День не задался с самого утра. Шел сильный дождь, машина завелась лишь с третьей попытки, демонстрируя мне, что ей давно пора на заслуженный отдых, ну или хотя бы в сервис.
– Знаю, милая, знаю, – уговаривала я ее, как живую, пока дворники еле справлялись с потоками воды, – Ну потерпи немного. Обещаю, что в выходной отвезу тебя на техосмотр, – Машина недовольно заурчала, но все же сдвинулась с места, плюхнувшись в очередную лужу с таким звуком, что я вздрогнула. "Хорошо хоть, не заглохла", – подумала я мрачно.
В клинике я едва успела заскочить в лифт как раз перед тем, как двери начали закрываться. Вздохнула с облегчением, прислонившись к стенке, снимая мокрый плащ. Но облегчение было преждевременным.
– Извините, – буркнул низкий, недовольный голос справа.
Я оторвала взгляд от пола и обомлела. Мой мокрый зонт нечаянно зацепил ногу мужчины, стоявшего рядом. А точнее – его идеально отглаженные брюки и... мои же собственные колготки. С характерным неприличным звуком тонкая ткань порвалась, обнажив добрый кусок кожи на лодыжке. Краска стыда залила лицо.
– Ой! Простите, я нечаянно... – залепетала я, отдергивая зонт.
– Не страшно, – отрезал тот самый голос, ледяной и безразличный, – Просто будьте осторожнее.
Я подняла взгляд, готовая извиниться еще раз, и... замерла.
Мужчина. Лет сорока, не больше. Высокий, с мощными плечами, в идеально сидящем, явно дорогом темно-сером костюме. Лицо – резкое, с сильным подбородком и высокими скулами. Властный взгляд холодных серых глаз под густыми бровями скользнул по мне сверху вниз, оценивающе и без тени симпатии. От него исходил легкий, но очень дорогой и уверенный аромат – что-то древесно-кожаное с ноткой мяты. Не парфюм, а заявление. Он выглядел как воплощение власти и контроля посреди моего мокрого, безрадостного утра. И он явно считал меня неловкой неудачницей, испортившей ему брюки.
– Да, конечно, – пробормотала я, чувствуя себя гадким утенком в своем мокром плаще, промокших балетках и теперь еще с порванными колготками. Отличное начало дня , Александра. Просто блеск.
Он отвернулся, уткнувшись в телефон. Лифт медленно полз вверх. Каждая секунда тянулась вечностью. Я пыталась незаметно прикрыть дыру на колготке плащом, мысленно посылая к черту и дождь, и старую машину, и особенно этого высокомерного красавца в костюме.
Наконец, лифт остановился на нашем этаже. Я рванула вперед, стараясь выскользнуть первой, но он шагнул одновременно со мной. Его плечо слегка задело мое. Касание было мимолетным, но таким... твердым. И снова этот дьявольский парфюм.
– После вас, – он отступил на полшага, сделав жест рукой. Вежливость была безупречной, но в ней сквозило снисхождение. Как будто пропускал назойливого щенка.
– Спасибо, – процедила я, проскальзывая мимо и устремляясь к ординаторской. Мне срочно нужны были запасные колготки из шкафчика и глоток кофе. Хотя бы кофе.
Я уже почти добежала до двери, когда услышала за спиной взволнованные голоса медсестер и громкий, властный голос нашей старшей сестры Галины Викторовны:
– Коллеги, внимание! Позвольте представить вам нашего нового заведующего отделением! Доктор Волков, Арсений Владимирович. Прошу любить и жаловать! Арсений Владимирович, это наш коллектив...
Я замерла как вкопанная, медленно оборачиваясь. Сердце упало в пятки.
Там, посреди коридора, окруженный почтительно замершими медсестрами и ординаторами, стоял он. Тот самый мужчина из лифта. Властный. Холодный. В безупречном костюме. С каплей дождевой влаги на идеально уложенных темных волосах. И теперь он смотрел не на меня, а поверх голов собравшихся, тем самым ледяным, оценивающим взглядом. Взглядом хозяина, пришедшего осматривать новые владения.
– Волков Арсений Владимирович, – его голос, четкий и громкий, без тени сомнения, прокатился по коридору, – Рад приступить к обязанностям. Ожидаю от каждого профессионализма, дисциплины и полной отдачи. Первый обход – через полчаса. Будьте готовы. Галина Викторовна, пройдемте в кабинет, обсудим текущие вопросы.
Он повернулся, его взгляд скользнул по коридору... и остановился на мне. На моем мокром плаще. На моих, наверняка, перепачканных дождевой грязью балетках. И, кажется, на той самой дыре на колготке, которую я так безуспешно пыталась прикрыть. В его глазах мелькнуло что-то – не узнавание, нет. Скорее легкое презрение и насмешка. Он едва заметно кивнул в мою сторону Галине Викторовне, словно спрашивая: "И этот человек тоже работает здесь?"
Галина Викторовна засуетилась:
– Да, да, Арсений Владимирович! Это наша Александра Петровна, один из наших опытнейших терапевтов, психотерапевт по совместительству. Александра Петровна, познакомьтесь, это…
– Мы уже... пересекались, – сказал он, перебивая ее. Его голос был ровным, но в нем явственно прозвучала ледяная вежливость, – В лифте. Надеюсь, ваш рабочий вид не всегда столь... экстравагантен, доктор?
Он не улыбнулся. Это не была шутка. Это был выстрел. Точный и язвительный.
Весь коридор смотрел на меня. Я чувствовала, как горит лицо. Гнев, стыд и дикое желание провалиться сквозь землю боролись во мне. Но двадцать лет работы, недавняя война с бывшим мужем и необходимость выживать закалили меня. Я выпрямила спину, посмотрела ему прямо в глаза, игнорируя насмешливые взгляды пары ординаторов.
– Утро выдалось дождливым, доктор Волков, – сказала я спокойно, хотя внутри все дрожало, – Но моя работа, в отличие от моего внешнего вида, всегда безупречна. Если позволите, я приведу себя в порядок и присоединюсь к обходу. Добро пожаловать в отделение.
Я не стала ждать его ответа. Развернулась и вошла в ординаторскую, громко закрыв за собой дверь. Прислонилась к ней, закрыв глаза. Сердце бешено колотилось.
Арсений Владимирович Волков, – пронеслось в голове. Новый начальник. Тот самый тип из лифта. И я только что устроила ему сцену... или он устроил ее мне? Или мы устроили ее друг другу?
День, который не задался с утра, обещал стать просто адским.
Адвокатская контора, на мое счастье была совсем рядом с клиникой – десять минут на машине.
– Александра Петровна, – Зоя Ивановна улыбнулась, – Чаю?
– Спасибо, давайте сразу поговорим о наших делах. – покачала я головой, – У меня только два часа свободных – дежурство ночное…
– Хорошо, – Зоя Ивановна вздохнула, – Мне жаль вас расстраивать, но у меня не очень хорошие новости… – она сняла очки и протерла стекла белоснежным платком.
– Не томите. – попыталась улыбнуться, – К сожалению, я уже начала привыкать к плохим новостям.
– Плохая привычка, – Зоя Ивановна водрузила на нос очки открыла папку с документами, – Александра Петровна, я встречалась с адвокатом вашего, пока еще мужа, и вот, что выяснилось. Ваш дом… Он, оказывается принадлежит вашей младшей дочери – Софье, и договор дарения подписан вами и вашим супругом уже полтора года назад. Теперь мы никак не можем пытаться оспорить этот факт и настаивать на том, чтобы его признали недействительным… Вы разве не помните, как сделали дарственную? – Зоя Ивановна подняла на меня глаза, – Вы же ездили к нотариусу, затем в регпалату… Александра Петровна, дорогая моя, зачем вы это сделали? – она смотрела на меня с немым укором, а я сидела оглушенная, вспоминая, как все это было…
Боже, у меня напрочь вылетело все это из головы!
– Мы были одной семьей, и я не думала, что... – голос мой сорвался. Я сидела в уютном кресле кабинета Зои Ивановны, а мир вокруг поплыл, как в дурном сне. В ушах звенело. Дарственная? Соне? Полтора года назад?
Я закрыла глаза, вжавшись в спинку кресла. В голове проносились обрывки воспоминаний.
Дмитрий сидит за кухонным столом, его ноутбук открыт на каких-то сложных графиках и цифрах. Лицо напряженное, усталое. Он трет переносицу.
– Саш, тут такая головная боль, – его голос звучит озабоченно, – У меня возникли проблемы… и если что, дом может уйти с молотка – это ведь не единственное наше жилье…
Я ставлю чашку чая перед ним, не вникая в сложные термины. Финансы – всегда его вотчина.
– А что делать? – спрашиваю я, больше из вежливости, доверяя его опыту.
– Есть вариант, – он поворачивается ко мне, его глаза ищут понимания, – Самый оптимальный – оформить дарственную на Соню сейчас. Она несовершеннолетняя. Это чисто юридическая защита активов для нее, для всех нас. Ради дочери, понимаешь?
– Прямо сейчас? – я слегка удивлена, – Но она же еще учится...
– Именно сейчас, пока не стало поздно, – он говорит убедительно, кладет свою руку поверх моей, – Это просто формальность, Саш. Дом останется нашим домом. Мы же не собираемся никуда съезжать? Просто бумажка, которая сэкономит всем нам кучу денег и нервов. Я уже все продумал, договорился с нотариусом. Просто нужно съездить, подписать пару документов. Быстро и без проблем.
Он смотрит на меня честными глазами. Глазами мужа, отца, успешного человека, который всегда заботился о семье. О нашем будущем.
– Ну... если это лучший вариант для всех... – пожимаю я плечами. – Ладно. Когда ехать?
Картина всплыла передо мной с пугающей ясностью. Тот день. Спешка перед работой. Кабинет нотариуса – уютный, пахнущий деревом. Дмитрий все объяснял быстро, уверенно. Я подписывала бумаги, почти не глядя, доверяя ему. Он говорил что-то о "доле Сони", о "будущей защите". Я кивала, думая о предстоящем приеме, о больном ребенке, который ждал в клинике. Это была рутина. Маленькая формальность. "Бумажка". Ради нас.
Как же я могла быть такой слепой? Такой глупой?!
– Я... я помню, – выдохнула я, открыв глаза. Взгляд Зои Ивановны был полон сочувствия и... непонимания. Как мола взрослая женщина позволить так себя обвести вокруг пальца? – Мы ездили. Дмитрий сказал... это для налогов. Чтобы когда... что у него неприятности и мы можем лишится дома, а у ребенка имущество не могут конфисковать Что это чистая формальность, что ничего не изменится. Дом останется нашим. – голос мой был чужим, – Я... я подписала. Не вчитываясь толком. Я верила ему. Ради нас всех. – последние слова сорвались в шепот, полный горечи и стыда.
Зоя Ивановна тяжело вздохнула, отодвигая папку.
– Александра Петровна... Дорогая моя... – В ее голосе не было упрека, только глубокая жалость, – Формальность... Он, конечно, мастер. Дарственная на несовершеннолетнего ребенка – это не "формальность". Это полная и безвозвратная передача права собственности. Его доля и ваша доля перешли к Софье Дмитриевне в тот же день, как документы были зарегистрированы. Теперь дом принадлежит только ей. Юридически – на все сто процентов. Он не ваш общий. Он не ваш. Он – ее.
Каждое слово било по голове, как молоток. "Не ваш". "Ее".
– Но... но она же... – я попыталась найти хоть какую-то лазейку, – Она живет с ним! С Кристиной! Он на нее влияет! Она подпишет все, что он скажет! Может, она оформит доверенность на него или…
– Возможно, – Зоя Ивановна покачала головой, – И скорее всего, так и будет. Или он уже оформил. Но это уже не имеет отношения к вашим правам на дом. Ваши права закончились полтора года назад, когда вы поставили подпись у нотариуса. Софья – единоличная собственница. Она вправе распоряжаться имуществом как угодно – продать, подарить, сдать, прописать туда кого захочет. Или... – Зоя Ивановна посмотрела на меня прямо, – ...или по требованию отца потребовать, чтобы вы и Татьяна и освободили жилплощадь. Оснований у нас оспорить саму дарственную – нет. Вы были вменяемы, действовали добровольно. Мотивы... увы, "доверие мужу" и "забота о дочери" в суде не отменят юридической силы документа.
Комната закачалась. Я схватилась за подлокотники кресла, чтобы не упасть. Все. Конец. Моя последняя надежда на дом, на крышу над головой для себя и Таси, рухнула. И рухнула по моей собственной глупости. По моему слепому доверию к человеку, который уже тогда, полтора года назад, готовил мне эту ловушку. Пока я лечила пациентов, пока заботилась о семье, он методично делал свое дело.
– Это еще не все, – тихо сказала Зоя Ивановна, – Он заявил, что не является отцом Татьяны и не обязан содержать ее. Это правда?
У меня потемнело в глазах от негодования. Дмитрий заявил о том, что Таська не его дочь?! Он посмел рассказать об этом адвокату и этой своей… молодой?!
– Да. Тася – наша приемная… моя приемная дочь. Я удочерила ее, до своего замужества и Дмитрий… он всегда любил ее и считал дочерью… неужели он сейчас мог вот так… – у меня перед глазами все плыло, – Можно попросить воды? – прошептала я.
– Конечно, вы не волнуйтесь, – Зоя Ивановна поставила передо мной стакан с водой, – Дмитрий Сергеевич официально не удочерял Татьяну?
– Нет, – пробормотала я, – Мы не думали, что это важно… у нас… была семья…
– Это оказалось важно, – вздохнула Зоя Ивановна, – Теперь Дмитрий Сергеевич не обязан содержать чужую… для него девочку, – она задумалась, – У нас остается шанс на раздел его счетов. Я подала заявление на то, чтобы мне предоставили документы, но не факт, что там не окажется ничтожная сумма… И квартира. Мы будем претендовать на долю. Он будет обязан предоставить вам жилье, если не хочет, чтобы вы жили в квартире вместе с ним… – она задумчиво вертела карандаш в пальцах, – Александра Петровна, я буду бороться, обещаю. Сделаю все, что смогу. Давайте мы не будем опускать руки…
– Значит... – голос мой был хриплым, – Значит, он может выгнать нас. В любой момент. По прихоти Сони... или своей.
– По закону, да, но не будем паниковать… Может быть он все же не будет прибегать к крайним мерам? – нерешительно спросила Зоя Ивановна, – она взглянула на часы, – Александра Петровна, вам нужно на дежурство и нам с вами нужно срочно менять стратегию. Созвонимся завтра, когда я все обдумаю.
– До свидания, – пробормотала я и вышла из кабинета.
На улице все так же хлестал дождь. Моя старая машина стояла под потоками воды, жалкая и беспомощная. Как и я. Я прислонилась лбом к холодному стеклу водительской двери. Дождь смешивался со слезами бессилия и ярости. Не на Дмитрия. На себя. За то, что позволила. За то, что не увидела. За то, что "бумажка", подписанная когда-то с легким сердцем ради "нашего будущего", стала смертным приговором моему настоящему.
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Развод = новая жизнь", Агата Ковальская ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
***
Что почитать еще:
***
Все части:
Часть 5 - продолжение