В заголовке часто всего не изложишь, но, уверен, по заглавной картинке вы уже поняли, что речь пойдёт не только про Отечественную войну 1812 года, но и про Великую Отечественную.
Поводом для написания послужил документ, написанный военным министром Барклаем де Толли в январе 1811 года под названием «Доклад Военного Министра Государю Императору». Сей доклад был напечатан в 7-м томе 1-го раздела сборника «Материалы Военно-Учётного Архива Генерального Штаба» в 1907 году. Предки постарались изложить все интересные документы того времени в печатном виде, поскольку оригиналы хоть и написаны красивым почерком, но для работы менее удобны. В напечатанном же виде только «яти» немного мешают.
Изложенное в документе для меня не стало чем-то новым — я про планы войны с Наполеоном писал много, но я обратил внимание на некоторые фразы военного министра, которые очень полезны для изучения планов на войну уже в 1941 году.
Как я могу понять, основная проблема в оценке советских планов будущей войны упирается в простое непонимание некоторых граждан (включая весьма именитых авторов с миллионной аудиторией) некоторых аспектов военного дела. А потому они рассматривают планируемые действия Красной Армии только в двух вариантах. Если советские войска бы спрятались за линией укрепления и ждали там нападение Вермахта, то это значит оборонительная стратегия. Если же части РККА первыми переходят границу, то это агрессия.
Хотя, когда мы говорим о наступлении и обороне, есть два важных критерия. Наступление (равно как агрессия) производится тогда, когда решит наступающий. А оборона — это когда обороняющийся реагирует на действия противника и не важно, каким методом. Но, понять такие простые истины в применении к 1941 году для многих слишком сложно, потому я решил обратиться к высказываниям предков. Тем более, что многие этих фактов нашей истории не знали.
Итак, обратимся к Михаилу Богдановичу (он же Михаэль Андреас) Барклаю де Толли, военному министру Российской империи. Тут надо обратить внимание, что про будущую войну с Наполеоном, хоть и писали с приставкой «если», но уже рассматривали её как нечто бесспорное и готовились всерьёз. Так же, как и в 1941 году готовились к непременной войне с Гитлером, и все глупости о том, что Сталин верил во что-то иное, стоит давно выкинуть на помойку.
Итак, начав со слов:
Ежели французскій императоръ нарушить миръ съ Россіею…
Барклай пишет сначала про планы Наполеона воевать в польских губерниях, а затем:
Къ оборонѣ представляются два способа: 1-й предупредить наступательную войну на герцогство Варшавское и Пруссію; 2-й укрѣпиться въ оборонительныхъ позиціяхъ внутри предѣловъ нашихъ.
Первый способъ есть вѣрнѣйшій…
Как мы видим, речь идёт о войне оборонительной, и оно понятно, поскольку мы ждём начало действий от Наполеона. Напомню, что вообще-то у нас с Францией мир и нарушать его Россия не планирует. А то, что Наполеон собирается напасть на Россию, так в этом никто уже не сомневался.
Ну и как мы видим, господин военный министр империи рассматривает два вида ведения оборонительных действий. Первый и наилучший — самим опередить супостата и воевать на смежной территории. Второй — сидеть и ждать, когда он нападёт. Как мы видим и в 1812 году, и в 1941 году, враг дошёл до Москвы. Конечно, в обеих войнах вы неприятеля победили, но какой ценой. Причём дело не только в том, сколько солдат полегло на поле боя, но ведь пустив чужую армию на свою землю, мы подвергаем и население крайней опасности, вплоть до гибели оного.
Если же возвращаться к высказываниям Барклая, то он приводит следующие аргументы в пользу упреждающего удара.
Во-первых, вступив на территорию Польши (то есть герцогства Варшавского) можно было сменить там власти на более дружественные России, привлечь на свою сторону Пруссию и выигравъ чрезъ то къ себѣ довѣріе у другихъ державъ, родить въ нихъ бодрость и надежду избавиться изъ подъ тягостнаго ига.
Во-вторых, содержать войска за чужой счёт. Хотя при этом ставится цель привлечь население на свою сторону, что не совсем понятно с позиции сегодняшнего дня.
Есть ещё один момент, про который Барклай в этом документе не указывает и на что ему могут возразить нынешние комментаторы. Как мы знаем, Наполеон имел огромное преимущество в силах. Против наших 200 тысяч он мог выставить, конечно, не 640 тысяч, как пишут, а 450 тысяч, что тоже очень много. Даже учитывая неравномерный по боевым качествам состав Великой армии.
Однако переход в наступление первыми давал русской армии большое преимущество. В 1941 году нападение давало эффект неожиданности. В 1812 году про неожиданность говорить смешно, при тех темпах движения войск. Но зато был шанс бить Наполеона по частям. Великая армия должна была собраться у русских границ, причём многим дивизиям и корпусам пришлось проследовать даже не сотни километров, и, как мы знаем, некоторые прибыли в Польшу, когда сам Наполеон уже был под Москвой. Если бы русская армия начала первой, то появился реальный шанс наносить удар по очереди подходившим войскам. Причём предлагаемая тактика действия двумя, примерно равными по составу армиями, позволяла ставить противника в неудобное положения, заставляя ожидать удара с фланга.
Барклай также считал обязательно сформировать большое число летучих отрядов из казаков и разных полков национальной конницы — башкир, калмыков, крымских татар и пр., которым вменить задачу нарушить снабжение армии Наполеона, громить тылы, перехватывать обозы. Словом, развернуть полноценную диверсионную войну, благо как раз лёгкой конницы, для такой войны подходящей, у нас хватало с избытком.
При этом вариант отступления на линию новых крепостей, где сосредотачивались резервные войска, никто не отменял. Не удалось бы разгромить Наполеона в Польше, стали бы отступать.
Хотя в данном документе это не упоминается, но отмечу тут, что в планах нашего командование было ещё и нанесения ударов по глубоким флангам Наполеона.
Во-первых, Финляндский корпус генерала Штейнгеля потому не отправлялся сразу к западной границе (что некоторые авторы считают за ошибку), поскольку готовилось проведение крупнейшей морской десантной операции в Шведской Померании русским и шведскими (а возможно и британскими) войсками. Швеция в основном участвовала флотом, а мы предоставляли пехоту. Кстати, хотя операция не состоялась, но пользу некоторую точно принесла. Во всяком случае такой важный союзник Наполеона, как Дания, не пошла воевать в Россию, опасаясь именно этого самого, русско-шведского десанта.
Во-вторых, Молдавскую армию не случайно переименовали в Дунайскую, был в том глубокий смысл. Поскольку:
Миръ, въ Апрѣлѣ мѣсяцѣ заключенный съ Портою Оттоманскою, позволялѣ еще располагать Молдавскою армiею, состоявшею изъ 72 баталюновъ, 80 эскадроновъ, 17 ротъ артиллерiи и 14 козачьихъ полковъ, въ коихъ, кромѣ козаковъ, считалось болѣе 50,000 человѣкъ. Предводительство надъ сею армiей, назначенною для вторженiя въ Италiю, чрезъ Сербiю, Боснiю и Кроацiю, вверено было Адмиралу Чичагову.
Вот так, ни много ни мало, русская армия собиралась через Балканы идти в Италию. Если учесть, что была ещё Австро-Венгрия, которую Наполеон победил и даже заставил воевать против России, но она в подходящий момент была готова повернуть штыки против французов, то такой поход русской армии как раз и мог оказаться «подходящим моментом». А всё это поставило Наполеона в более сложное положение и не факт, что у него осталось желание идти войной в русские земли.
Итак, давайте вернёмся к началу. Уверен, что вы и сами увидели, но я ещё раз подчеркну сходство двух войн, точнее предвоенных периодов. В 1812 году Барклай де Толли предлагает обороняться от Наполеона упреждающим походом в Польшу. В 1941 году советский Генштаб собирается при сосредоточении Вермахта у наших границ нанести ему внезапный упреждающий удар. И в обоих случаях речь идёт именно об ответных действиях. Что по всем законам военной науке именуется обороной.
В обоих случаях планы не осуществились (и в причинах тому тоже можно найти сходство) и результаты были в числе наиболее плачевных из всей нашей истории.
На тему возможных действий нашей армии против Наполеона рекомендую вам статью:
