Сырой, напитанный влагой воздух Краснодара просачивался даже сквозь плотно прикрытую дверь магазина. Весна в этом году выдалась капризной, серой, и низкие тучи, казалось, цеплялись за крыши домов на улице Красной, роняя на город унылую морось. Внутри «Кубанской мастерицы» было тепло и пахло льном, сухими травами и воском. Екатерина, хозяйка лавки, стояла за высоким дубовым прилавком, перебирая мотки мулине. Её пальцы, чуть огрубевшие от постоянной работы с нитками и тканью, двигались с привычной, завораживающей точностью. В свои пятьдесят восемь она сохранила прямую осанку и ясный, внимательный взгляд, который сейчас был полностью поглощен подбором оттенков для новой схемы вышивки.
Колокольчик над дверью звякнул резко, будто от порыва сквозняка. Екатерина не подняла головы. Днем в будний день заходили в основном свои, постоянные покупательницы, которые не требовали немедленного внимания. Они могли подолгу бродить между стеллажами, заставленными пряжей, наборами для бисероплетения, резными деревянными шкатулками и пяльцами всех размеров.
— Катюша? — голос был неуверенным, чуть вкрадчивым. Слишком знакомым.
Пальцы Екатерины на мгновение замерли над ярко-алым мотком. Она медленно выпрямилась, не поворачиваясь к вошедшему, и аккуратно положила нитки в деревянный ящик с ячейками. Только после этого она обернулась.
На пороге стоял Евгений. Он был одет в дорогое, но какое-то помятое пальто, под которым виднелся кашемировый свитер. Лицо, когда-то холеное и самоуверенное, осунулось, под глазами залегли тени, а в волосах, которые он все так же старательно зачесывал назад, пробилась густая седина. Он держал в руках неуместный в этой обстановке глянцевый пакет из какого-то бутика.
— Здравствуй, Женя, — ровно произнесла Екатерина. Имя прозвучало чуждо, как слово из забытого языка. Она не использовала ни отчества, ни фамильярного «Катюша», которым он её назвал. Просто имя. Констатация факта.
— Я… проходил мимо, — он сделал шаг внутрь, и сырой запах улицы ворвался в уютное пространство лавки. — Решил зайти. Посмотреть, как ты тут.
Его взгляд скользил по стенам, увешанным готовыми работами — сложнейшими гобеленами, вышитыми картинами, кружевными панно. Он задержался на огромном тканом полотне, изображавшем цветущие абрикосовые сады на фоне предгорий. Эта работа несколько лет назад взяла Гран-при на всероссийской выставке и сделала «Кубанскую мастерицу» известной далеко за пределами Краснодара.
— Я вижу, у тебя все хорошо, — в его голосе прозвучала смесь удивления и чего-то еще. Зависти?
— Мы работаем, — коротко ответила Екатерина и снова повернулась к прилавку, делая вид, что ей необходимо рассортировать новые поступления пуговиц из самшита. Мелкая, кропотливая работа всегда успокаивала её.
— Кать, ну что ты как чужая? — Евгений подошел ближе. От него пахло дорогим парфюмом и застарелой тревогой. — Пять лет прошло. Может, поговорим? Я тут… подарок привез. Сыну. Андрею.
Он поставил пакет на прилавок. Екатерина даже не взглянула на него.
— У Андрея все есть, спасибо. Если тебе что-то нужно из товаров, Раиса тебе поможет. Рая! — позвала она.
Из подсобки вышла невысокая полная женщина в фартуке, Раиса, работавшая с Екатериной уже лет десять. Увидев Евгения, она замерла, и её добродушное лицо моментально стало жестким и непроницаемым.
— Слушаю, Екатерина Андреевна.
— Помоги, пожалуйста, Евгению Петровичу. Если ему что-то понадобится.
Эта официальность — «Евгений Петрович» — ударила его сильнее, чем крик. Он растерянно посмотрел на Раису, потом снова на непроницаемую спину Екатерины. Она склонилась над коробкой с пуговицами, и её фигура излучала такое ледяное спокойствие, что подойти ближе казалось невозможным.
— Кать, я не за нитками пришел, — пробормотал он.
Екатерина медленно подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Её взгляд был спокойным, почти безразличным, как у врача, осматривающего безнадежного пациента. И в этом взгляде, под слоем пасмурной весенней усталости, Евгений вдруг увидел отблеск другого дня, другого разговора, случившегося пять лет назад.
***
Тогда тоже была весна, но солнечная, яростная, пьянящая запахами цветущей вишни. Их общая с Евгением лавка, тогда еще теснившаяся в полуподвальном помещении, готовилась к главному событию в своей истории — участию в престижной московской выставке «Душа России». Это был их шанс вырваться из категории «милое хобби для домохозяек» в серьезный бизнес. Екатерина неделями не спала, разрабатывая эскизы для серии гобеленов, которые должны были стать центральной частью их экспозиции. Она нашла уникальных поставщиков шерсти, договорилась об аренде специального крупноформатного станка. Это требовало всех их сбережений и даже займа.
Евгений, который всегда отвечал за финансы и «стратегию», в последнее время становился все более раздражительным.
— Катя, ты понимаешь, что мы вбухиваем все деньги в эти твои ковры? — говорил он тем вечером, нервно расхаживая по крохотной мастерской. — Это колоссальный труд! А если не выстрелит? Мы останемся с долгами и никому не нужными тряпками.
— Женя, это не тряпки, — устало отвечала Екатерина, не отрываясь от натягивания основы на раму. — Это искусство. Такого больше ни у кого не будет. Все эти штампованные матрешки и хохлома уже никого не удивляют. А это — настоящее, живое.
— Настоящее, живое… — он скривился. — Мне надоело это твоё ковыряние в мелочах, эта возня с нитками. Это не бизнес, это кружок по интересам! Я тут встретил людей… серьезных. Они предлагают вложиться в новое направление. 3D-печать. Сувениры. Быстро, технологично, дешево в производстве. Макеты краснодарских достопримечательностей, брелоки, магниты. Вот где деньги, Катя! А не в твоих пылесборниках.
Екатерина замерла.
— Какие люди? Какая 3D-печать? Женя, у нас все деньги вложены в выставку! Мы договаривались!
— Я ничего не решил еще, — буркнул он. — Просто думаю о будущем. Нам нужен новый станок для гобеленов, ты просила. А я спрашиваю: зачем нам этот станок, ты же только для выставок на нём будешь ткать! Это нерентабельно. Ты как с машиной своей. Зачем тебе машина, ездишь же только до магазина!
Эта фраза про машину резанула её особенно больно. Год назад, когда её старенькая «Лада» окончательно развалилась, она попросила его, как партнера, помочь с кредитом на недорогую иномарку, чтобы возить материалы и готовые изделия. Он тогда возмущался, доказывая, что это лишние траты для их скромного бюджета. А через месяц она случайно узнала, что он купил своей новой пассии, молоденькой фитнес-тренеру, новенький внедорожник. Для поездок по городу.
И вот теперь он снова использовал эту логику. Её работа, её искусство, дело всей её жизни — это так, «до магазина съездить». А его туманные проекты с «серьезными людьми» — это магистральное направление.
Через неделю он поставил её перед фактом. Он выходит из бизнеса. Забирает свою долю — то есть почти все деньги со счетов, потому что вложения в материалы и аренду он цинично классифицировал как «Катины операционные расходы». Он оставлял ей полуподвальное помещение с долгами по аренде, предоплаченный, но теперь бесполезный стенд на московской выставке и гору дорогущей пряжи и незаконченных работ.
— Ты пойми, я не могу больше тянуть эту лямку, — говорил он, не глядя ей в глаза. — Мне нужен прорыв, а не это твое уныние и сплошная чернота финансовых перспектив. Я ухожу в современный, прибыльный проект. А ты… ну, будешь дальше своим рукоделием заниматься. Для души.
Он ушел, оставив её одну посреди руин их общего дела, которое она считала их общим ребенком. В тот вечер она сидела в пустой мастерской до рассвета, глядя на незаконченный гобелен. Она чувствовала не просто обиду. Это было предательство на самом глубинном уровне. Он обесценил не просто её труд — он обесценил её саму, её мир, её талант.
Первым порывом было все бросить. Закрыть лавку, распродать остатки и пойти работать продавцом в обычный супермаркет. Но потом пришел сын, Андрей. Он тогда только начинал свою карьеру юриста. Молча выслушал её сбивчивый рассказ, изучил оставленные Евгением бумаги, нахмурился.
— Мам, он тебя ограбил, — сказал он спокойно. — По закону, конечно, почти чисто. Но по-человечески — ограбил. И что ты будешь делать?
— Я не знаю, Андрюша. У меня нет сил.
Андрей сел напротив, взял её руки в свои.
— Есть. Ты забыла, кто ты? Ты — Екатерина Андреевна, лучший мастер в этом городе. Эти нитки и станки — это твоя армия. Ты не можешь сдаться только потому, что один трусливый «стратег» сбежал с поля боя. Давай посчитаем. Что у нас есть?
И они считали. Всю ночь. Андрей рисовал схемы, таблицы, звонил каким-то знакомым. К утру у него был план. Рискованный, на грани безумия. Взять еще один, последний кредит под залог квартиры. Закончить работы. И ехать на выставку.
— Он сказал, что это уныние и чернота? — спросил Андрей, глядя на эскиз цветущего сада. — Докажи ему, что это — золото.
И она доказала. Она работала как одержимая. Раиса, узнав о случившемся, отказалась от зарплаты, сказав: «потом сочтемся, Андреевна». Местные мастерицы, её постоянные клиентки, приходили и помогали — кто с мелкими заказами, кто просто приносил термос с чаем и пирожки. Она поняла, что её «кружок по интересам» оказался настоящим сообществом, семьей, которая не бросила в беде.
Выставка в Москве стала триумфом. Её гобелены произвели фурор. Люди подходили, трогали, не веря, что такое можно сделать руками. Посыпались заказы — от частных коллекционеров, от дизайнеров интерьеров, даже от одного музея из Франции. Вернувшись в Краснодар, она погасила все кредиты за полгода. Переехала в новое, просторное помещение на Красной. Наняла еще двух помощниц. Её «нерентабельное» рукоделие оказалось золотой жилой, потому что в нем была душа. То, чего нельзя напечатать на 3D-принтере.
О Евгении она слышала обрывочные слухи. Сначала у него все шло блестяще. Его пластиковые копии памятника Екатерине II и стадиона «Краснодар» продавались на каждом углу. Он открыл большой офис, ездил на новой машине. А потом рынок насытился. Появились десятки таких же контор, демпингующих до абсурда. Качество упало, пластик выцветал на южном солнце за месяц. Его «технологичный бизнес» оказался мыльным пузырем.
***
— Катя! — голос Евгения вырвал её из воспоминаний. Он выглядел почти жалко. — Я понимаю, ты обижена. Я был неправ. Дурак был, самонадеянный. Я все потерял, Кать. Тот бизнес прогорел. Партнеры кинули. Машину пришлось продать, квартиру… Я сейчас живу у матери.
Екатерина молча смотрела на него. В её душе не было ни злорадства, ни жалости. Была только холодная, стерильная пустота на том месте, где когда-то было доверие к этому человеку.
— Мне очень жаль, Евгений Петрович, — произнесла она все тем же ровным тоном.
— Да какой я тебе Петрович! — он махнул рукой. — Я пришел… может, помощь какая нужна? Я ведь не дурак, с цифрами дружу, с поставщиками могу договариваться. Логистику наладить. У тебя же теперь обороты, наверное… Я бы мог… ну, быть полезным. За небольшую зарплату. Для начала.
Ах, вот оно что. Вот и кульминация. Он пришел не извиняться. Он пришел наниматься на работу. В тот самый «кружок по интересам», который он с таким презрением оставил.
— Нам не требуются сотрудники, — отрезала Екатерина. — У нас полный штат.
— Катя, но я же… мы же не чужие люди! — в его голосе зазвенели истерические нотки. — Я готов на любую работу! Бумажки перебирать, коробки таскать! Мне просто нужен… мне нужен перерыв от этого моего уныния и сплошной черноты. Мне нужно что-то настоящее, с душой…
Екатерина замерла. Он сказал это. Он сказал её фразу. Только наоборот. Пять лет назад он бежал от её «уныния и черноты» в свой блестящий мир быстрых денег. А теперь он приполз к ней, чтобы спастись от своего собственного пепелища в её «настоящем мире с душой». Бумеранг, запущенный им тогда, описал идеальную дугу и вернулся, чтобы ударить его по затылку.
Драматическая ирония ситуации была настолько острой, что Екатерине на мгновение захотелось рассмеяться. Но она сдержалась. Она просто смотрела на него, и он, кажется, сам начал понимать весь ужас и всю справедливость происходящего. Он запнулся на полуслове, и его лицо приобрело сероватый оттенок, под стать погоде за окном.
В этот момент дверь снова звякнула, и в лавку вошел Андрей. Высокий, уверенный в себе, в строгом деловом костюме. Он сразу оценил сцену: напряженная фигура Евгения у прилавка, бледная, но несгибаемая мать, и глянцевый пакет на дубовой столешнице.
— Добрый день, — кивнул он Евгению без тени улыбки. — Евгений Петрович. Какими судьбами?
— Андрей… Андрюша, здравствуй, — засуетился Евгений. — Я вот, зашел… маму твою проведать. И тебе тут… подарок.
Андрей подошел к прилавку, заглянул в пакет. Внутри лежала коробка с последней моделью смартфона.
— Спасибо, — сказал он холодно, даже не дотронувшись до подарка. — Но я предпочитаю сам выбирать себе технику. Мам, я на пять минут, нужно подписать договор с французами. Они прислали финальный вариант.
Он демонстративно положил на прилавок папку с документами. Евгений проводил её голодным взглядом. «С французами». Это было из другой вселенной.
— Андрей, я тут… — начал было Евгений, обращаясь к нему как к последней инстанции. — Я предлагал твой матери свою помощь. С бизнесом. Я мог бы быть полезен…
Андрей медленно повернулся к нему. Его взгляд был точной копией взгляда Екатерины — спокойный, анализирующий, но с едва заметным стальным блеском.
— Помощь? — переспросил он. — Это интересно. В каком качестве?
— Ну… менеджер, администратор… Я могу вести переговоры, оптимизировать расходы…
— Понятно, — кивнул Андрей. — У нас есть вакансия. Помощник кладовщика. Разгрузка товара, инвентаризация, упаковка заказов. Работа физическая. Сорок тысяч рублей в месяц. График с девяти до шести, два выходных. Трудоустройство официальное. Вас устроит?
Евгений задохнулся от унижения. Помощник кладовщика. Таскать коробки с теми самыми «нитками», которые он презирал. За сорок тысяч. Он, бывший «стратег» и владелец «технологичного бизнеса».
— Это… это шутка? — прохрипел он.
— Я не шучу на работе, — отрезал Андрей. — Это единственная доступная позиция. Мама слишком добрый человек, чтобы сказать вам это прямо, поэтому говорю я. Пять лет назад вы сочли её дело «возней с нитками» и оставили её с долгами. Вы свой выбор сделали. Она свой — тоже. Она построила этот бизнес не благодаря вам, а вопреки. И единственное, чем вы можете ей сейчас «помочь», — это не мешать ей работать.
Он взял со стола пакет с телефоном и протянул его Евгению.
— И это заберите. Мы не принимаем подарков, за которыми стоит попытка купить прощение. Прощение, в отличие от сувениров, на 3D-принтере не напечатаешь. И в магазине не купишь. Всего доброго, Евгений Петрович.
Евгений смотрел то на Андрея, то на Екатерину. Она по-прежнему молчала, но в её молчании была окончательность приговора. Он медленно, как старик, взял пакет. Его плечи опустились, дорогое пальто обвисло мешком. Он не сказал больше ни слова. Просто развернулся и побрел к выходу. Колокольчик звякнул жалобно и сиротливо, впуская в теплое помещение новую порцию холодного, сырого воздуха.
Екатерина проводила его взглядом. Она не чувствовала триумфа. Только тихую, горькую усталость и… освобождение. Словно последний, самый грязный узел в её прошлом был наконец-то развязан.
Андрей подошел и обнял её за плечи.
— Ты в порядке?
Она кивнула, прислонившись к его плечу.
— Да. Теперь — да. Спасибо, сынок.
— Он сам все это заслужил, — тихо сказал Андрей, глядя в окно на удаляющуюся ссутулившуюся фигуру. — Некоторые уроки жизнь преподает очень наглядно. Пойдем, подпишем договор. Французы ждут твой новый гобелен. Тот, с подсолнухами.
Екатерина посмотрела на свои руки. Пальцы, которые только что казались ей уставшими, снова были полны силы. Она взяла папку с договором. Впереди была работа. Настоящая. С душой. А прошлое наконец-то осталось за дверью, в серой краснодарской мороси, где ему и было место. Она снова повернулась к своему прилавку, к своим ниткам, к своему миру, который она отстояла и создала заново. И впервые за долгие годы пасмурная погода за окном не казалась ей унылой. Она была просто погодой. Фоном для новой, ясной и спокойной главы её жизни.
---