Весенний волгоградский вечер опускался на город серой, влажной пеленой. Лидия, пятьдесят два года, экономист в крупной строительной компании, толкнула тяжелую дверь аптеки и поежилась. Влажный воздух, пахнущий мокрым асфальтом и набухающими почками, тут же пробрался под воротник ее бежевого плаща. В пакете тихо шуршала упаковка с таблетками от давления для матери. Обычный вечер. Обычная рутина.
Она уже почти дошла до перекрестка, когда из дверей соседнего книжного магазина вышел мужчина. Высокий, в строгом темном пальто, с серебряной сединой на висках, которая только подчеркивала резкие, волевые черты лица. Он на мгновение замер, поднимая воротник, и их взгляды встретились.
Мир качнулся и замер.
Сердце споткнулось, пропустило удар и забилось часто-часто, как испуганная птица. Он тоже застыл, и на его лице проступило недоверчивое узнавание.
– Лида? Лидия Сомова?
Его голос. Низкий, с легкой хрипотцой, он почти не изменился. А вот она забыла, как он звучит.
– Андрей, – выдохнула она, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. – Андрей Волков.
Он сделал шаг к ней, потом еще один. Улыбнулся, и в уголках глаз разбежались глубокие морщинки, которых раньше не было.
– Надо же… – проговорил он, и в этих двух словах уместилась целая вселенная удивления и неловкости. – Тридцать лет. Ровно тридцать.
Тридцать лет. Эта цифра ударила наотмашь, точнее и больнее любого физического укола. Тридцать лет, которые пронеслись, оставив на ее лице сетку морщин, в душе – затянувшуюся рану от потери мужа, а в жизни – взрослого сына Максима и стабильную, но предсказуемую работу. Она стояла посреди гудящего вечернего проспекта и видела перед собой не солидного мужчину, а того самого двадцатитрехлетнего студента политеха с горящими глазами, который провожал ее до дома после танцев в ДК.
– Ты совсем не изменилась, – сказал он, и это была самая приятная и очевидная ложь, которую она слышала за последние годы.
– И ты тоже врешь, как и раньше, – усмехнулась она, и напряжение немного спало.
– Кофе? – неожиданно предложил он, кивнув на кофейню через дорогу. – Или ты спешишь?
Она подумала о матери, ждущей таблетки, о недоваренном супе на плите, о стопке отчетов, которые нужно было просмотреть к утру. А потом посмотрела в его глаза – такие же темные, как волжская вода в пасмурный день.
– Не спешу, – сказала она. – Идем.
Кофейня была маленькой и уютной. Горячая керамика чашки обжигала озябшие пальцы. Они сели у окна, за которым проносились фары машин, размазывая свет по мокрому стеклу. Повисла пауза. Не неловкая — задумчивая. Каждый, казалось, пытался перекинуть мостик через тридцатилетнюю пропасть.
– Я работаю в проектном институте, – начал он, нарушив молчание. – Главный инженер. Вернулся в Волгоград пять лет назад. До этого на Севере мотался.
– А я так и осталась, – просто ответила Лидия. – Экономист в «Монолите». Как после института устроилась, так и сижу.
– Замужем? – его вопрос прозвучал прямо, без обиняков.
– Была. – Лидия отвела взгляд. – Муж умер семь лет назад. Инфаркт.
На его лице промелькнула тень сочувствия. Он накрыл ее руку своей. Его ладонь оказалась сухой и теплой.
– Прости. Я… вдовец. Жена умерла три года назад. Онкология.
Вот так. Два слова, «вдова» и «вдовец», сняли все формальные преграды, оставив их наедине с прошлым.
– А я ведь тогда искал тебя, – вдруг сказал Андрей. – После армии вернулся, пришел к твоему общежитию, а ты уже съехала. Вышла замуж.
– Быстро, – кивнула Лидия, вспоминая тот ураганный роман с коллегой, надежным и спокойным Сергеем. Ураганный, потому что ей отчаянно хотелось сбежать. От себя, от ожидания, от ядовитых слов, которые уже тогда начала нашептывать будущая свекровь, Лариса Петровна.
– Что было бы, если бы я не ушел в армию? Если бы мы тогда… – он не договорил, но вопрос повис в воздухе, густой, как кофейный аромат.
Лидия медленно отпила свой капучино. Пенка оставила след на верхней губе. Она думала не о том, «что было бы». Она думала о том, что было на самом деле. О том, как Лариса Петровна, мать Сергея, с самого начала ее невзлюбила. Как смотрела на нее, худенькую, увлеченную танцами, смешливую, с холодным презрением. Как однажды, когда Сергей затемпературил после командировки, она примчалась с проверкой и, увидев на столе контейнер с обедом, который Лидия приготовила мужу на работу, схватила его и с отвращением вытряхнула в мусорное ведро.
«Ты чем его кормишь, иродово отродье? – шипела она, пока Сергей спал в другой комнате. – Отравить хочешь? Я с твоими танцульками все вижу насквозь! Приворожила парня, а теперь со свету сжить решила, чтобы квартирка досталась?»
Лидия тогда остолбенела. Пыталась что-то возразить, но Лариса Петровна была неумолима. Вечером она устроила сыну скандал. «Твоя жена каждый день отравляет твой обед! – рыдала она в трубку. – Я своими глазами видела! Она ведьма, она тебя в могилу сведет!»
Сергей, конечно, не поверил. Он любил Лидию. Но семя сомнения, ядовитое и липкое, было брошено. Оно отравляло их жизнь мелкими ссорами, его внезапными проверками холодильника, молчаливым напряжением за ужином. Они справились, пережили, любовь оказалась сильнее. Но та легкость, тот полет, который был вначале, ушел. Словно кто-то подрезал крылья. Сергей умер от сердца, а не от яда. Но Лидия знала, что капля за каплей яд свекрови точил его жизнь все эти годы.
– Мы были другими, Андрей, – наконец ответила она, глядя ему прямо в глаза. – Совсем детьми. Жизнь все равно случилась бы. Просто другая. И река была бы другой. Нельзя войти в одну и ту же дважды.
Он смотрел на нее с новым, глубоким интересом. Он услышал не только слова, но и то, что стояло за ними – целую жизнь, полную не только радости, но и боли, и мудрости, добытой дорогой ценой.
– Может, и нельзя, – медленно проговорил он. – Но можно попробовать по-взрослому. Без иллюзий, без попыток вернуть прошлое. Просто… попробовать. Узнать друг друга заново.
Ее сердце снова пропустило удар. Она хотела сказать что-то умное, про реку и привычки, про то, что в пятьдесят два года уже поздно что-то пробовать. Но вместо этого спросила:
– У тебя есть дети?
– Дочь. Взрослая, живет в Москве. А у тебя?
– Сын, Максим. Работает со мной в одной компании. Даже в одном отделе.
Андрей улыбнулся.
– Значит, препятствий нет.
Она вернулась домой окрыленная и одновременно встревоженная. Воздух казался легче, серые дома за окном – не такими унылыми. Она отдала матери таблетки, машинально ответила на ее вопросы и прошла в свою комнату. На экране компьютера мигало уведомление. Срочное письмо от начальника отдела.
Тема: «Слияние с „Атлант-Строй“. Срочный аудит».
Сердце ухнуло вниз. «Атлант-Строй» – их главный конкурент, акула строительного бизнеса. Слухи о поглощении ходили давно, но никто не верил. А аудит… это была не просто проверка. Это была подготовка к зачистке. Они искали слабые места, чтобы уволить «неэффективных» сотрудников, и экономический отдел всегда был первым под ударом. Лидия, с ее тридцатилетним стажем, консервативными, проверенными методами и репутацией несгибаемой «старой гвардии», была идеальной мишенью для молодых и агрессивных менеджеров «Атланта».
Телефон завибрировал. Звонил ее начальник, Петр Валерьевич, мужчина нервный и суетливый.
– Лидия Ивановна, вы видели? Это катастрофа! Они присылают своего главного ревизора, какого-то зверя. Говорят, он костьми ляжет, но найдет, к чему придраться. Нам нужно подготовить все отчеты за последние три года. Всю аналитику. Все прогнозы. Он будет в понедельник.
До понедельника оставалось три дня. Три дня, чтобы систематизировать и защитить работу целого отдела за три года. Это означало бессонные ночи, тонны бумаг и колоссальный стресс.
Романтическая дымка, окутавшая ее после встречи с Андреем, развеялась без следа. Вот она, реальность. Не свидания под пасмурным небом, а битва за свое профессиональное достоинство.
Телефон пиликнул снова. Сообщение от неизвестного номера. «Это Андрей. Был рад тебя видеть. Может, встретимся в субботу? Прогуляемся по набережной».
Суббота. День, который она планировала целиком посвятить подготовке к аудиту. Она уставилась на сообщение. Внутри боролись два чувства. Усталая, ответственная женщина-экономист кричала, что это безумие, что на кону ее работа, ее репутация. А другая женщина, та, что тридцать лет ждала этого вопроса, шептала: «Когда, если не сейчас?».
Она вспомнила холодные глаза Ларисы Петровны, вечное чувство вины, навязанное ей, годы, прожитые с оглядкой, с ощущением подрезанных крыльев. И впервые за долгое время приняла решение не головой, а сердцем. Она не просто согласится на свидание. Она его отстоит. У самой себя, у обстоятельств, у этого проклятого аудита.
Ее пальцы набрали ответ: «Буду рада. В семь у Драмтеатра?».
А потом она открыла рабочую почту и составила четкий план действий. Она распределила задачи между сотрудниками. Себе взяла самый сложный участок – анализ инвестиционных рисков. Она будет работать ночью, она будет работать в воскресенье. Но вечер субботы будет принадлежать ей. Это была ее декларация независимости.
В субботу она стояла перед зеркалом. Пасмурный свет из окна безжалостно подчеркивал каждую морщинку, усталость под глазами после двух почти бессонных ночей. «Мать, тебе пятьдесят два», – прозвучал в голове голос воображаемого критика, так похожий на голос ее сына Максима, который вечно переживал, «что скажут люди». Но, вглядевшись, она увидела другое. Глаза. Они горели, как в двадцать два. В них была не только усталость, но и азарт, и вызов, и предвкушение. Она надела не строгое офисное платье, а элегантные брюки и кашемировый джемпер цвета весеннего неба. Она не пыталась выглядеть моложе. Она хотела быть собой.
Ровно в семь раздался звонок в дверь. На пороге стоял Андрей. В его руках был букет белых тюльпанов, тугих, свежих, пахнущих талой водой и весной. Не красные – слишком страстно. Не розовые – слишком инфантильно. Белые – символ чистоты, уважения и нового начала. Идеальный выбор.
– Ты прекрасно выглядишь, – сказал он, и в его голосе не было ни капли лжи.
Они пошли по проспекту Мира в сторону набережной. Город дышал влагой. С Волги тянул прохладный ветер. Они говорили о пустяках: о новых зданиях, о том, как изменился город, о смешных случаях из молодости. И с каждым шагом напряжение, скопившееся в ее плечах от работы и волнения, уходило.
Когда они спустились к реке, с неба начали падать первые капли. Дождь усиливался, и они укрылись под широким козырьком летнего речного кафе, еще закрытого. Вокруг ни души. Только шум дождя, плеск воды и огни на том берегу.
Андрей повернулся к ней. Его лицо было совсем близко. Он молча смотрел ей в глаза, словно спрашивая разрешения. И она, не отводя взгляда, слегка кивнула.
Он коснулся ее губ. Осторожно, нежно, почти невесомо. А потом поцеловал глубже, увереннее, и в этом поцелуе было все: и горечь тридцатилетней разлуки, и радость нечаянной встречи, и надежда на будущее. Мелкие капли дождя, занесенные ветром, оседали на их лицах, смешиваясь со слезами, которых она даже не заметила. Тридцать лет сжались в одну точку, в один миг, в один поцелуй под шум весеннего дождя. Прошлое перестало быть грузом. Оно стало просто частью их общей истории.
Они сидели в маленьком грузинском ресторанчике, согреваясь горячим чаем и пряным запахом хачапури.
– Ты какая-то… напряженная, – заметил Андрей, внимательно глядя на нее. – Что-то с работой?
Она не хотела грузить его своими проблемами, но его участие было таким искренним, что она не выдержала. Коротко, в двух словах, рассказала про слияние и аудит. Про зверя-ревизора и про то, что на кону стоит ее репутация.
Он выслушал, не перебивая. Не стал давать советов или говорить банальности вроде «все будет хорошо». Он просто сказал:
– Ты справишься. Я это вижу. В тебе есть стержень. Такой же, как и тридцать лет назад, когда ты одна выходила танцевать танго на институтском вечере. Все боялись, а ты – нет.
Его слова, его вера в нее подействовали лучше любого успокоительного. Он помнил. Он видел ее настоящую. Не уставшего экономиста, а ту самую девушку, которая не боялась.
– Давай не будем торопиться, – сказал он, поднимая свою чашку. – Ни с чем. Ни с работой, ни с жизнью, ни с нами. Давай просто проживать каждый день.
– За что пьем? – улыбнулась она.
Он задумался на секунду.
– За то, чтобы не бояться начинать.
Дождь кончился, когда он провожал ее до подъезда. Улицы блестели, воздух был свежим и чистым.
– Зайдешь? – спросила она, сама удивившись своей смелости.
Он улыбнулся и мягко взял ее за руку.
– В следующий раз. У нас есть время, помнишь?
Он поцеловал ее в щеку, и она еще долго стояла у подъезда, вдыхая прохладный аромат его парфюма и белых тюльпанов.
Вернувшись в квартиру, она увидела два пропущенных звонка от сына. Максим. Он наверняка узнал про аудит и теперь паникует. Она знала, что должна перезвонить, успокоить его. Но не сейчас. Сейчас ей хотелось сохранить это хрупкое ощущение счастья. Она молча поставила телефон на беззвучный режим. Она сделала свой выбор.
Она прошла в комнату, поставила тюльпаны в вазу и села за компьютер. Открыла папку «Аудит_Атлант». Но паники больше не было. Была холодная, ясная решимость. Она вспомнила слова Андрея про танго. Этот аудит был ее танго. Сложная, рискованная партия, где нужно чувствовать партнера, предугадывать его шаги и вести свою линию. Она не будет защищаться. Она будет нападать. Она подготовит не просто отчеты, а контр-анализ, который покажет все слабые места в финансовой модели самого «Атланта».
Она взяла телефон, чтобы создать новый контакт. Пальцы зависли над клавиатурой. «Андрей ❤️»? Слишком по-девичьи. Она улыбнулась своим мыслям. Борьба между порывом и взрослой сдержанностью. Она набрала просто «Андрей» и нажала «сохранить». Этого было достаточно.
Лидия подошла к окну. Ночной Волгоград лежал у ее ног, умытый, обновленный. В отражении она видела свое лицо – уставшее, взрослое, но с горящими глазами. Завтра будет тяжелый день. Завтра будет битва. Но завтра будет и новый звонок, и новое сообщение, и обещание следующей встречи.
Это было только начало.