Андрюху, бойца артиллерийского расчёта с позывным Пекарь, выписали из госпиталя.
А Пекарь – просто.
Просто пришлось испечь хлеб: некому было…
Хлеб бойцам – обычно на рассвете – привозила из Малоивановки Танюша.
Малоивановка – шахтёрский посёлок за Ивановой балкой. А Танюша, Татьяна Васильевна, жена горного мастера Свешникова, работала в местной школе учительницей начальных классов. Только сейчас уроков в школе нет: крыша над спортзалом разбита осколками снарядов, и стёкла в окнах разбиты.
И учеников в посёлке почти не осталось: бабушки, тёти, крёстные забрали ребят к себе – подальше от линии боевого соприкосновения… А Татьяна Васильевна теперь стала водителем – чему сама несказанно удивлялась. До войны муж пытался преподавать ей азы вождения, а она отмахивалась обеими руками: не хочу, не могу… боюсь, – ни за что!.. И вообще: мне и пассажиркой неплохо!
Так то ж – до войны.
Бояться сесть за руль… и многого другого бояться можно было до войны.
Теперь о страхе просто не думалось: бойцам хлеб нужен.
Комбат Вершинин устало хмурился. Напоминал:
- Ты осторожнее, Танюша.
Таня соглашалась с комбатом: степная дорога обстреливается непредсказуемо, день и ночь. А недавно – и с улыбкой… и серьёзно, будто в надежде, – призналась Вершинину:
- За машиной – запах горячего хлеба. Я не раз замечала: осколки облетают этот запах. Словно боятся, что горячий хлеб сильнее.
- Всё же будь осторожна, Таня, – негромко повторил комбат.
А Татьяна Васильевна доставала из картонной коробки круглую буханку, разламывала на кусочки хрустящую румяную корочку. Радовалась, если получалось доехать быстро: хлеб ещё не остыл, пусть мальчишки поедят тёплого. Мужики-артиллеристы тоже радовались: в эти моменты мальчишками были не только Андрюха, Димка и Женька… Счастливым пацаном чувствовал себя Григорий Павлович, хотя ему – под шестьдесят.
И всё же поздней осенью смелая-белая «семёрка» горного мастера Свешникова попала под обстрел. В своём оголтелом сумасбродстве война не почувствовала запах горячего хлеба. А может, – от страха… может, в отместку хлебу и мальчишеской радости бойцов с обветренными почерневшими лицами, швырнула осколок в лобовое стекло, выворотила дверцу… неистово и яростно разбросала по дороге ещё тёплые буханки… И унеслась на другой край степи.
Вокруг буханок в горестном недоумении расхаживали вороны…
На полевой кухне были пакеты с мукой. Максим, мальчишка-повар, берёг их – на всякий случай: война…
С двумя осколочными ранениями Максим попал в госпиталь.
Андрюха Полунин, наводчик артиллерийского расчёта, постоял над пакетами, о чём-то подумал. Велел заряжающему Игорю Ясенкову:
-Воды принеси.
- Тебе зачем? – полюбопытствовал Игорёк.
-Увидишь.
Ясенков принёс ведро воды. Уселся за стол, закурил. Интересно: Андрюха в повара, что ли, перевёлся?.. Посмотрим.
А Андрей строго приказал:
- Выйди отсюда.
Вконец растерянный Игорёк чуть не уронил сигарету:
- Ты чего, Андрюха?.. Я ж – посмотреть!
- Посмотреть?.. Я тебе что: спектакль тут показываю? Цирк, – чтоб смотреть? Сказано, – выйди! Тесто – хлебное тесто! – должно дышать сигаретным дымом?!
- Хлебное…что? – бестолково переспросил Игорёк.
Андрею очень хотелось, чтоб на полевой кухне пахло горячим хлебом.
Вершинин вернулся из Луганска.
Рассказал, что в госпитале Таня пришла в себя.
Пусть война задохнётся от злости – за Танюшу, за горячий хлеб… за Максима, – пусть захлебнётся война.
-Тесто! Хлебное! Подойти должно! А ты расселся тут – со своим дымом и пеплом! В дыму тесто разве подойдёт?
Игорь окинул Андрюху недоверчивым взглядом. Ухмыльнулся:
- А ты прям так много понимаешь в тесте.
- Понимаю.
-Можно подумать, – ты умеешь печь хлеб!
- Подумай.
-Что-то я не замечал за тобой кулинарных способностей.
- Заметишь.
-Ладно, хлебопёк. Пойду я.
- Пойди.
Дома Настюшка готовила завтрак, горделиво посмеивалась, – Димку, жениха своего, ставила брату в пример:
- Дима – не только картошку пожарит, а и борщ сварит. И вареники – знаешь, какие красивые вареники он лепит! А ты!.. Глазунью приготовить не сумеешь.
Андрюха обнимал Настю за плечи:
- Так у меня ж сестра есть! А можно сегодня – омлет?
- Давай научу, – предлагала Настя. – Ничего сложного. Пригодится.
-Обязательно научишь, Настюха. Ты ж знаешь, какой я сообразительный.
Сейчас, на полевой кухне, Андрею показалось, будто он решительно нырнул с высокого обрыва в реку. Как в седьмом классе: на спор с Денисом Большаковым… и – на глазах у Полины Сафоновой.
В общем, принялся Андрюха за тесто.
Сообразил.
Или – смутно припоминал… Случалось, краем глаза, на бегу, видел, как бабушка Вера Григорьевна ставила тесто на пирожки.
Подогрел воду. Добавил сухие дрожжи. Обрадовался: дрожжи поднялись лёгкой пеной…
Осторожно – не дышал даже… – добавил муку.
По соль и сахар тоже сообразил.
Накрыл миску чистым полотенцем: у Максима в шкафу был неприкосновенный запас.
Игорёк Ясенков заглянул на кухню:
-Как успехи… хлебопёк? Корочку-то дай, – попробовать. – Разочарованно потянул носом: – Что,– или не готов ещё хлеб?
Андрюха развёл руками. Насмешливо пропел:
- Подывыся, дивчынонько, – якый я моторный… (Посмотри, девчоночка, – какой я проворный…)
Хлеб не просто получился.
Хлеб получился настоящий: мягкий, пахучий, с золотистой хрустящей корочкой. Вкусный.
А Пекарь – вот с этих самых пор.
… Маринка, медсестра из госпиталя, проводила Андрея до троллейбусной остановки.
Прятала грусть в глазах, улыбалась. Смело призналась:
- Андрей… я скучать буду.
Полунин поправил рюкзак:
- Марин, спасибо тебе.
- Может, останешься, – хоть на день? Я покажу тебе Симферополь. Ты же хотел… посмотреть. Говорил, – ни разу не был в Крыму.
- Теперь, значит, был, – улыбнулся Андрей. – Мне ж, Марин, в подразделение возвращаться. И к тёте Наде заехать надо, проведать: два года не виделись.
-И… её проведать?.. Полину, одноклассницу твою…
- И её. Она тоже ждёт меня.
- Андрей… Я желаю тебе… вам счастья. Чтобы ты поскорее вернулся домой…
-Домой я вернусь, – когда закончится война.
-Я желаю, Андрей… пусть Полина дождётся тебя. Мы с тобой… не увидимся больше?
- Марин… Марина, спасибо тебе, – за всё.
Полинино имя Андрей прошептал в полусне-в полусознании – в первую ночь в Симферопольском госпитале.
Дежурная медсестра склонилась к бойцу. Его тяжёлое и прерывистое дыхание, казалось, обжигало… И Марина осторожно положила ладонь ему на лоб. А он заметался головой по подушке, повторил:
- Полина…
Лишь незадолго до выписки Марина с деланным равнодушием, мимоходом, спросила Андрея:
-А Полина… это кто?
Андрей вспыхнул.
- Ты во сне говорил её имя, – объяснила медсестра.
- Мы в одном классе учились. А потом…
Тонкие Маринины брови на мгновенье горько изогнулись:
- Я знаю, Андрей.
Уже в троллейбусе Андрей почувствовал какую-то неясную вину перед Мариной…
В подземном переходе продавали цветы. Разноцветные хризантемы – сияюще-белые, розовые, пламенно-оранжевые, сиреневые… Игольчатые и с широкими лепестками, большущие шары и крошечные кнопки. Горьковатой свежестью хризантемы напомнили запах полыни – даже чуть закружилась голова.
Показать бы Полине – позднюю крымскую осень…
Девушка-продавец улыбнулась бойцу:
- Выбрал? Помочь, может?
Андрей тоже улыбнулся:
- Все красивые. Да мне ехать далеко. Не довезу, – увянут.
-Далеко – это куда? В Забайкалье-Заполярье? Так и туда довозят. Тебе какие больше нравятся?
Андрей невесомо коснулся ясно-жёлтых игольчатых лепестков.
- Ей понравятся, – уверенно заметила девушка.
Ей понравятся…
Сердце Андрея забилось: почему-то вспомнил, как всколыхнулась грусть в больших тёмно-серых Марининых глазах.
Вернуться?..
Ей понравятся хризантемы.
Тут же одёрнул себя: нет, не успею.
Девушка-продавец достала коробку:
-Вот сюда положим – довезёшь. Будут – как только что срезанные.
Продолжение следует…
Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Навигация по каналу «Полевые цветы»