— Ой, да ладно, подумаешь, взяла твой крем за пять тысяч пятки помазать, жалко что ли? — искренне удивилась Галя, плюхаясь на мой диван и поджимая под себя ноги.
Я стояла в дверях ванной, сжимая в руке пустую золотистую коробочку, и чувствовала, как к горлу подступает горячий, душный ком. Это был не просто крем. Это был «Clarins», тот самый, восстанавливающий, на который я откладывала три месяца с пенсии. Я не купила себе новые сапоги, я ходила в старом пуховике, но мне так хотелось хоть раз в жизни почувствовать себя женщиной, а не функцией. Не бабушкой, не бывшим главбухом, а просто Таней, у которой на туалетном столике стоит маленькое чудо.
Вчера я открыла его впервые. Текстура была как взбитые сливки, запах — тонкий, едва уловимый аромат дорогих духов. Я нанесла каплю на лицо, и мне показалось, что я помолодела лет на десять. А сегодня Галя, забежавшая «на минутку» и по-хозяйски занырнувшая в мою ванную, вычерпала половину банки. Своими грубыми пальцами. На свои шершавые, дачные пятки.
— Галя... — голос мой дрогнул, предательски сиплый. — Это же для лица. Он стоит... он дорого стоит.
— Тань, ну ты чего? — она отмахнулась, взяв со стола печенье. — Кожа она и есть кожа. У меня пятки так сохнут, сил нет, а твой этот жирненький такой, сразу впитался. Ты же подруга, неужели тебе для меня жалко? Мы же со школьной скамьи...
Она смотрела на меня своими голубыми, совершенно ясными глазами, в которых не было ни тени вины. Только легкое недоумение: мол, чего это Танька застыла, как соляной столб? А я смотрела на неё и вдруг поняла: дело не в креме. Дело в том, что все эти сорок лет я для неё была именно этим — удобным тюбиком, из которого можно черпать ресурсы, время и душу, чтобы смазывать свои проблемы.
И, кажется, крем закончился.
Часть 1: Анатомия дружбы
Мы с Галей дружим с седьмого класса. Или, правильнее сказать, я дружу, а Галя позволяет мне быть рядом. В школе я давала ей списывать алгебру, в институте писала за неё курсовые, пока она бегала на свидания. «Танюш, ты же умная, тебе легко, а у меня любовь!» — смеялась она, и я верила. Любовь — это святое. Я была «умной Танюшей», а она — яркой Галочкой, звездой любой компании.
Сейчас нам по пятьдесят восемь. У меня — тихая пенсия, редкие звонки от сына из Питера и цветы на подоконнике. У Гали — третий развод, бурная деятельность в родительском чате внуков (которых ей подкидывают каждые выходные) и вечная нехватка денег.
Она ворвалась в мою жизнь сегодня утром, как обычно, без звонка. У неё есть ключи — я сама дала их пять лет назад, когда лежала в больнице с давлением, чтобы она поливала цветы. Цветы тогда засохли, но ключи Галя так и не вернула, каждый раз отшучиваясь: «Ой, забыла в другой сумке».
— Слушай, у тебя кофе есть нормальный? А то у меня дома только растворимый, гадость, — кричала она из кухни, пока я в спальне пыталась переварить инцидент с кремом.
Я смотрела на своё отражение в зеркале. Морщинки вокруг глаз, опущенные уголки губ. Я всегда была удобной. Мягкой. Терпеливой. Муж, покойный Валера, говорил: «Танька, ты как пластилин, лепи что хочешь». Он тоже лепил. И дети лепили. А теперь вот Галя.
Я вышла на кухню. Она уже хозяйничала: достала мою любимую чашку (тонкий фарфор, подарок коллег), нарезала сыр (который я берегла к ужину) ломтями толщиной с палец.
— Ты чего такая кислая? — спросила она с набитым ртом. — Из-за мазилки своей? Ой, я тебе в «Фикс Прайсе» куплю такую же, там полно кремов с алоэ. Еще лучше будет.
Я села напротив. В груди жгло.
— Галя, это был подарок. Самой себе.
— Ну вот и подаришь себе еще раз, — она беспечно махнула рукой. — Слушай, я чего зашла-то. У меня к тебе дело на миллион.
Я напряглась. «Дело на миллион» у Гали обычно означало убытки для меня.
Часть 2: Накопительный эффект
— Я тут подумала, — Галя отхлебнула кофе, громко причмокивая. — Скоро же мой юбилей. Шестьдесят не за горами, но пятьдесят восемь тоже дата красивая. Я решила собрать всех наших. Ленку, Светку, Игоря с женой... Человек пятнадцать наберется.
Я молчала, предчувствуя недоброе.
— В кафе сейчас цены — космос, — продолжала она, размахивая куском сыра. — Дома у меня — сама знаешь, ремонт этот вялотекущий, штукатурка сыплется. А у тебя на даче сейчас красота! Сирень отцвела, зато пионы пошли. Воздух, беседка... В общем, я решила: гуляем у тебя!
Она не спросила. Она решила.
Внутри меня что-то щелкнуло. Как крышка той злополучной банки с кремом. Моя дача — это мое убежище. Я купила этот крошечный домик три года назад, продав гараж мужа. Я там каждую доску своими руками выкрасила. Там тишина, там мои книги, там я слушаю птиц, а не чужие жалобы.
— Галь, — тихо начала я. — Дача не готова к приему гостей. Там воды горячей сейчас нет, бойлер сломался.
— Ой, да ладно! — перебила она. — Нагреем в ведрах, не барыни. Главное — стол накрыть. Ты же у нас кулинар от бога! Сделаешь свои фирменные пироги с капустой, салатики настрогаешь, картошечку молодую отваришь... Я продукты куплю, не переживай. Ну, самое основное. А мелочи — соль там, масло, соленья твои — у тебя же есть?
Она уже всё расписала. Мои продукты, мой труд, мой дом, моё время. А она будет "королевой бала", принимающей поздравления.
— Я не могу, — выдавила я.
— Что «не можешь»? — она нахмурилась. — Картошку сварить?
— Я не хочу устраивать банкет на даче. Я устала, Галя.
Повисла пауза. Галина отставила чашку. В её глазах промелькнуло то самое выражение, которое я боялась видеть всю жизнь: смесь презрения и обиды.
— Ты это сейчас серьезно? — её голос стал ниже. — Я к ней с душой, а она... Тань, ты чего, зажралась на своей пенсии? Подруге раз в год помочь трудно?
Часть 3: Призраки прошлого
В тот вечер она ушла, громко хлопнув дверью, не допив кофе. Но я знала: это не конец. Галина — как танк, она не понимает слова «нет», она считает его временным техническим сбоем.
Ночью я не спала. Лежала и вспоминала.
Вспоминала, как десять лет назад она заняла у меня крупную сумму «на бизнес» сыну. Бизнес прогорел через месяц, деньги она не вернула. «Тань, ну ты же понимаешь, мы свои люди, отдам, когда смогу». Не отдала до сих пор.
Вспоминала, как она пришла на поминки моего мужа в ярко-красной кофте и громко рассказывала анекдоты, потому что «надо развеять обстановку». Мне тогда хотелось выть, но я молчала. Неудобно же. Человек старается.
Я встала, прошла в ванную. Включила свет. Баночка с кремом стояла на полке. Половина содержимого отсутствовала. Я сунула палец внутрь — крем был испорчен. В нём остались крошки от печенья с Галиных рук. Мелкие, колючие крошки в нежной субстанции.
Я взяла банку и выбросила её в мусорное ведро.
Звон удара пластика о дно ведра прозвучал как гонг.
Утром телефон начал разрываться. Сначала звонила сама Галя. Потом — общая знакомая Света.
— Танюш, привет! — щебетала Света. — Слушай, Галочка сказала, вы там юбилей на даче мутите? Какая ты молодец! Мы с Игорем обязательно будем. А что привезти? Может, винца?
Она уже всех обзвонила. Она поставила меня перед фактом не только лично, но и публично. Если я сейчас откажу — я буду врагом народа. Той самой «злобной бабкой», которая пожалела подруге праздник.
Часть 4: Осада
Следующие три дня превратились в ад. Галина вела себя так, будто моего отказа не было. Она присылала мне списки продуктов в WhatsApp.
«Тань, посмотри, у тебя мангал живой? Может, новый купить? Хотя зачем тратиться, твой сойдет, пусть Игорь почистит».
«На пироги муку бери высший сорт, я обычную не люблю».
Я читала эти сообщения и чувствовала, как меня накрывает паника. Старая, привычная паника жертвы. Проще согласиться. Проще потерпеть один день, перемыть потом гору посуды, выслушать пьяные бредни её гостей, улыбаться, кивать... Лишь бы не было войны. Лишь бы не быть «плохой».
Я пошла в магазин. Ноги сами привели меня к полке с косметикой. Я стояла и смотрела на тот самый крем. 5200 рублей. У меня оставалось до пенсии семь тысяч. Если я куплю его снова — на стол для Галиного юбилея денег практически не останется (ведь её «я куплю продукты» обычно ограничивалось палкой колбасы и бутылкой водки, остальное ложилось на меня).
Я стояла и держала в руках тестер.
— Вам помочь? — спросила молоденькая консультантка.
— Нет, — сказала я. — Или да. Скажите, этот крем... он правда помогает от морщин?
Девушка улыбнулась грустно и мудро:
— От морщин, женщина, помогает только спокойная жизнь и любовь к себе. А крем — это просто приятный ритуал.
Любовь к себе.
Я вспомнила Галины пятки. Грубые, желтоватые, в трещинах. Она мазала их моим ритуалом. Моей любовью к себе.
Я не купила крем. Я развернулась и пошла домой. В моей голове созрел план. Или даже не план, а просто решение. Твердое, как камень.
Часть 5: День Икс
Суббота. День предполагаемого «праздника».
Галина позвонила в 8 утра.
— Танька, ты спишь?! Мы уже выезжаем! Такси заказали, через час будем у твоего подъезда, заберем тебя и кастрюли. Ты мясо замариновала?
Я сидела в кресле, одетая в свой лучший костюм. Рядом стоял маленький чемодан.
— Галя, — сказала я в трубку. Голос был спокойным, я сама удивилась. — Не надо приезжать к моему подъезду.
— В смысле? Ты уже на даче? Ой, какая ты умница! То-то я думаю...
— Нет, Галя. Я не на даче. И я не поеду на дачу.
— Ты чего? — в трубке повисла тишина, звенящая, электрическая. — Гости уже собраны. Салаты... Ты что, спятила?
— Я уезжаю, Галя. В санаторий. Путевка горящая, подвернулась вчера.
— В какой санаторий?! Какой санаторий в мой юбилей?! Ты что творишь, овца?! — маска «подружки» слетела мгновенно, полился базарный крик. — Ты меня перед людьми позоришь! Мы уже водку купили! Куда мы всё это повезем?!
— Везите к тебе, Галя, — сказала я. — У тебя квартира большая. А ремонт... ну, люди же к тебе идут, а не к обоям.
— Ты мне ключи от дачи дай! — взвизгнула она. — Сама вали куда хочешь, а мы на дачу поедем! Где ключи?!
— Ключи у меня в сумке. А запасных нет. Ты же свои потеряла, помнишь?
— Тварь! — выдохнула Галина. — Какая же ты тварь, Таня. Я к тебе со всей душой... Из-за какого-то крема? Ты мелочная, злобная старуха! Чтоб ты сдохла в своем санатории!
Я нажала красную кнопку. Потом выключила телефон.
В квартире стало тихо. Часы на стене тикали: так-так, так-так.
Часть 6: Побег
Я солгала. Никакого санатория не было.
Я просто взяла билет на электричку в соседний город, где жила моя тетка, к которой я не выбиралась пять лет.
Я вышла из подъезда, оглядываясь, как шпион. У подъезда никого не было. Галина и её свита еще не приехали.
В электричке пахло пылью и пирожками. Я смотрела в окно на проплывающие березки и дачные поселки. Где-то там, на моей даче, сейчас пели бы птицы. А может, Галина бы взломала замок? Нет, забор высокий, соседи бдительные, сразу полицию вызовут. Она не рискнет.
Мне было страшно. Руки тряслись. Впервые за сорок лет я совершила поступок, который все осудят. Света, Лена, все общие знакомые сейчас перемывают мне кости. «Кинула подругу», «совсем из ума выжила», «эгоистка».
Слово «эгоистка» каталось на языке, как сладкая конфета.
Всю жизнь меня учили быть хорошей. Хорошей девочкой, хорошей женой, хорошей матерью, хорошей подругой. А быть хорошей для себя меня никто не учил.
Я достала из сумочки зеркальце. На меня смотрела женщина с испуганными глазами, но с плотно сжатыми губами. Я не нанесла макияж. Я ехала к тете Вале, которая всегда говорила мне правду.
Часть 7: Разговор с мудрецом
Тетя Валя, сухая, жилистая старушка 80 лет, встретила меня без лишних вопросов. Налила чаю с чабрецом, поставила вазочку с вареньем.
Я рассказала ей всё. И про крем, и про пятки, и про дачу, и про проклятия в трубку.
Я плакала. Меня прорвало. Я рыдала так, как не рыдала на похоронах мужа. Я оплакивала не подругу, а свои сорок лет, потраченные на обслуживание чужого эгоизма.
Тетя Валя слушала молча, гладила скатерть узловатой рукой.
— Дура ты, Танька, — сказала она ласково, когда я затихла. — Но не потому, что отказала. А потому, что так долго тянула. Знаешь, есть такие люди — как пылесосы. Они сосут из тебя радость, деньги, силы. А ты думаешь — это дружба. А это паразитизм обыкновенный.
— Но она же... мы же столько лет...
— И что? — тетка прищурилась. — Срок давности не оправдание. Если туфли жмут, ты их снимаешь, даже если носила их десять лет. Галька твоя — это туфли, которые на два размера меньше. Ты ноги в кровь сбила, а всё ходишь и улыбаешься.
Она встала, подошла к серванту и достала оттуда маленькую заначку.
— Держи.
— Что это?
— Деньги. Иди и купи себе тот крем. И еще помаду. Самую яркую.
— Тетя Валя, не надо...
— Бери, говорю! Это тебе мой рецепт. Лекарство от совести. Ты сейчас себя виноватой чувствуешь, грызешь. А ты себя награди. За смелость. Первый раз в жизни зубы показала — это отметить надо.
Часть 8: Свет в конце
Я вернулась домой через два дня.
Включила телефон. 48 пропущенных вызовов. 15 гневных сообщений в WhatsApp. Одно голосовое от Светы: «Тань, ну ты даешь... Галя в истерике, мы сидели у неё на кухне, жарко, тесно... Ну нельзя же так с людьми».
Я удалила всё, не дослушав. Затем заблокировала номер Галины. Потом Светы. Потом еще пары человек из той компании, кто любил учить меня жизни.
В квартире было пусто и свежо.
Я достала из сумки новую, запечатанную в слюду коробочку «Clarins». И ярко-красную помаду, которую я бы никогда раньше не купила — «не по возрасту», «вульгарно».
Я пошла в ванную. Медленно, наслаждаясь каждым движением, сняла пленку. Открыла золотую крышку. Вдохнула аромат.
На этот раз я не стала экономить. Я зачерпнула щедрую порцию нежного, прохладного крема и нанесла его на лицо. Кожа отозвалась благодарным теплом.
Я посмотрела в зеркало. Из стекла на меня глядела женщина. У неё были морщины, да. Но в глазах больше не было страха.
Я накрасила губы красной помадой. Улыбнулась.
Это выглядело вызывающе. Ярко. Непривычно.
Прекрасно.
В дверь позвонили. Я вздрогнула. Неужели Галя? Пришла добивать?
Я подошла к двери, посмотрела в глазок. На пороге стоял курьер с цветами.
Я открыла.
— Татьяна Викторовна? Вам доставка.
— От кого? — удивилась я.
В букете хризантем лежала записка: «Мам, я тут звонил, ты недоступна была. Тетя Валя сказала, ты у неё, отдыхаешь. Ты молодец. Давно пора было послать эту тетю Галю, я тебе это еще в школе говорил. Люблю. Сын».
Я прижала цветы к груди и вдохнула их горьковатый осенний запах.
Дружбы больше не было. Но была я. Был сын, который всё понимал. Был мой дом, в который больше никто не войдет без спроса, чтобы мазать пятки моей душой.
Я закрыла дверь на оба замка. Щелчок прозвучал как выстрел стартового пистолета. Моя жизнь — моя настоящая жизнь — только начиналась.