В прошлой статье я писал, что Амундсен прямо не высказывался о невозможности сажать самолет у северного полюса, и следовательно М. Водопьянов не мог его в этом оспорить. Слова норвежца вырваны из смыслового и исторического контекста и очень превратно истолкованы. И впервые сделал это совсем не Михаил Васильевич Водопьянов, и отнюдь не сразу. Впервые тема возникла только год спустя после высадки дрейфующей станции, в мае 1938 года.
Сделаем шаг назад: В время экспедиции 1937 года одним из главных рекордсменов являлся экипаж Анатолия Алексеева: он приземлил свой самолет в непосредственной близости от полюса, в точке с координатами 89°50' N и 58°30' W, то есть всего в 18 километрах от оси вращения планеты, . Главная заслуга, конечно же, принадлежит командиру и первому пилоту Анатолию Алексееву, а также его штурману Николаю Жукову. Но их достижение по политическим соображениям прикрыли, отдав приоритет Водопьянову, реально оказавшемуся в 65 км от цели.
И вот спустя год в ведомственном журнале «Советская Арктика» появляется статья «Льды Центральной Части Полярного Бассейна», авторами которой указаны А. Алексеев и Н. Жуков. Нет сомнения, что они принимали какое-то участие в работе над текстом, хотя бы потому, что он содержит массу детальной информации об их путешествии к полюсу, включая точные координаты в различных точках. Но без анонимных профессиональных литераторов он тоже вряд ли обошелся, и, похоже, начало и конец статьи писал этот кто-то третий. В начале статье и возникает впервые тема, что советские летчики «опровергли». Точнее, «доказали». Первый подход к теме оказался осторожным. Строгой теории, исключавшей посадку, еще не существовало. Просто отмечалось, что до советской экспедиции иностранные данные были… э… противоречивые. Точнее сказать, существовали разные мнения. И далее перечислялось откуда приходили эти разнонаправленные сведения:
«Наши предварительные представления о льдах, которые предстояло использовать для создания дрейфующей зимовки, базировались на санных путешествиях Пири, Нансена, Альбанова, полете Амундсена в 1925 году на двух летающих лодках „Дорнье Валь", перелете в 1926 году Амундсена на дирижабле „Норвегия", полетах Нобиле в 1928 году на дирижабле „Италия", полете Бэрда в 1926 году на Северный полюс, перелете в 1928 году Вилкинса и Эйельсона и на нашем собственном советском опыте. Этот материал был крайне разноречив. В то время как наш опыт давал основания считать льды глубоководного Полярного бассейна далеко не безнадежными для по садок сухопутных самолетов на лыжах, даже и таких тяжелых, какими являются „Г-2“ (полетный вес которых 25 тонн), иностранные авторы (Амундсен, Бэрд, Риссер- Ларсен, Дитриксен и др.) категорически отрицали возможность посадок на паковый лед».
Следом в обоснование этого "категорического отрицания" впервые и возникает «цитата из Амундсена и Эллсворта», причем приписанная одному норвежцу:
«Амундсен по этому поводу пишет: „Состояние льда в 1926 году в точности отвечало его состоянию в 1925 году, Мы не видели ни одного годного для спуска места в течение всего нашего долгого пути от Свальбарда до Аляски Ни одного единого"».
Сравним с первоначальной русской версией, напечатанной в книге?
«Состояние льда, повидимому, в 1926 году в точности отвечало его состоянию в 1925 году. Мы не видали ни одного годного для спуска места в течение всего нашего долгого пути от Свальбарда до Аляски. Ни одного единого!»
Вроде изменения небольшие и даже, можно сказать, смягченные: из цитаты убрали восклицательный знак, который вообще-то и появился переводе. Но, аккуратно вырезав кусочек из контекста, одновременно выкинули и всякие намеки, что речь идет о вынужденной посадке. Вот с этого момента, с мая 1938 года, в русскоязычной литературе Амундсен впервые стал непреклонным отрицателем любых посадок в высоких широтах, вопреки очевидному факту, что он сам в них участвовал.
Далее, авторы статьи слегка притушили непреклонность теории, и тут же снова её накалили.
«Только один Вилкинс не отличался такой категоричностью, но последующее его увлечение идеей подводного плавания дает основания предполагать, что и он, как видно, не высоко расценивал шансы использования многолетних льдов в качестве аэродромов».
Уилкинс даже близко ничего похожего не говорил! Но за него сделали допущение, дескать, раз вот сейчас он не летает, значит не верит. А то что раньше летал и садился, то уже не считается. После такого «доказательства» перешли к следующему эксперту:
«Полярный летчик Норвегии Риссер-Ларсен, летавший в 1925 году с Амундсеном до 88 параллели, участник перелета через полюс на «Норвегии», пишет в «Известиях» от 24 мая 1937 года: «Нельзя рассчитывать на то, что у Северного полюса найдутся достаточно большие льдины для посадки аэропланов, снабженных лыжами».
Сам Риссер-Ларсен ничего в «Известия» не писал, на самом деле его устную речь привели журналисты. А история этой цитаты следующая. Советская экспедиция на северный полюс развивалась в строгом секрете, однако, пока она готовилась, спецкоры в разных странах задавали известным путешественникам вопрос: «Каким способом можно достичь полюса?» Ничего не подозревавшие эксперты высказывали свое свободное мнение в виде предположений. Спустя три дня после высадки папанинцев некоторые ответы «Известия» напечатали. Разумеется, в этой выборке все иностранные специалисты оказались посрамлены.
Летчик Риссер-Ларсен высказывался за дирижабль. Причем, если посмотреть на его мнение непредвзято, он не утверждал, что посадка невозможна. Конкретно он произнес: «нельзя рассчитывать», рассуждая о предпочтительности дирижаблей. Но ловким движением руки его записали в отрицатели возможности.
После такой подборки ряда мнений «о неосуществимости посадки» авторы статьи в «Советской Арктике» вернулись к «противоречивости данных», и рассказали, как Пири за день проходил по 50 км, а значит двигался по ровным полям, и следовательно, площадку для самолетов найти можно.
Далее шел огромный абзац, который «подытоживал эти взаимно исключающие друг друга мнения». Он очень тяжеловесный, многословный, продраться через него трудно. В нем сталкиваются «представления людей, никогда не видавших льдов полюса, с представлениями тех, кто их видел», чтобы это не означало. Слово «представления» повторяется бесчисленное количество раз. Но смысл все этого словоблудия состоит в «утверждении правильности наших представлений». При этом «наши представления» - это не оценка номинальных авторов А. Алексеева и Н. Жукова, а весь советский опыт. В конце абзаца делается вывод:
«Наши представления о льдах Полярного бассейна, полученные в результате многолетней борьбы за освоение Северного морского пути, критический обзор всех ледовых сведений, перелетов наших летчиков, приводили к убеждению о несомненном наличия площадок, могущих быть использованными для посадок даже тяжелых самолетов. На этой уверенности и был построен план технической реализации полюсной экспедиции. Этот план полностью себя оправдал. Посадки самолетов нашей экспедиции в 13 разных пунктах развеяли легенду о безаэродромности глубоководного Полярного бассейна».
Вот так в этой статье впервые была опровергнут миф, которую здесь же и придумали, несколькими абзацами ранее. Про Водопьянова в свете этой теории ни говорится ни слова, развенчание западных взглядов поначалу явилось коллективным действием.
Сразу после первого «развеивания легенды» содержание статьи резко меняется. Она переходит к практическим вопросам, и в тексте становится видно участие Алексеева и Жукова. Они рассказывают о своих наблюдениях во время полета. По их наблюдениям какое-то время к северу от острова Рудольфа льды были сильно перепаханы, однако через некоторое время выравниваются.
«Между параллелями 82°30´ и 85°30´ характер льда значительно изменялся. Повидимому, влияние сжатий сильно уменьшалось, лед простирался большими полями, среди которых довольно часто можно было встретить площадки размером 250—350 метров в поперечнике. Отдельные поля достигали и более 20 километров… Размеры полей постепенно увеличивались, по мере приближения к северной границе указанной полосы».
То есть по трассе до полюса на протяжении более 300 км посадка не представляет больших сложностей. Потом начинается другой участок.
«На широте 85°30´ проходит южная граница многолетнего полярного пака, характерная, по наблюдениям с воздуха, мощными торосообразованиями. Мы затрудняемся точно определить величину торосов с воздуха, но полагаем, что они были в среднем не менее 5—6 метров. К северу от 85° 30' на, расстоянии 30 морских миль поля малы, всторошены, имеют разводья, забитые мелким льдом, шугой и молодым льдом. Посадка в этом месте без аварии невозможна».
Но и этот участок заканчивается.
«Далее к северу поля становились большими. На них появлялись площадки, годные только для посадок, а далее и несколько лучше. Наибольших раз меров и количества эти площадки достигали между широтами 87°00' и 88°30', после чего идет некоторое ухудшение до самого полюса».
Описанный участок, это как раз тот, где в 1925 году опускались самолеты экспедиции Амундсена. Разумеется, его направление было другое, меридианы не совпадают, условия могли меняться, как ситуация и от года к году... Несмотря на негативную оценку качества поверхности вокруг полюса, Алексеев сообщает, что сел там без особых затруднений.
«Поле, на которое мы садились (на 89°53' северной широты и 47°00' западной долготы), было выбрано без долгих поисков. Оно представляло собой старое массивное смерзшееся поле, на котором были две продолговатых площадки размером 300 X 500 метров, отделенных одна от другой торосистой грядой, через которую можно было в случае особой надобности прорубить проход и использовать его для взлета при более нагруженных самолетах, требующих при взлете значительно больших площадок, чем при посадке».
(Привет всем историкам, уверенным в необходимости Водопьянову пролететь 65 км, чтобы найти пригодную площадку). Вопреки другой укоренившейся легенде, у Алексеева и Жукова не было и потери ориентировки и, как следствие, вынужденной посадки. Им приказали – они немедленно сели. На подбор не ушло много времени. Повторю: из всей полюсной экспедиции 1937 года летчик Анатолий Дмитриевич Алексеев посадил самолет ближе всех к полюсу. Судя по описаниям современников, он был разностороннее профессиональным, очень независимым и самоуверенным человеком, на все имеющим собственное мнение. По политическому решению Шмидта достижение экипажа Алексеева припрятали, оставив только повторение посадки Водопьянова, да и то поскольку-поскольку. Возможно, самолюбие Алексеева свербило - при каждой печатной возможности, которая ему доставалась не часто, он пытался упомянуть, что площадка у флагманского самолета оказалось хуже, чем его. И здесь тоже он тоже постарался высказаться:
«Ледяное поле, выбранное Водопьяновым 21 мая, не представляло собой превосходного аэродрома. Были и лучшие в этом районе. Но это поле было столь массивным и старым, что лучшего места для высадки зимовки нельзя было найти».
Два соседних предложения находятся в явном противоречии друг с другом. Возможно, первое попало в текст от Алексеева, а второе - результат смягчения литературного обработчика.
Но основной целью статьи явно не являлись рассказы летчика и штурмана о полете. Они служили только поводом для внедрения новой легенды о советском приоритете. В конце публикации к главной задаче и вернулись. Перо, похоже, окончательно перешло от летчиков к пропагандистам, и те снова стали оспаривать Амундсена, теперь с марксистских позиций.
«После того как наша задача по завоеванию Северного полюса была выполнена, нас особо стали интересовать причины такого расхождения виденного и опробованного нами с заключением иностранных авторов, в том числе и таких авторитетов, как Амундсен. Ни в какой мере мы не можем до пустить каких бы то ни было сомнений в их добросовестности, но все же утверждаем, что эти крупные авторитеты не могли быть столь объективными, как мы, в методах организации экспедиций. Ведь их экспедиции в большинстве случаев зависели от прихоти того или иного жертвователя- капиталиста, того или другого газетного короля. Руководители капиталистических экспедиций вечно были в долгах, всегда им не хватало самого насущного, необходимого.
Человек огромного личного мужества, Амундсен не мог проявить ту смелость в решении задач, какую проявила наша экспедиция. Амундсен работал одиночкой, он знал, что за свой малейший просчет ему придется расплачиваться своей жизнью и жизнью своих спутников. Мы могли быть неизмеримо смелее и решительнее, а следовательно объективнее, ибо за нами была наша Великая социалистическая родина со всеми ее неисчерпаемыми ресурсами. Вот почему наши опыты посадки тяжелых самолетов на лед удались».
Ну то есть, не было у Амундсена денег, поэтому он был не объективен. И оценить пригодность льдов для посадки не мог. Глаза у него смотрели по-другому, не так, как у советских авиаторов. Честно говоря, я даже не знаю, как еще прокомментировать эту околесицу, которым заканчивается статья. Разве что сказать, что экспедиция 1925 года была полностью оплачена американским миллионером Линкольном Эллсвортом, который сам же в ней участвовал, и рисковал наравне со всеми. Как и Амундсен, Риссер-Ларсен, и другие - своей жизнью. Но два купленных им самолета не являлись для него большой проблемой, как и остальное снаряжение. И соответственно, это никак не мешало Амундсену оценивать посадку на лёд.
Да и в целом заход странный: экспедиция Амундсена не могла сажать на лёд тяжелые самолёты? Конечно, не могла, потому что они в 1925 году еще не существовали!
Но в итоге первый подход состоялся – из вырванных цитат слепили легенду, приписали её Амундсену и тут же опровергли. Но пока коллективно. Приписка её конкретно к М. Водопьянову произошла несколько позже: в 1939 году, в книге «К сердцу Арктике». Об этом в следующей статье.
Получился уже целый мини-цикл, поэтому размещаю ссылки на предыдущие статьи:
1. Академик О. Ю. Шмидт и мои проблемы с научной этикой
2. Насколько кощунственно обсуждать ложный рапорт О.Ю. Шмидта
3. В какое время прибыл на полюс самолет М. Водопьянова
4. Самолет над полюсом не пролетал
5. Как Водопьянов Амундсена поправлял
Ну и конечно рекомендую свою новую книгу «Спасти Леваневского. Грандиозная поисковая операция в Арктике»