Знаете, говорят, что любовь живёт три года, а брак проверяется первым ремонтом. У меня всё случилось быстрее. Мой брак прошел проверку на прочность ровно через двенадцать часов после того, как отгремел салют.
Я сидела на кухне нашей съёмной двушки, обхватив руками чашку с остывшим кофе. На столе, среди крошек от вчерашнего каравая и засохших лепестков роз, лежал тот самый конверт. Плотный, кремовый, с золотым тиснением «С Днём Свадьбы!». Он был тяжелым. Приятно тяжелым. Вчера, когда Галина Петровна, моя теперь уже законная свекровь, вручала его нам под свет софитов, она плакала. Так искренне, так театрально вытирала уголок глаза кружевным платком, что даже моя мама, женщина кремень, расчувствовалась.
«Дети мои! — вещала она в микрофон, заглушая ведущего. — Здесь наш с папой вклад в ваше будущее. Первый взнос! Живите, ни в чем себе не отказывайте, стройте своё гнездо!»
Гости аплодировали. Тётя Люба из Саратова завистливо поджала губы. Мы с Олегом сияли, как начищенные медные пятаки. Я уже мысленно клеила обои в своей, своей квартире.
А сейчас в дверь позвонили. Настойчиво так, по-хозяйски. Три коротких, один длинный. Я знала этот почерк. Это была она. И она пришла не за тем, чтобы спросить, как нам спалось. В её глазах, когда она вошла, не было вчерашней влажной нежности. Там был холодный калькулятор.
— Ну что, голубки, — сказала она, даже не разуваясь, и прошла прямо на кухню. — Погуляли? А теперь давайте сводить дебет с кредитом.
В тот момент я еще не знала, что через десять минут моя семейная жизнь превратится в поле боя, где главным оружием станет не крик, а молчаливое достоинство.
Часть 1: Похмелье реальности
Галина Петровна плюхнула свою сумку на стул, где висел пиджак Олега. Сам Олег вышел из ванной, вытирая мокрые волосы полотенцем. Он улыбался — такой сонный, домашний, мой.
— О, мам! Привет. Ты чего так рано? Мы только думали остатки торта доедать. Садись, чайку?
— Не до чаев мне, Олежек, — она отмахнулась, как от назойливой мухи. — У меня бригада на даче простаивает, нужно материалы закупать. Вагонка сама себя не оплатит.
Я напряглась. Какая вагонка? Вчера же речь шла о «светлом будущем» и «первом взносе».
Галина Петровна перевела взгляд на стол, увидела конверт и кивнула на него подбородком:
— Вот он. Целехонький. Ну, слава богу. А то я переживала, что вы сдуру уже в банк побежали или, чего доброго, долги раздавать начали.
— В смысле? — голос Олега дрогнул. Он замер с полотенцем на шее. — Мам, это же... подарок.
Свекровь посмотрела на него так, будто он сморозил несусветную глупость. Взгляд, которым смотрят на неразумное дитя.
— Олежек, ну ты же взрослый парень. Какой подарок? Ты видел, сколько там? Пятьсот тысяч. Откуда у нас с отцом такие деньги «просто так»? — Она выделила эти слова ядовитой интонацией. — Мы же это просто для вида подарили. Чтобы перед сватами не позориться. У твоей Алины родня-то, вишь, какая — все при должностях. А мы что, хуже? Нужно было соответствовать. Люди смотрели.
Я почувствовала, как кофе в желудке превращается в ледяной ком.
— Для вида? — тихо переспросила я.
— Именно, Алина, — она повернулась ко мне, и в её голосе зазвенела сталь. — Это называется «социальный капитал». Мы показали статус. Гости довольны, вы довольны, мы молодцы. А деньги мне верните. У меня перекрытие на веранде гниет.
Часть 2: Математика предательства
В кухне повисла тишина, тяжелая, как могильная плита. Слышно было только, как капает вода из крана — кап, кап, кап. Этот звук бил по нервам.
Олег опустился на табурет. Он выглядел так, словно его ударили под дых.
— Мам, подожди. Мы же... мы же рассчитывали. Мы кредит взяли на ресторан, думали, этим покроем. Ты же сама настояла на ресторане «Версаль»! Мы хотели скромно, в кафе, а ты: «Нет, только высший класс, что люди скажут!».
— И правильно сказала! — Галина Петровна начала раздражаться. — Свадьба бывает раз в жизни. Память останется. А долги... ну что долги? Вы молодые, заработаете. Ты инженер, Алина репетиторством своим натаскает. Что вам стоит? А у нас пенсия на носу.
Она протянула руку к конверту. Её пальцы, с безупречным бордовым маникюром, хищно дрогнули.
Я смотрела на эти пальцы и вспоминала вчерашний вечер. Как она обнимала меня. Как называла дочкой. «Доченька, береги его». Ложь. Всё это было ложью. Декорацией. Мы были просто актерами в её моноспектакле под названием «Я идеальная мать».
— Галина Петровна, — мой голос звучал чуждо, слишком спокойно. — Вы понимаете, что мы сейчас «в минусе» на триста тысяч? Мы заказали этот «Версаль» только потому, что вы обещали помочь.
— Я помогла! — рявкнула она. — Я организовала вам праздник! Я договорилась с тамадой! Я всех рассадила! Это труд, между прочим! А деньги — это бумага. Верните конверт. Сейчас же.
Олег посмотрел на меня. В его глазах я читала панику и мольбу: «Пожалуйста, не начинай, давай просто отдадим, иначе будет скандал».
Часть 3: Выбор стороны
Этот взгляд мужа ранил сильнее, чем жадность свекрови. Он был готов прогнуться. Он привык. Всю жизнь он платил за её спокойствие своим комфортом. Но теперь нас было двое.
Я встала. Медленно, чтобы не выдать дрожь в коленях. Подошла к столу и накрыла конверт ладонью.
— Нет, Олег, — сказала я, глядя мужу в глаза, игнорируя свекровь. — Вопрос не в деньгах.
— А в чем же, милочка? — прищурилась Галина Петровна. — Уж не в жадности ли твоей? Сразу видно — пришла на всё готовое и рот разеваешь на чужое добро.
— В честности, — отрезала я. — Вы вчера при двухстах свидетелях подарили нам эти деньги. Юридически и морально они наши. Но вы правы, Галина Петровна. Нам чужого не надо.
Я видела, как лицо Олега меняется. Он боролся. В нем боролся сын, который боится маминого крика, и мужчина, который должен защищать свою семью.
— Мам, — тихо сказал он. — Алина права. Это... это подло. Ты подставила нас.
Галина Петровна побагровела.
— Подло?! Я тебя вырастила! Я ночей не спала! А ты из-за бумажек мать оскорбляешь? Под каблук залез, да? Тряпка!
Она перешла на крик. Обычная тактика манипулятора: если логика не работает, включай истерику и вину.
Часть 4: Перерезая пуповину
— Хватит! — Я не кричала, но сказала это так твердо, что свекровь поперхнулась воздухом.
Я взяла конверт. Вскрыла его. Вытащила пачку пятитысячных купюр, перетянутых банковской лентой.
— Здесь ровно пятьсот тысяч? — спросила я сухо.
— Пятьсот, — буркнула она, не сводя глаз с денег.
— Хорошо. — Я протянула ей пачку. — Забирайте.
Олег дернулся:
— Алин, ты чего...
— Подожди, Олег. — Я не отводила глаз от лица свекрови. — Забирайте, Галина Петровна. Это ваши деньги. Ваша дача. Ваш ремонт. Но у меня есть условие.
Она уже схватила деньги, прижала их к груди, как спасенного ребенка.
— Какое еще условие?
— Это цена вашего участия в нашей жизни. Вы забираете этот «подарок», но с этого момента вы теряете право голоса. Вы не даете советов. Вы не спрашиваете, когда будут внуки. Вы не критикуете мои шторы и зарплату Олега. Вы не приходите без звонка. Вы продали своё право быть «главной женщиной» в этой семье за пятьсот тысяч рублей. Сделка совершена.
Галина Петровна фыркнула, поспешно запихивая деньги в сумку.
— Ой, больно надо! С такими неблагодарными и общаться не хочется. Живите как хотите, нищеброды.
Она вылетела из квартиры, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.
Олег сидел, обхватив голову руками.
— Алина... как мы теперь кредит платить будем?
Я подошла и обняла его за плечи.
— Заработаем. Я возьму еще две группы учеников. Ты возьмешь подработку на фрилансе. Зато мы свободны, Олег. Ты понимаешь? Мы купили свободу. И это дешево.
Часть 5: Полгода тишины
Следующие шесть месяцев были адом, но это был наш, уютный ад.
Мы экономили на всем. Вместо кино — прогулки в парке. Вместо кафе — домашняя пицца. Я работала по двенадцать часов в сутки: школа, репетиторство, переводы по ночам. Глаза болели от монитора, голос садился от бесконечных «Present Perfect». Олег тоже пахал: приходил с завода, ужинал и садился чертить проекты для частников.
Мы похудели, осунулись, но... мы стали командой. Впервые за все время мы были по-настоящему вместе. Общая проблема сплотила нас крепче, чем любой медовый месяц на Мальдивах.
Галина Петровна не звонила. Только через тётку Любу доходили слухи: «Галочка веранду достроила, хвастается всем. Говорит, дети неблагодарные, даже не звонят».
Олег поначалу порывался позвонить. Скучал. Чувство вины грызло его.
— Может, на день рождения позвоню?
— Звони, — говорила я. — Это твоя мать. Но денег не проси и на жалость не ведись.
Он позвонил. Поговорили сухо. Она жаловалась на давление и на то, что «рабочие — воры». Про нас не спросила.
А потом приблизился её Юбилей. 60 лет.
Часть 6: Приглашение
За две недели до даты телефон Олега ожил.
— Олежек! — голос в трубке был сладким, как патока. — Ну, хватит дуться. Сердце у матери не камень. У меня юбилей, круглая дата. Я ресторан заказала. «Империя». Приходите с Алиной.
Олег поставил на громкую связь. Мы переглянулись.
— Спасибо за приглашение, мам. Придем.
— Ой, сынок, тут такое дело... — тон сменился на деловой. — Я там немного не рассчитала с меню. Гостей много, родня вся будет, коллеги из клиники... Вы же понимаете, нужно стол накрыть богатый. Вы же теперь на ноги встали, кредиты вроде закрыли? Может, поучаствуете? Ну, как дети матери? Тысяч пятьдесят-семьдесят подкинете? А я всем скажу, что это вы банкет оплатили. Вам — почет, мне — приятно.
Меня накрыло дежавю. Опять «скажу всем». Опять пыль в глаза.
Олег посмотрел на меня. Я видела, как желваки заходили на его скулах. Полгода гречки и макарон. Полгода без отпуска. И она снова просит оплатить её шоу.
— Мам, — сказал он ровно. — Мы придем. Поздравим. Но денег нет. У нас свой бюджет, ты же знаешь.
— Как нет?! — взвизгнула трубка. — Родной матери на юбилей?! Вы что, хотите меня перед людьми опозорить?! Я уже намекнула, что сын спонсирует!
— Это твои намеки, мам. Не наши. Мы придем как гости. Точка.
Он сбросил вызов. И впервые я увидела в его глазах не страх, а спокойную, злую решимость.
Часть 7: Спектакль окончен
Ресторан «Империя» сиял огнями. Галина Петровна была в ударе: новое платье, высокая прическа, золото на каждом пальце. Она сидела во главе стола как царица.
Когда мы вошли, повисла пауза. Гости перешептывались. Очевидно, «легенда» о неблагодарных детях была запущена в ротацию давно.
Мы подошли. Галина Петровна улыбалась натянуто, глазами обыскивая нас — искала большой подарок, конверт, что-то значимое.
— А вот и сын с невесткой! — громко объявила она. — Ну, давайте, поздравляйте мать!
Олег вышел вперед. В руках у него был красивый букет бордовых роз. И всё.
Он вручил цветы. Поцеловал мать в щеку.
— С днем рождения, мама. Здоровья тебе.
Галина Петровна застыла.
— И... всё?
В зале стало тихо. Тётя Люба даже жевать перестала.
— А где же... — Галина Петровна растерянно оглянулась на гостей. — Вы же хотели... подарок?
Олег выпрямился. Он взял меня за руку. Его ладонь была горячей и надежной.
— Мама, — сказал он громко, чтобы слышали все, включая дальний край стола. — Мы подарили тебе самое главное. Твои деньги. Те самые пятьсот тысяч, которые ты забрала у нас на следующий день после свадьбы, чтобы сделать ремонт на даче. Мы вернули их тебе тогда, чтобы ты была счастлива. Это и был наш подарок на все праздники вперед. А сегодня — просто цветы. От чистого сердца. Без показухи.
По залу пронесся вздох. Кто-то ахнул. Тётка Люба уронила вилку. Лицо Галины Петровны пошло красными пятнами, она хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Её идеальная картинка «щедрой матери и успешной семьи» рассыпалась в прах за одну секунду. Прямо на глазах у той самой «общественности», которую она так боготворила.
Финал: Чистый воздух
Мы не остались на банкет. Ушли под растерянное молчание гостей.
На улице шел мелкий дождь, типичный для нашего города в ноябре. Серый, холодный, но воздух казался удивительно свежим.
Мы шли к остановке, держась за руки. У нас не было машины, мы еще не выплатили все долги, и завтра мне нужно было вставать в шесть утра к первому ученику. Но я чувствовала себя богачкой.
— Ты видел её лицо? — спросила я тихо.
— Видел, — Олег вздохнул, но в этом вздохе не было тяжести. — Жестоко получилось?
— Честно, — ответила я. — А правда иногда выглядит жестоко. Зато теперь никто не скажет, что мы что-то должны.
Он остановился, притянул меня к себе и поцеловал в мокрую от дождя макушку.
— Спасибо тебе, Алин. Что не дала мне прогнуться тогда.
Подъехал наш старенький троллейбус, дребезжа на повороте. Мы запрыгнули внутрь, в теплое, пахнущее мокрыми зонтами нутро. Впереди была долгая жизнь. Без чужих сценариев, без «конвертов для вида» и без лжи.
И знаете что? Это самое дорогое, что у нас есть.