— Не уйдёшь! — Её голос, хриплый от крика, разорвал предрассветную тишину прихожей, как и всего подъезда. — Глаза в глаза, давай объясни, скажи мне, куда ты собрался в три часа ночи! В командировку? Смотри мне в глаза!
Светлана метнулась к нему, схватив с трюмо первую попавшуюся под руку хрустальную пепельницу — подарок их друзей на новоселье. Она замахнулась, и в ее глазах стояли слезы бешенства и беспомощности. Андрей, не оборачиваясь, продолжал методично складывать вещи в огромную пластиковую сумку, будто не слыша ее. Его спокойствие было похоже на ледяную стену.
— Я сказал — хватит, Света. Слышишь? Хватит. Мне все надоело. Надоели твои истерики, твои вечные подозрения и этот вечный упрек в глазах. Я ухожу.
— Уходишь? Зачем? Куда? К кому? — Света все еще сжимала в руке холодный хрусталь, но рука уже начала дрожать.
Он резко повернулся к ней. Лицо его, такое знакомое и любимое, сейчас казалось чужим и резким.
— Да, к другой! — выкрикнул он, и слова прозвучали как пощечина. — Уже полгода. Довольна? Ты же этого хотела услышать? Ты всего добилась своими проверками и скандалами! Поздравляю!
Андрей захлопнул молнию на сумке с таким звуком, будто захлопнул крышку гроба их десятилетнему браку. В глазах у нее потемнело. Пепельница со звоном упала на паркет, покатившись под ножку комода.
— Полгода? — прошептала она, и голос внезапно пропал, оставив лишь хриплый выдох. — Как?.. Почему?..
Но Андрей уже надевал пальто, не глядя на нее.
— Потому что с ней мне спокойно. Она мне не выносит муж ежеминутно. Потому что она не устраивает сцен из-за каждого рабочего СМС. Она не считает мои деньги и не контролирует каждый мой шаг. Я устал, Света. Просто устал от этой жизни. И к тому же... Мы спим с ней, часто.
Он открыл дверь, и в квартиру ворвался холодный влажный воздух с рассветной улицы.
— Ключи на тумбе. Как сделать развод и раздел имущества, да и вообще какие вопросы — через моего адвоката. Вот визитка. Не звони мне. Достала!
Дверь захлопнулась. Громко, и невежливо. Именно от этого звука — такого необыденного, такого финального — у Светланы подкосились ноги. Она почти упала по косяку двери на пол, в кучу разбросанных им же платёжек и реклам из почтового ящика, и зарыдала. Не истерично, как минуту назад, а тихо, безнадежно, уткнувшись лицом в холодное дерево. Мир рухнул, а за окном начинался обычный четверг.
Рассвет застал ее сидящей на том же месте, накрытой курткой. Тело затекло, глаза горели, а в голове стучала одна-единственная мысль: «Полгода. Уже полгода. И они тра... они спали. Но мы тоже спали, но когда, когда последний раз, не припоминаю даже». Она поднялась, ее взгляд упал на их общую фотографию в рамочке на тумбе — счастливые, на море, всего два года назад. Казалось, это смотрели на нее совершенно другие люди.
Механически она встала по звонку будильника и собралась на работу. Действуя на автопилоте: душ, косметика, Визин чтобы скрыть следы слез, строгий костюм. Костюм стал ее доспехами, за которыми можно было спрятать всю боль и стыд. Стыд того, что ее бросили. Стыд того, что она не углядела, не удержала. Стыд своей недавней истерики.
Дорога до офиса прошла как в тумане. Она вошла в знакомое стеклянное здание, поднялась на лифте, и вот она уже стояла на пороге своего отдела. Секунда замешательства. Офис жил своей обычной жизнью: звенели телефоны, стучали клавиатуры, кто-то смеялся у кофемашины. И этот разрыв между ее личной катастрофой и обыденностью рабочего утра был настолько чудовищным, что она замерла, не в силах сделать шаг.
— Светлана Михайловна, вы как? — чей-то голос прозвучал будто издалека.
Она не ответила, прошла к своему кабинету, чувствуя на себе десятки любопытных и обеспокоенных взглядов. Она была образцом собранности и профессионализма, а сейчас чувствовала себя голой и беспомощной под этими взглядами.
Едва закрыв за собой дверь, она услышала осторожный стук.
— Войдите, — выдавила она, пытаясь сделать голос твердым.
В кабинет заглянула Марина, ее коллега и единственная подруга в офисе. Ее умные, внимательные глаза мгновенно все поняли.
— Света, родная, что случилось? — Марина прикрыла дверь и подошла ближе. — На тебе лица нет! Ты вся белая, как полотно. И глаза… Господи, да ты плакала!
И все. Все ее доспехи рухнули от одного ласкового слова. Пресловутая «собранность» лопнула как мыльный пузырь.
— Он ушел, — выдохнула Светлана, и губы снова предательски задрожали. Слёзы градом покатились по её щекам. — Сегодня ночью. Собрал вещи и ушел.
Марина ахнула, прикрыв рот рукой.
— Андрей? Куда? Почему?
— К другой, — Светлана закусила губу, пытаясь сдержать новые слезы. — Сказал, что у него уже полгода как есть другая. Что я ему надоела со своими истериками, скандалами, недаванием. Что он меня устал
Она закрыла лицо руками, снова чувствуя себя той самой униженной женщиной на полу в прихожей.
— Я ему… я даже пепельницу в голову кинула. Почти. Конечно как обычно я и орала как сумасшедшая.
— Он тебя не ударил? Вы дрались?
—Ударил? Нет, ты что... Он… он был спокоен как удав. Собрался и ушел, буркнув что-то про развод и раздел квартиры.
Марина обняла ее за плечи.
— Ну и черт с ним! Ты слышишь меня? Если он такой подлец, что не мог все объяснить по-человечески, а дождался скандала, чтобы сделать из тебя виноватую, то черт с ним!
Но слова поддержки пока не доходили до сознания. Светлана сидела, смотря в одну точку, и снова и снова прокручивала в голове тот последний разговор. Каждое его слово. Его холодный взгляд. И понимала, что самое страшное только начинается. Потому что сейчас нужно будет жить. А как?
— Дыши, Света, просто дыши. — Марина потянулась к ящику ее стола, достала бутылку воды и протянула подруге. — Выпей. Медленно.
Светлана машинально сделала глоток. Холодная жидкость обожгла горло, вернув на мгновение ощущение реальности. Но тут же из-за двери кабинета донесся сдержанный женский смех, и ее снова накрыло волной стыда. Все они сейчас там, за тонкой перегородкой, шепчутся, строят догадки, бросают украдкой взгляды на ее закрытую дверь. Она стала офисным экспонатом — «брошенная жена в ее естественной среде обитания».
— Я не могу здесь сидеть, — прошептала она, вставая. Ноги снова ватные. — Мне нужно… в курилку. Или куда угодно.
— Я с тобой, — решительно заявила Марина, беря свою пачку сигарет, хотя бросала месяц назад, но на черный день они всегда были.
Они вышли из кабинета. Светлана старалась смотреть прямо перед собой, но периферийным зрением улавливала, как за соседними мониторами замирают фигуры, как смолкают разговоры. Воздух был густым от невысказанных вопросов.
В прокуренной комнате для курения тихонько жужжала вытяжка и было пусто. Светлана прислонилась к холодной стене, закрыв глаза.
— Он сказал… что устал от моих подозрений, — выдавила она, глядя в потолок. — А с чего они начались, эти подозрения? Помнишь, он вернулся из той самой «конференции» в Питере с новыми духами? Говорил, коллега подарила на удачные переговоры. А я поверила. Дура.
Она закурила, руки тряслись.
— А потом — постоянные задержки на работе. Вечно срочные проекты. Телефон вечно на вибро без звука. А я ведь чувствовала! Чувствовала, что он отдаляется. И вместо того, чтобы поговорить, я превратилась в следователя. Проверяла карманы, телефон… Однажды нашла в бардачке чек из ювелирного, а он мне на день рождения подарил просто духи. Тогда был жуткий скандал. Он кричал, что это сюрприз для моей мамы на юбилей, а я не поверила. Оказалось, правда, для мамы. А я… я извинялась потом неделю.
Марина молча слушала, выпуская колечки дыма.
— И вот теперь он говорит — я сам все создала. Своей истеричностью. Своими хватит лапать меня, потом ночью всё. А он, выходит, просто пошел туда, где его понимают. Где ему спокойно. Где ему дают ласки и заботу.
— Не оправдывай его, Света, — тихо, но твердо сказала Марина. — Он — взрослый мужик. Если что-то не устраивало, мог поговорить. А он выбрал путь подлеца — врал и изменял за твоей спиной. Ты не виновата в его подлости.
Светлана кивнула, но она сама так не считала, не верила. Сама виновата. Конечно, сама виновата. Не додала, недолюбила, не доухаживала, не дозаботилась.
Вернувшись на рабочее место, она попыталась включиться в работу. Открыла отчет, но цифры плясали перед глазами, не складываясь в смысл. Внутренний монолог не умолкал ни на секунду.
*«Полгода. Это значит, на 8 марта он подарил мне те серьги, уже будучи с ней. Целовал меня, зная, что через час будет с ней. Как он мог? Ведь мы строили дачу, планировали ребенка в следующем году… Все это было ложью? Или он просто играл роль, пока не нашел ей замену? Я — заменяемая. Оказывается, я была заменяема».*
— Светлана Михайловна, вам зонтик не нужен? — над ее столом склонилась молодая практикантка Оксана, с лицом, полным неподдельного сочувствия. — На улице дождь, а вы вроде без…
— Что? — Светлана оторвалась от монитора. — А… нет, спасибо. У меня зонт есть.
Оксана постояла еще мгновение, явно желая сказать что-то утешительное, но не решаясь.
— Если что… я рядом, — смущенно пробормотала она и быстро ретировалась.
*«Бедный ребенок, — подумала Светлана. — Она, наверное и не представляет, что такое — предательство. По фильмам только знает. А в жизни все не так романтично. В жизни это — пустота и урчание в желудке и ощущение, что тебя вывернули наизнанку».*
День тянулся мучительно долго. Каждый звонок телефона заставлял ее вздрагивать — а вдруг он? Вдруг он одумался? Вдруг это был ужасный сон? Я буду другой, обещаю! Но телефон молчал. Точнее, звонили только по работе.
В шесть вечера она не выдержала и собралась домой. Выйдя из здания, она действительно попала под холодный осенний дождь. Зонта с собой не было, конечно. Он лежал в его машине. Все самое необходимое в последнее время почему-то оказывалось в его машине.
Она пошла по мокрому асфальту, не ускоряя шаг. Промокнуть до нитки было даже кстати — это как-то оправдывало слезы, струившиеся по лицу вместе с дождевой водой.
Квартира встретила ее гробовой тишиной. Утром, в суматохе, она не заметила, что он забрал не все. На вешалке висел его старый домашний халат. На полке в ванной — мужской дезодорант. Мелочи, которые теперь смотрелись как насмешка.
Она обошла все комнаты, будто впервые. Их общая спальня. Большая кровать, на которой он уже полгода, выходит, просто отбывал свой срок. Тянул тяжелую лямку совместной жизни с нелюбимой. Гостиная, где они иногда по вечерам смотрели сериалы, и он в это время, вероятно, переписывался с ней. Кухня, где он уверял, что любит только ее. Раньше. Давно.
Светлана подошла к окну, смотрела на мокрые крыши, на огни машин внизу. Где он сейчас? У нее? В какой она квартире? Она. Кто она? Моложе ее? Красивее? Или просто… спокойнее?
Она вспомнила их последнюю крупную ссору, месяц назад. Он тогда пришел за полночь, пахнувший чужими духами и алкоголем. Она устроила сцену. Он кричал, что она его душит, что задыхается в этих четырех стенах. А она кричала в ответ, что он эгоист и изменник, что семья — это не только на словах.
«Он задыхался… — прошептала она в стекло. — А я и не замечала, не слышала, не видела».
Чувство вины накатило с новой, сокрушительной силой. Да, он поступил как последний негодяй. Но разве она — белая и пушистая? Разве ее постоянный контроль, ее вечное недовольство, вечный старый халат, ее упреки из-за каждой мелочи — это нормально?
Она осталась одна с этим вопросом. И с оглушающей тишиной, которую уже не мог заглушить даже телевизор. Тишиной, в которой так отчетливо слышен хруст осколков твоей собственной, когда-то такой прочной, жизни.
Ночь прошла в небольшой тревожной дремоте, глубокий сон пришел только за минуту до будильника. И дни и ночи тянулись очень медленно и в переживаниях. Нервы были на пределе.
— Я не понимаю, что от меня хотят эти идиоты! — в сердцах бросила Марина, откидываясь на спинку стула. — Три раза переделывала презентацию, а теперь говорят — «верните первый вариант, он был живее». Да я его уже удалила! Блин
Они сидели в небольшом уютном кафе недалеко от офиса, за столиком у окна. Прошла неделя. Неделя странного, вымученного существования. Светлана научилась спать урывками, есть потому, что надо, и улыбаться коллегам ровно настолько, чтобы отстали. Автоматизм стал ее спасением.
— Первый вариант всегда живее, — тихо отозвалась Светлана, помешивая ложкой уже остывший капучино. — В нем есть энтузиазм. Потом приходят правки, и остается только усталость.
Марина посмотрела на нее пристально.
— Ты это про работу или про жизнь?
Светлана слабо улыбнулась, не поднимая глаз от чашки.
— Не знаю. Уже и сама не различаю.
За эту неделю она пересмотрела их с Андреем жизнь, как прокручивают старый, заезженный фильм, в котором вдруг замечаешь детали, ускользнувшие при первом просмотре. Она вспомнила, как год назад он предлагал съездить в отпуск не на море, как всегда, а в горы. «Сменим обстановку, встряхнемся!» — говорил он. А она отказалась: «Зачем? Нам и на море хорошо. И дорого в горах, к тому же». Он тогда замкнулся на весь вечер.
Вспомнила, как он пытался записаться на парные танцы. «Это же так романтично!» — улыбался он. А она фыркнула: «В нашем-то возрасте? Да еще после работы? У меня сил нет». Его улыбка потухла.
Она вспомнила десятки таких моментов. Мелочей. Казалось бы, ничего. А сложившись вместе, они образовали стену. Стену ее равнодушия, усталости, привычки. А он, выходит, бился об эту стену, пытался ее проломить, а потом просто нашел обходной путь.
— Знаешь, — тихо начала Светлана, — я все думаю… А была ли я счастлива? В последние годы. Или мне просто было удобно? Удобно, что есть муж, квартира, стабильность. А он… он, наверное, просто перестал быть частью этого удобного мира. Стал проблемой, которую нужно контролировать.
Марина вздохнула.
— Перестань заниматься самобичеванием. Брак — дело двоих. Если ему что-то не нравилось, он мог поговорить. Мог настоять. А он выбрал трусливый путь. Не возлагай на себя вину за его слабость.
— Я не оправдываю его, — покачала головой Светлана. — То, что он сделал — подло. Но я пытаюсь понять, как мы до этого докатились. Чтобы… чтобы больше никогда так не жить.
Вернувшись в офис, ее вызвала к себе Анна Петровна, начальница. Строгая, подтянутая женщина лет пятидесяти, с безупречной репутацией и стальными глазами.
— Светлана, садитесь, — она указала на кресло напротив своего массивного стола. — Отчет по квартальным продажам я просмотрела. Цифры хорошие, но я вижу, что последнюю неделю вы работаете на автопилоте. Ошибок нет, но и искры тоже.
Светлана опустила глаза. Вот и все, сейчас последует выговор или, того хуже, жалость.
— У меня к вам не рабочее предложение, — неожиданно мягко сказала Анна Петровна. — Мне позвонил ваш муж. Вернее, уже бывший, как я поняла.
Светлана резко подняла голову, сердце ушло в пятки.
— Он… что он хотел?
— Просил повлиять на вас. Говорит, вы не отвечаете на его звонки, не пускаете домой за остальными вещами. Утверждает, что вы «не в адеквате» и можете навредить себе или испортить общее имущество.
Жаркая волна гнева прилила к щекам Светланы.
— Как он смеет! Он ушёл к другой, бросил меня, а теперь я еще и «не в адеквате»?!
Анна Петровна подняла ладонь, успокаивающе.
— Я так и поняла. Поэтому я ему сказала, что личная жизнь моих сотрудников — не сфера моего влияния, и посоветовала решать вопросы самим или через адвоката. Но сейчас я говорю не с сотрудником, а с женщиной, которая оказалась в ситуации, через которую я прошла сама пятнадцать лет назад.
Светлана смотрела на нее с изумлением. Анна Петровна? Непоколебимая и самодостаточная?
— Да, — женщина словно прочитала ее мысли. — Мой первый муж ушел к моей же подруге. И знаете, что было самым страшным? Не предательство. А ощущение, что рухнула не просто семья, а вся моя реальность. Я думала, что не смогу одна. Что не справлюсь с работой, с ипотекой, с воспитанием сына. Оказалось — смогла. Более того, я стала сильнее. Потому что поняла: я могу рассчитывать только на себя. И я — самая надежная опора.
Она откинулась на спинку кресла.
— Я вам это говорю не для того, чтобы пожалеть. А для того, чтобы вы знали: эта боль пройдет. Унижение пройдет. А сила, которую вы в себе найдете, чтобы это пережить, — останется. Сейчас ваша главная задача — не позволить ему и дальше вами манипулировать. Наймите адвоката. Выставите ему его вещи. И выбросьте из головы мысль, что вы в чем-то виноваты. Вы — жертва его подлости, и точка.
Выйдя из кабинета, Светлана почувствовала нечто новое. Не надежду еще. Но первый, тонкий луч света в кромешной тьме. Кто-то, чье мнение она уважала, не жалел ее, а говорил с ней на равных. Видел в ней не несчастную жертву, а сильного человека, временно оказавшегося в беде.
Вечером, вернувшись в пустую квартиру, она сделала то, на что не могла решиться всю неделю. Она зашла в гардеробную, собрала все его оставшиеся вещи — тот самый халат, несколько рубашек, старые кроссовки — и упаковала в большую коробку из-под обуви. Она не швыряла их, не рвала. Просто аккуратно сложила.
Потом села за компьютер и написала ему короткое письмо в ТГ.
*«Андрей, твои вещи собраны. Можешь забрать их в любое время, предварительно сообщив. Все дальнейшие вопросы решай через моего адвоката. Его контакты я направлю позже. Не звони мне больше. Светлана».*
Она нажала «Отправить». И впервые за последние семь дней почувствовала не боль, не отчаяние, а нечто иное. Очень слабое, едва уловимое ощущение контроля над собственной жизнью. Она снова сделала шаг. Маленький, но свой.
— Света, открой. Я знаю, что ты дома.
Сердце Светланы провалилось куда-то в пятки, а потом заколотилось с бешеной силой. Этот голос. Этот ненавистный, любимый, предательский голос за дверью. Она замерла посреди гостиной, сжимая в руке телефон, как оружие.
— Уходи, Андрей, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я написала тебе. Я открою, но не для разговоров! Забирай свои вещи и уходи.
— Я не за вещами. Открой, нам нужно поговорить. По-человечески.
«По-человечески». Эта фраза вызвала в горле ком горькой желчи. Она медленно подошла к двери, посмотрела в глазок. Он стоял, опустив голову, в том самом пальто, в котором уходил. В руках — огромный букет роз. Абсурдная, кричащая деталь в этой ситуации.
Она глубоко вздохнула и повернула ключ. Дверь открылась. Он поднял на нее глаза — усталые, умоляющие.
— Можно я войду?
— Говори здесь, — открыв дверь сказала она, не пуская его зайти.
— Свет… — он попытался протянуть ей цветы, но она не пошевелилась. — Я… Я был неправ. Ужасно неправ. Я не знаю, что на меня нашло. Это была ошибка.
Светлана молчала, глядя на него. Внутри все замерло и обледенело.
— С ней все кончено, — он говорил быстро, сбивчиво. — Я понял, что натворил. Это была просто… вспышка. Слабость. Я разрушил все, что у нас было. Прости меня. Давай начнем все с чистого листа.
Он смотрел на нее с такой надеждой, с такой уверенностью, что она вот-вот расплачется и бросится ему в объятия. Как в кино. Она вдруг поняла, что он действительно верил в этот сценарий.
— «С чистого листа»? — ее голос прозвучал тихо и холодно. — Андрей, ты ушел к другой женщине. Жил с ней. А теперь, когда что-то не сложилось, ты решил вернуться в теплый дом, к надежной жене? Я что, запасной аэродром?
Его лицо исказилось.
— Нет! Я же говорю, это была ошибка! Я люблю тебя! Мы же столько лет вместе! Неужели ты хочешь все это выбросить на помойку из-за одной моей глупости?
— Из-за одной глупости? — она рассмеялась, и смех вышел горьким и колючим. — Ты врал мне полгода! Полгода ты жил двойной жизнью! Целовал меня, лгал мне в глаза, строил планы, а сам бежал к ней! Ты не ребенок, Андрей. Ты взрослый мужчина. Ты сделал свой выбор. Осознанно.
— Я сходил с ума! — его голос сорвался на крик. — Ты сама довела меня до этого! Твои вечные подозрения, твой контроль! Я не мог дышать!
Наступила тишина. Светлана смотрела на него, и последние остатки чего-то теплого и живого внутри нее угасали.
— Знаешь что? — сказала она на удивление спокойно. — Я тоже думала об этом. Думала, что, может, и я виновата. Что стала холодной, уставшей, невнимательной. Я готова была нести свою часть ответственности за то, что наш брак дал трещину.
Она сделала паузу, глядя ему прямо в глаза.
— Но ничто, слышишь, ничто не оправдывает твоего предательства. Ничто не дает тебе права лгать и изменять. Ты мог уйти. Мог сказать: «Все, я не хочу». Но ты выбрал путь труса и лжеца. И теперь, когда у тебя не сложилось на стороне, ты приполз обратно. Нет, Андрей. Так не бывает.
Он побледнел. Цветы в его руках бессильно опустились.
— Так что… это все? — прошептал он. — Ты не простишь?
— Нет, — ее голос был стальным. — Не прощу. Доверие не восстановить. Я никогда не смогу смотреть на тебя и не вспоминать, как ты стоял в этой прихожей и бросал мне в лицо, что у тебя есть другая. Я никогда не смогу прикоснуться к тебе, не думая, что твои руки и не только касались ее. Мы закончили нашу историю.
Он молчал несколько секунд, а потом его лицо исказила злоба.
— Я так и знал! — прошипел он. — Ты всегда была высокомерной стервой! Ты никогда не умела прощать! Ты получаешь удовольствие от того, что ставишь меня на колени! Ну и ладно! Живи тут одна в своей идеальной квартире со своей идеальной жизнью! Посмотрим, как долго ты продержишься!
Он швырнул букет на пол. Алые розы рассыпались по светлому ламинату, как капли крови. Развернулся и ушел, громко хлопнув дверью в подъезде.
Светлана неподвижно стояла, глядя на пустую лестничную площадку. Потом ее взгляд упал на разбросанные цветы. Она медленно подошла, подняла одну розу. Шипы впились в ладонь, выступила капля крови.
Она не чувствовала боли. Внутри была только оглушительная, всепоглощающая тишина. Тишина после битвы.
Она прошла на кухню, взяла мусорный пакет и методично, одну за другой, стала собирать розы. Не с сожалением, не со злостью. С каким-то странным, холодным безразличием.
Выбросив пакет в мусоропровод, она вернулась в прихожую, достала телефон и нашла контакты адвоката, рекомендованного Анной Петровной.
— Алло? Михаил Александрович? Это Светлана Орлова. Мы договаривались о консультации. Да, я готова начать. Подавайте на развод
— Вы уверены в своем решении, Светлана Михайловна? — адвокат, Михаил Александрович, человек лет пятидесяти с умными, спокойными глазами, перекладывал стопку документов на своем столе.
Они сидели в его уютном, обставленном темным деревом кабинете. За окном шел мелкий, назойливый дождь, превращавший поздний вечер в раннюю ночь.
— Абсолютно, — ее голос прозвучал ровно и твердо. Внутри не было ни сомнений, ни дрожи. Только холодная, выверенная решимость.
— Хорошо, — он кивнул. — Тогда документы готовы. Исковое заявление о расторжении брака, с учетом отсутствия спора о детях и с вашими требованиями по разделу совместно нажитого имущества. Квартира, как вы указали, приобретена до брака и является вашей единоличной собственностью, так что вопросов там нет. Автомобиль, вклады… Все учтено.
Он протянул ей папку.
— Вам осталось только подписать. После этого я направлю документы в суд.
Светлана взяла ручку. Дорогую, тяжелую, перьевую. Такая же была у ее отца. Она помнила, как он подписывал ею важные документы, всегда с легкой, почти торжественной улыбкой. Сейчас ей было не до улыбок.
Она поставила свою подпись — размашистую, уверенную. Ту самую, что ставила под любовными открытками Андрею в первые годы их брака. Теперь она ставила ее под концом этой истории.
— Отлично, — адвокат аккуратно принял папку. — Процедура стандартная. Первое заседание, скорее всего, через месяц. Андрей Борисович уже уведомлен о моем представительстве. Он пытался звонить мне, был… весьма эмоционален.
— Он всегда эмоционален, когда рушится его удобный мир, — сухо заметила Светлана.
— Так и есть, — адвокат позволил себе легкую улыбку. — Но закон на вашей стороне. И, если позволите, моральная правота — тоже.
Выйдя из здания юридической фирмы, она остановилась под козырьком, глядя на мокрые улицы. Город жил своей жизнью, не обращая внимания на то, что в жизни одной из его жительниц только что произошел перелом. Она достала телефон. На экране горели уведомления о старых и одном новом сообщении. От Андрея.
*«Света, давай встретимся. Поговорим. Ты не отвечаешь на звонки. Это же просто смешно, мы же не дети. Мы можем все решить без этих клоунов в пиджаках».*
Она медленно, почти механически, открыла настройки контакта, пролистала вниз и нажала на красную надпись: **«Заблокировать абонента»**.
Предупреждающее окно. *«Вы уверены, что хотите заблокировать…»*
Она нажала «Заблокировать».
Экран вернулся к списку контактов. Его имени там больше не было. Было просто «Заблокированный номер». Словно маленький, но важный гвоздь вбит в крышку гроба.
В ту ночь она спала лучше, чем все предыдущие недели. Не потому что боль ушла — она была все там, тупая и ноющая, как старый перелом на погоду. Но потому что исчезла неопределенность. Путь был выбран. Мост сожжен. Теперь можно было идти только вперед.
***
На следующее утро в офисе ее ждал сюрприз. На столе лежала записка от Анны Петровны: «Загляните, когда будет минутка».
Светлана постучала и вошла.
— Садитесь, — начальница отложила очки. — Два вопроса. Первый: как вы?
— Я подписала заявление на развод вчера вечером, — ответила Светлана. И сама удивилась тому, как просто это прозвучало.
На лице Анны Петровны мелькнуло нечто похожее на уважение.
— Похвально. Быстро. Значит, эмоции в сторону. Второй вопрос: хотите возглавить новый проект? Ребрендинг нашего северного филиала. Это командировки, нервы, жесткие дедлайны. Но и карьерный рост, разумеется. Мне нужен человек с холодной головой и стальными нервами. После вчерашнего я полагаю, вы идеально подходите.
Светлана смотрела на нее, и до нее постепенно доходил смысл предложения. Это был не просто проект. Это был спасательный круг. Нет, больше — это был трамплин. Возможность убежать от самой себя, от этой квартиры, от воспоминаний. Возможность с головой уйти в работу и доказать всем, и в первую очередь себе, что она — не просто «брошенная жена», а специалист, которого ценят.
— Я готова, — сказала она, и в голосе впервые зазвучали не холод и не отчаяние, а энергия. — Когда начинаем?
— В понедельник, — улыбнулась Анна Петровна. — Материалы вышлю сегодня.
Выйдя из кабинета, Светлана не пошла сразу к своему столу. Она зашла в комнату для перекуров — ту самую, где неделю назад рыдала в плечо Марине. Достала телефон.
— Марин? Слушай, я… Я подписала бумаги. И… меня бросили на новый, очень сложный проект.
— Что?! — в трубке послышался восхищенный возглас. — Да ты круть! Поздравляю! Вот это поворот! Значит, стальной стержень внутри все-таки был! Я так и знала!
— Не знаю насчет стержня, — Светлана смотрела в окно на серое небо, но видела его будто впервые. — Но… похоже, жизнь на этом не заканчивается.
— Она только начинается, подруга! Вечером отмечаем? Проставляйся!
— Не могу. Вечером мне уже нужно изучать техническое задание, — с легкой улыбкой ответила Светлана. И это было правдой. Впервые за долгое время у нее было дело, которое волновало ее больше, чем собственная разбитая личная жизнь.
Она положила телефон в карман и, расправив плечи, пошла к своему рабочему месту. Впереди были отчеты, планы, командировки. Была работа. Была жизнь. Ее жизнь. Та, в которой больше не было места для Андрея. И в этом, как она с удивлением обнаружила, не было трагедии. Было лишь горькое, трезвое, но такое необходимое освобождение.
Глубокий вдох. Пахнет пылью, старой бумагой и слабым ароматом чужого парфюма. Светлана стояла посреди гостиничного номера в промзоне северного города и смотрела на раскиданные по кровати папки с документацией. Все было чужим. Кровать, шторы, вид из окна на трубы завода. И в этой чужеродности была странная, освобождающая сила.
Первый день работы над проектом стал для нее своеобразным испытанием на прочность. Встреча с местным руководством, десятки новых имен, сложные технические вопросы, на которые нужно было давать ответы здесь и сейчас. И она отвечала. Голос — ровный, уверенный. Взгляд — прямой. Внутри — выверенная, почти медитативная пустота, которую она научилась создавать, чтобы не чувствовать ничего лишнего.
Вечером, вернувшись в номер, она скинула туфли и присела на край кровати. Тишина. Но это была уже не та удушающая тишина пустой квартиры, а другая — нейтральная, временная. Ее телефон завибрировал. Незнакомый номер. Инстинктивно сердце екнуло — а вдруг он? Но нет, это был просто поставщик, уточнявший детали по чертежам. Она ответила, решила вопрос, положила трубку. И поняла, что даже мысль об Андрее не вызвала ни боли, ни гнева. Лишь легкую, почти академическую усталость, как от давно прочитанной и не понравившейся книги.
Прошло три недели. Проект поглотил ее целиком. Командировки, ночные бдения над макетами, споры с подрядчиками, первые, такие сладкие, победы. Она забывала поесть, зато помнила все нюансы сметы. Она не смотрела сериалы, зато могла часами говорить о шрифтах и цветовых паттернах.
Однажды вечером, в одну из редких ночей дома, она заказала себе ролы и, устроившись на диване, включила какой-то фильм. И вдруг, посреди какой-то сцены, ее осенило. Она сидела здесь, в своей квартире, одна. Ела ролы, которые очень любила, а не те котлеты, что любил он. Смотрела фильм, который выбрала сама. И ей было… спокойно. Не счастливо, нет. Еще рано. Но — спокойно. И в этом спокойствии была тихая, очень личная победа.
Она встала и прошлась по квартире. Ее взгляд упал на их с Андреем большое брачное ложе. Раньше она всегда спала с краю, оставляя ему больше места. Теперь она легла прямо посередине, раскинув руки. И усмехнулась. Вся кровать — ее. Маленькое, но такое вещественное завоевание.
На следующее утро, собираясь на работу, она сделала то, о чем давно думала. Зашла в салон и кардинально сменила стрижку. Ушла от длинных, ухоженных волос, которые так нравились Андрею, к короткому, дерзкому каре. Парикмахер с сомнением спросил: «Вы уверены?». Она посмотрела на свое отражение — на новое, более острое и собранное лицо — и кивнула: «Абсолютно».
В офисе ее встретили восхищенными взглядами.
— Ого, Светлана! Новый образ? Тебе так идет! — воскликнула Оксана.
— Это теперь наш новый корпоративный стиль? — подойдя, пошутила Марина, оглядывая ее с ног до головы. — Смотри не затми начальство.
— Просто обновления, — улыбнулась Светлана.
Она шла к своему кабинету, чувствуя на себе взгляды. Но теперь это были не взгляды жалости, а взгляды интереса и уважения. Она была не той, кого бросили. Она была той, кто ведет сложный проект и кто может позволить себе сменить имидж просто потому, что так захотелось.
***
Пришло уведомление из суда. Первое заседание по делу о разводе назначено через неделю. Михаил Александрович заверил, что ее присутствие необязательно, все формальности он уладит сам.
В тот вечер она задержалась в офисе, дописывая отчет. За окном давно стемнело, в коридорах было тихо. Вдруг ее рабочий телефон, тот, что был привязан к проекту, резко зазвонил. Она посмотрела на экран — номер был из службы безопасности на том самом северном заводе.
— Алло?
— Светлана Михайловна? — взволнованный голос. — У нас тут ЧП на строящемся объекте, протечка воды в новом крыле! Можете срочно подъехать? Нужно оценить ущерб для страховой!
Сердце не дрогнуло. Не забилось в панике. Наоборот, внутри все замерло и выстроилось в четкую линию. Проблема. Задача. Решение.
— Собирайте комиссию, я выезжаю через пятнадцать минут, — сказала она, уже хватая сумку и планшет.
Она мчалась по ночному городу за рулем своей новой машины взятой в кредит, и в голове уже строился план действий: кого вызвать, какие документы запросить, как минимизировать убытки. И в этой ясности, в этой концентрации на сложной, но решаемой задаче, она наконец-то поняла.
Она больше не та женщина, которая плакала в прихожей, разбитая предательством мужа. Та женщина осталась там, в прошлом. Сейчас за рулем была другая. Та, что может принять удар и не сломаться. Та, что сама решает, как ей жить, стричься и с кем спать в одной кровати. Та, у которой есть своя опора. Внутри.
Развод, бумаги, дележ имущества — все это было уже не важно. Это была просто бюрократия, техническое оформление того, что уже умерло. Ее жизнь уже пошла по другому руслу. Быстрее, сложнее, но — ее.
Она подъехала к проходной завода, показала пропуск. Охранник кивнул, шлагбаум медленно пополз вверх. Светлана посмотрела вперед, на освещенные прожекторами корпуса, и мягко нажала на газ
Понравился рассказ? Тогда поддержите автора ДОНАТОМ, нажав на черный баннер ниже
Читайте и другие наши рассказы
Очень просим, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания! Можете скинуть ДОНАТ, нажав на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера, крепкого здоровья и счастья, наши друзья!)