. Мне нужно, чтобы он был абсолютно спокоен.
Когда я выходила из кофейни, мне показалось, что я стала легче. Словно сбросила с плеч мешок с цементом, который тащила годами.
Часть 5. Последние штрихи
Пятница прошла в подготовке. Я действовала, как хирург перед сложной операцией. Инструменты разложены, анестезия готова.
Я заехала в банк и перевела свою часть накоплений на счёт, о котором Виктор не знал.
Я собрала его документы: паспорт, СНИЛС, документы на машину. Сделала копии, оригиналы положила на видное место в ящик стола. Чтобы не искал, когда будет уходить.
Вечером Виктор пришёл пораньше. Принёс торт.
— Ленка, жизнь налаживается! Подписали контракт с москвичами!
Он врал так вдохновенно, что я почти залюбовалась. Если бы он не был моим мужем, я бы поаплодировала.
— Ты молодец, Витя. Талантливый переговорщик.
— А то! — он самодовольно выпятил грудь. — Кстати, я на выходные, может, на рыбалку махну? Петрович зовет.
«Петрович». Тот самый, с магнитом. Видимо, любовница требует продолжения банкета. Или нужно обсудить впечатления.
— В субботу у нас ужин, ты забыл? — мягко напомнила я.
— А, точно! Ужин! Нет, рыбалка отменяется. Только ты и я.
Я гладила его праздничную рубашку. Белую, хрустящую. Пар от утюга поднимался вверх, обволакивая лицо. Я вспоминала, как гладила ему рубашку на нашу свадьбу. Как гладила пеленки Ане. Как гладила ему пижаму в больницу.
Столько тепла отдано этому куску ткани и человеку внутри неё.
Вдруг телефон Виктора, лежащий на диване, пискнул. Он был в душе. Я не удержалась. Просто скосила глаза.
Сообщение на заблокированном экране: «Котик, я скучаю по нашему морю. Когда увидимся?»
Имя контакта: «Алексей Шиномонтаж».
Я рассмеялась. Громко, в голос. Виктор выглянул из ванной, весь в пене.
— Ты чего?
— Вспомнила анекдот, — сказала я, вытирая выступившие слезы. — Про шиномонтаж. Очень смешной.
Он посмотрел на меня с подозрением, но решил не уточнять. Зря. Интуиция — это то, что он потерял вместе с совестью.
Часть 6. Суббота. День тишины
Суббота началась с дождя. Город был серым, мокрым, неуютным. Идеальная декорация.
Я готовила. Не манты, нет. Я приготовила стейки. Мясо с кровью. И салат. Всё просто, дорого и изысканно.
Виктор ходил по квартире гоголем. Он был уверен, что всё сошло ему с рук. Он даже нацепил тот самый магнит на холодильник, сдвинув в сторону фотографию внука.
— Смотрится, да? — подмигнул он. — Яркое пятно.
Я смотрела на этот магнит. Alanya. Символ его глупости.
— Да, Витя. Очень ярко. Напоминает о том, что тайное всегда становится явным.
— Чего? — не понял он.
— Говорю, цвет красивый. Бирюзовый.
К шести вечера стол был накрыт. Свечи (он любил пафос), красивые бокалы, то самое вино, которое он купил.
Я оделась. Не в халат. Строгое черное платье, которое надевала на корпоративы. Немного макияжа. Я хотела выглядеть не как брошенная жена, а как женщина, которая знает себе цену.
В прихожей уже стоял его чемодан. Тот самый, с которым он приехал. Я достала его с антресолей и поставила в угол, прикрыв плащом. Сюрприз должен быть полным.
Виктор вышел к столу, благоухая одеколоном.
— Ого! Ленка, ты выглядишь... на миллион.
— Спасибо. Садись.
Мы сели. Он разлил вино.
— Ну... — он поднял бокал. — За нас? За то, что мы вместе столько лет. За терпение и мудрость.
Я взяла свой бокал. Покрутила его в пальцах. Вино было тёмным, густым.
— Давай выпьем за правду, Витя.
Он слегка напрягся.
— За правду? Ну, давай.
Мы чокнулись. Звон хрусталя прозвучал как гонг перед боем.
— А теперь, — сказала я, ставя бокал, — время подарков. Ты привез мне магнит. А я приготовила тебе кое-что посерьезнее.
Я наклонилась и достала из-под стола папку. Тот самый синий скоросшиватель. И положила перед ним.
Часть 7. Ужин подан
— Что это? — Виктор улыбался, но улыбка уже сползала, превращаясь в гримасу недоумения. — Путевка? Санаторий?
— Открывай, — кивнула я.
Он открыл папку.
Первый лист — заявление о расторжении брака.
Второй лист — соглашение о разделе имущества (проект).
Третий лист — распечатка транзакций из Турции.
Четвертый — фото его «Алексея Шиномонтаж» из соцсетей (нашла накануне, это оказалось несложно по номеру телефона). Милая блондинка в купальнике на фоне того самого моря.
Тишина в кухне стала звенящей. Было слышно, как гудит холодильник и как тикают часы в коридоре.
Виктор побледнел. Загар вдруг стал казаться грязным пятном на его сером лице.
— Лен... Это... Это что?
— Это итог, Витя. Баланс сведен.
Он начал листать страницы, руки у него дрожали.
— Ты... Ты копалась в моих вещах? Ты следила? Лен, ты с ума сошла? Это ошибка! Это фотошоп! Я не знаю никакую бабу!
— Витя, — мой голос был спокойным, учительским. — Не унижайся. Магнит из Аланьи. Загар в дождливом октябре. Списания с карты в дьюти-фри Антальи. И «Шиномонтаж», который шлёт тебе сердечки. Ты считаешь меня идиоткой?
Он вскочил. Стул с грохотом упал назад.
— Да ты... Да ты знаешь, как я пашу?! Ну оступился, ну было! Один раз! Это ничего не значит! Мы семья! Тридцать лет! Ты всё перечеркнешь из-за одной поездки?
Я сидела неподвижно.
— Не из-за поездки. А из-за того, что ты вернулся, посмотрел мне в глаза и соврал. И продолжал врать три дня. Я не живу с лжецами.
Он перешёл в наступление. Это была его тактика — лучшая защита это нападение.
— Да кому ты нужна будешь? Старая, никому не интересная бухгалтерша! Я тебя содержал! Я эту квартиру купил!
— Квартира куплена в браке, — сухо напомнила я. — Половина моя. И дача моя. А вот машина твоя, забирай. И кредиты на неё — тоже твои.
Я встала, подошла к выходу из кухни и указала рукой на коридор.
— Чемодан собран. Вещи я сложила аккуратно. Документы на тумбочке. Уходи.
Он замер, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Он понял, что это не истерика. Это приговор.
Часть 8. Свежий воздух
Сцена прощания была короткой и жалкой. Виктор пытался кричать, потом пытался давить на жалость («У меня давление!»), потом снова оскорблял.
Я молчала. Я просто стояла у двери, держа руку на замке.
— Ты пожалеешь! — крикнул он, выхватывая чемодан. — Приползешь ещё!
— Ключи, — потребовала я.
Он швырнул связку ключей на пол.
— Подавись!
Дверь захлопнулась. Щелкнул замок. Два оборота.
Я осталась одна в тихой квартире. За окном всё так же шумел дождь, но теперь этот звук казался мне музыкой.
Я прошла на кухню. Подняла опрокинутый стул. Собрала нетронутую еду. Стейки остыли, но мне было всё равно.
Подошла к холодильнику. Сняла магнит Alanya. Подержала в руке. Дешёвый кусок пластика, разрушивший семью? Нет. Маячок, который подсветил трещину в фундаменте. Трещину, которая была там давно, просто я замазывала её штукатуркой терпения.
Я бросила магнит в мусорное ведро. Звук падения был глухим и окончательным.
Налила себе чаю. Горячего, крепкого, с лимоном.
Позвонила Ане.
— Мам? — голос дочери дрожал.
— Всё, родная. Он ушёл.
— Ты как? Приехать?
— Не надо, Анечка. Мне хорошо. Правда.
Я вышла на балкон, открыла окно. В лицо ударил холодный, влажный воздух с запахом мокрого асфальта и прелых листьев. Я вдохнула полной грудью.
Внизу, у подъезда, хлопнула дверца такси. Машина с Виктором уехала в темноту, к его «Шиномонтажу» или к другу Петровичу — мне было всё равно.
Впереди были суды, раздел имущества, неприятные разговоры. Но это всё — рабочие моменты. Задачи, которые я умею решать.
Главное, что дебет с кредитом наконец сошёлся. Из моей жизни списали убыточный актив.
Я сделала глоток чая. Он был вкусным. Впервые за долгое время чай не горчил.
Завтра будет воскресенье. Я высплюсь. А в понедельник пойду на работу, и никто, глядя на меня, не догадается, что моя жизнь изменилась.
Хотя нет. Догадаются.
Потому что я наконец-то буду улыбаться по-настоящему.