Знаете, какой на вкус настоящий успех? Я думала, это вкус шампанского «Вдова Клико» или хотя бы дорогого коньяка. А оказалось, что успех на вкус как остывший растворимый кофе в пластиковом стаканчике и валидол под языком.
Я смотрела на этот город с двенадцатого этажа своего нового кабинета. Панорамные окна, кожаное кресло, табличка «Директор филиала Е.А. Воронова». Я шла к этому креслу пятнадцать лет. Пятнадцать лет без нормальных отпусков, с телефоном, приросшим к уху, с разводами, которые случались, потому что «ты замужем за работой». И вот, когда кадровик наконец подписал приказ, первое, что я захотела сделать — не купить себе шубу, не поехать на Мальдивы. Я захотела позвонить маме.
Мне пятьдесят два года, а внутри всё еще живет та девочка с косичками, которой нужно принести дневник с пятеркой и услышать: «Молодец, Леночка».
Я набрала номер. Гудки шли долго, тягуче.
— Алло, мам? Ты сидишь? — мой голос дрожал от радости. — Меня назначили! Я теперь директор по региону! Зарплата — в два раза выше, служебная машина, всё, как я мечтала!
Пауза. Я ждала вздоха радости, поздравлений.
— Ну наконец-то, — сухо проскрипел голос Галины Петровны. — Значит, денег теперь куры не клюют?
— Мам, ну при чем тут...
— Очень даже при чем, Лена. Раз ты теперь начальница, могла бы и семью брата содержать. Витеньке банк снова звонил. Или ты будешь жировать, пока родного брата коллекторы на улицу выкидывают?
Радость стекла с меня, как грязная вода. Я смотрела на город в огнях и понимала: никакой я не директор. Я снова просто «старшая сестра», которая всем должна.
Часть 1: Эйфория и холодный душ
В тот вечер я не поехала праздновать с коллегами. Я села в свою старенькую «Тойоту», которую давно пора было менять, и просто сидела на парковке, глядя в одну точку.
Виктор. Мой младший брат. Ему сорок пять. У нормальных мужчин в этом возрасте уже седина на висках, карьера, дом, внуки на подходе. У Вити — вечные «проекты», «стартапы» и глаза побитой собаки, когда нужно попросить денег. Он младше меня на семь лет. «Поздний, желанный, слабенький», — так говорила мама. Я была сильной. Я была «ломовой лошадью». А Витя был хрустальной вазой.
Ипотеку он взял два года назад. «Лена, это шанс! Двушка в центре, я там офис сделаю, бизнес попрёт!» — горячо шептал он мне тогда на кухне. Я, дура, дала на первый взнос. Половину своих накоплений. Мама тогда плакала от умиления: «Вот это семья, вот это поддержка!».
Бизнес, конечно, не попер. Витя решил перепродавать какие-то биодобавки, потом вложился в криптовалюту на пике падения. И теперь, каждый месяц, 25-го числа, у нас в семье начинался спектакль под названием «Спасение рядового Виктора».
Телефон снова звякнул. Сообщение от мамы: «Заедь завтра. У меня сердце колет. И привези лекарства, список скину. И торт купи, Витя зайдет».
Ни «поздравляю», ни «я горжусь тобой». Только список лекарств и торт для Вити. Я ударила ладонью по рулю. Сигнал машины резким воем разрезал тишину парковки, пугая прохожих. В этом звуке была вся моя злость. Хватит.
Часть 2: Бойкот
На следующий день я приехала к маме. Квартира у неё старая, «сталинка» с высокими потолками, пахнет корвалолом и старыми книгами. Этот запах всегда вызывал у меня чувство вины.
Мама лежала на диване, обложенная подушками, как султанша в изгнании. На лбу — мокрое полотенце.
— Пришла? — слабым голосом спросила она. — А я думала, у тебя теперь совещания, не до больной матери.
Я молча выложила пакеты: лекарства, продукты, фрукты. Хорошие, дорогие продукты.
— Мам, хватит ломать комедию. Вчера по телефону у тебя был голос, как у левитана.
— Ты жестокая, Лена. В отца пошла. Тот тоже был сухарь.
Галина Петровна села, сбросив полотенце. Энергия к ней вернулась мгновенно.
— Давай к делу. Вите нужно тридцать тысяч. Прямо сегодня. Иначе пени пойдут. У тебя теперь зарплата большая, для тебя это копейки.
— У меня зарплата большая, потому что я работаю по двенадцать часов, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — У Вити есть руки и ноги. Пусть идет работать.
— Он ищет! Он творческая натура! Ему нельзя грузчиком, у него спина!
— У меня тоже спина, мам. И грыжа. И давление. Я не дам денег.
Повисла тишина. Такая плотная, что, казалось, ее можно резать ножом. Мама посмотрела на меня так, будто я только что призналась в убийстве.
— Вон, — тихо сказала она.
— Что?
— Вон из моего дома. Раз ты такая жадная, раз тебе бумажки дороже родной крови — уходи. И не звони мне, пока не вспомнишь, что такое совесть.
Я ушла. Впервые в жизни я не стала извиняться. Но когда дверь захлопнулась, меня затрясло.
Часть 3: Визит «бедного родственника»
Прошла неделя. Мама держала слово — не звонила. Зато активизировалась «группа поддержки». Звонила тётка из Самары: «Леночка, как же так, мать плачет...». Звонила крестная: «Бог велел делиться». Я всех вежливо отправляла в бан или ссылалась на занятость.
В среду вечером в мою дверь позвонили. На пороге стоял Виктор.
Выглядел он, надо признать, мастерски. Потертая куртка, которую я помню еще с его тридцатилетия, щетина, виноватый взгляд исподлобья.
— Лен, привет. Можно?
Я пустила. Он прошел на кухню, сел на краешек стула, ссутулившись.
— Чай будешь? — спросила я.
— Буду. Лен... ты прости маму. Она старая, переживает.
— Я на маму не обижаюсь. Я просто устала, Вить.
— Я понимаю, — он вздохнул. — Я правда ищу работу. Ходил на собеседование в такси, но там машина нужна своя, а моя «ласточка» в ремонте. В охрану не берут по здоровью... Лен, мне очень стыдно просить.
Он поднял на меня свои большие, влажные глаза. Те самые глаза, которыми он в детстве выпрашивал у меня конфеты.
— Мне просто перехватить надо. На еду и за интернет заплатить, а то отключили, я даже резюме отправить не могу. Ты же знаешь, я отдам. Как только раскручусь.
Я смотрела на него и видела не взрослого мужика, а маленького мальчика, которого мама всегда защищала от моих «нападок». Жалость кольнула сердце острой иглой. Может, и правда? Ну что мне, убудет от пяти тысяч?
Я уже потянулась к сумке за кошельком. Виктор едва заметно расслабился, уголок губ дрогнул. И тут мой взгляд упал на его ботинки.
Это были новые, отличные треккинговые ботинки. Дорогие. Я видела такие в спортивном магазине, когда выбирала подарок коллеге. Они стоили тысяч пятнадцать, не меньше.
Рука замерла над сумкой.
— Хорошие ботинки, Вить, — сказала я.
Он дернул ногой, пряча её под стул.
— А? Это... это секонд-хенд. Повезло, за копейки урвал.
— Понятно.
Я достала тысячу рублей. Одну бумажку.
— Это на еду. Интернета у тебя в «Макдональдсе» бесплатного полно.
Лицо брата перекосило. Маска страдания слетела, обнажив злость.
— Ты что, издеваешься? Ты директором стала, а родному брату кость кидаешь?
— Бери или уходи.
Он сгреб купюру со стола и вылетел из квартиры, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.
Часть 4: Сомнения и тени прошлого
Эта встреча выбила меня из колеи. Ночью я не могла уснуть. Лежала и думала: может, я превращаюсь в черствую стерву? В ту самую «железную леди» из плохих сериалов?
В голове крутились мамины слова из детства: «Ты старшая, ты умная, ты пробьешься. А Витенька мягкий, его любой обидеть может. Ты должна быть ему опорой».
Эта программа была прошита в подкорке. Я вспомнила, как в девяностые работала на двух работах, чтобы оплатить Вите институт. Он его бросил на третьем курсе, потому что «скучно». Я платила, мама говорила: «Он ищет себя». Я купила ему первую машину — «девятку», которую он разбил через месяц. «Главное, сам жив!» — причитала мама, а кредит за груду металла выплачивала я еще два года.
Я встала, налила воды. В зеркале отразилась уставшая женщина с темными кругами под глазами.
— Кого ты обманываешь, Лена? — спросила я отражение. — Ты не жадная. Ты просто пустая. Они вычерпали тебя до дна.
Утром на планерке я сорвалась на начальника склада за малейшую ошибку. Коллектив притих. Я понимала: семейный яд начал отравлять мою работу. То, ради чего я пахала всю жизнь, оказалось под угрозой из-за моей неспособности сказать твердое «нет».
Часть 5: Случайная правда
Через два дня судьба подкинула мне подарок. Или испытание.
Я заехала в гипермаркет на окраине города. Обычно я хожу в магазины у дома, но тут нужно было купить что-то для офиса.
В отделе бытовой химии я нос к носу столкнулась с Мариной, бывшей женой Виктора. Они развелись пять лет назад, Марина сбежала от него, сверкая пятками, забрав дочку.
— Лена Ивановна? Здравствуйте! — она выглядела прекрасно: посвежевшая, спокойная.
— Привет, Марин. Как дела, как Анечка?
— Ой, растем, в школу пошли. А вы как? Слышала про Витю...
— Что слышала? — я напряглась.
— Ну что он наконец-то за ум взялся. Вчера звонил, хвастался, что Аньке велосипед купит. Говорит, удачно провернул сделку какую-то.
— Сделку?
— Ну да. Он же в Карелию ездил на рыбалку на прошлой неделе. Говорит, с партнерами. Фотки слал — база отдыха шикарная, спиннинг за тридцатку, рыба, баня... Я думала, вы в курсе. Он сказал, вы ему помогли на старте.
Земля качнулась.
— На прошлой неделе? — переспросила я, чувствуя, как холодеют руки. — В Карелию?
— Ну да. А что?
В прошлую неделю он звонил мне и плакал, что ему нечего есть. Мама говорила, что он лежит пластом с депрессией.
— Ничего, Марин. Я просто... заработалась. Рада за вас.
Я вышла из магазина, забыв корзину. В ушах звенело. Спиннинг за тридцать тысяч. База отдыха. Пока я считала копейки, чтобы заплатить его ипотеку в прошлом месяце, он гулял. И мама знала. Она не могла не знать. Они лгали мне. Оба. В лицо.
Часть 6: Подготовка к буре
Приближался юбилей мамы. Семьдесят семь лет. Красивая дата.
Обычно организацией занималась я: заказывала ресторан или накрывала стол, покупала деликатесы, звала гостей. В этот раз я молчала.
За два дня до даты позвонила мама. Голос был уже не умирающий, а требовательный.
— Лена, ты что, про мать забыла? Люди придут! Тетя Люба едет, Светлана Петровна с мужем. Ты стол заказала?
— Нет, мам. Я думала, Витя закажет. Он же теперь при деньгах, сделки проворачивает.
В трубке повисла пауза. Секундная заминка.
— Какие сделки? Что ты выдумываешь? Мальчик последние штаны донашивает! В общем так. Жду тебя в субботу в два. С продуктами. И подарок не забудь. Мне нужна новая стиральная машина, старая совсем не отжимает.
Я положила трубку. Во мне было странное спокойствие. Холодное, как лед. Я знала, что сделаю.
Я зашла в банковское приложение. Выгрузила выписку за последние десять лет. Собрала чеки, которые хранила в папке «Семья» (привычка логиста — всё документировать). Подбила итог в Excel. Сумма получилась страшная. На эти деньги можно было купить однокомнатную квартиру в нашем городе.
Я распечатала таблицу. Купила красивый конверт. И купила подарок. Не стиральную машину. Я купила путевку в санаторий в Кисловодске. Для мамы. Только для неё.
Часть 7: Кульминация
Суббота. Квартира мамы полна гостей. Запах запеченной курицы, салатов с майонезом и дешевых духов.
Виктор сидел во главе стола, рядом с мамой. Он был в новой рубашке, румяный, довольный. Как только я вошла, он сразу сгорбился, изображая вселенскую скорбь.
— О, явилась начальница! — гаркнула тетя Люба. — А мы уж думали, зазналась!
Я молча прошла к столу, поставила пакеты с вином и фруктами.
— С днем рождения, мама.
Галина Петровна поджала губы.
— Спасибо, дочь. А где машина? Я же просила доставку оформить.
— Машины не будет, — громко сказала я. Разговоры за столом стихли.
— Как это не будет? — мама покраснела пятнами. — Ты что, совсем стыд потеряла перед людьми?
— Зато у меня есть другой подарок.
Я положила на стол конверт с путевкой.
— Это Кисловодск. Три недели. Лечение, процедуры, воздух. Ты давно хотела.
Мама схватила конверт, заглянула внутрь и швырнула его обратно мне в лицо.
— Мне не нужны твои курорты! Мне нужно, чтобы ты помогла брату закрыть долг! У него суд через неделю! Ты что, не понимаешь?! Ты купаешься в золоте, а он тонет!
Виктор сидел, опустив глаза в тарелку с оливье.
— Мам, не надо, — тихо прогундосил он. — Я сам... как-нибудь.
Это стало последней каплей.
— Сам? — переспросила я. — Как в Карелии на прошлой неделе? Спиннинг не жмет?
Виктор поперхнулся. Мама замерла.
— Какая Карелия? — взвизгнула она. — Он болел! Лежал здесь, у меня!
— Хватит врать! — мой голос грохнул так, что задребезжали бокалы. — Я видела Марину. Я видела фото. Я знаю про новый телевизор и про «секонд-хенд» за пятнадцать тысяч.
Я достала из сумки сложенную распечатку.
— А теперь слушайте все. Внимательно.
Я развернула лист.
— Оплата института Виктора — 400 тысяч. Покупка первой машины — 350 тысяч. Ремонт его квартиры — 200 тысяч. Погашение кредитов за последние пять лет — полтора миллиона. Итого, с учетом инфляции, я вложила в этого взрослого, здорового лобаря почти пять миллионов рублей.
В комнате повисла гробовая тишина. Тетя Люба открыла рот, но забыла закрыть.
— Я не мать ему. Я сестра. Я отдала свой долг. С процентами. С сегодняшнего дня кормушка закрыта. Ни копейки больше. Ни на ипотеку, ни на еду, ни на интернет.
— Ты... ты чудовище! — прохрипела мама, хватаясь за сердце. — Ты хочешь моей смерти!
— Нет, мама. Я хочу твоей жизни. Долгой и счастливой. Поэтому путевка остается здесь. Хочешь — поезжай лечись. Хочешь — сдай и отдай деньги Вите, пусть он их пропьет в очередной Карелии. Это твой выбор. Но моих денег в этом доме больше не будет.
Я развернулась и пошла к выходу.
— Если уйдешь, ты мне не дочь! — крикнула мама мне в спину.
Я остановилась в дверях. Обернулась.
— Я твоя дочь, мама. К сожалению, единственная взрослая в этой семье.
Часть 8: Рассвет после шторма
Я спускалась по лестнице, и каждый шаг давался мне с трудом, будто на ногах висели гири. Но когда я вышла из подъезда на улицу, в нос ударил свежий, холодный осенний воздух. Я вдохнула полной грудью. Впервые за годы у меня не болела голова.
Первый месяц был адом. Мама звонила и проклинала. Виктор присылал сообщения с угрозами, что наложит на себя руки (я знала, что это блеф, но всё равно пила успокоительное). Родственники устроили мне бойкот.
Но я держалась. Я начала делать ремонт в своей квартире. Купила тот самый бежевый диван, о котором мечтала. Записалась на йогу. Работа пошла в гору — когда у тебя не высасывают энергию дома, ты становишься эффективнее в разы.
Прошло полгода.
Однажды вечером раздался звонок. Мама.
Я взяла трубку, готовая к очередной порции обвинений.
— Алло, Лена.
Голос был тихий, спокойный.
— Привет, мам.
— Я тут... вернулась из Кисловодска. Спасибо. Там хорошие врачи. Давление стабилизировали.
Я улыбнулась. Она все-таки поехала. Не отдала деньги Вите.
— Я рада, мам.
— Витя... он на работу устроился. На склад, водителем погрузчика. Тяжело, конечно. Жалуется. Машину пришлось продать, чтобы долги закрыть. Квартиру сохранил, но теперь платит сам.
— Это хорошие новости.
— Да... — она помолчала. — Знаешь, он стал меньше пить. Устает, наверное. Лена?
— Да?
— Заедешь в выходные? Я пирог испеку. Без Вити. Просто посидим.
В горле встал ком. Я знала, что она никогда не попросит прощения прямо. Люди того поколения не умеют извиняться перед детьми. Но этот «пирог без Вити» был больше, чем извинение. Это было признание моего права быть отдельной личностью.
— Заеду, мам. Обязательно заеду.
Я положила телефон на новый, красивый стол. За окном сиял огнями мой город. Я наконец-то чувствовала, что это моя жизнь. И я никому больше не позволю её украсть. Даже тем, кого люблю.
Свет в конце тоннеля оказался не поездом. Это было солнце, встающее над моей новой, свободной жизнью.