Белое кружево, похожее на застывший морозный узор на стекле, нежно касалось моих плеч. В зеркале отражалась не просто я, Ирина, тридцатилетняя женщина, нашедшая своё счастье. Нет. Там стояла невеста. Фигурка, сошедшая с верхушки свадебного торта, — идеальная, сияющая, замершая в одном шаге от вечности. Этот день, сотканный из девичьих грез, солнечного света и аромата пионов, должен был стать апогеем моей жизни. Вся моя прошлая жизнь — учёба, первая работа, неловкие свидания, тихие вечера с книгой — казалась лишь долгой, очень долгой прелюдией к этой минуте.
Александр. Саша… Мой Саша. Когда я думала о нём, в груди теплело, словно я выпила чашку горячего чая с мёдом. Высокий, уверенный, с лучистыми морщинками у глаз, когда он смеялся. Он ворвался в мою жизнь так стремительно и красиво, что я даже не успела испугаться. Он был тем самым мужчиной из старых фильмов, которых так любила моя мама: открывал дверь машины, дарил цветы без повода, слушал меня так, будто мои рассказы о работе в маленькой библиотеке были важнее всех мировых новостей. Он говорил о будущем, о нашем доме с большим садом и качелями, о детях, которые будут похожи на меня. И я верила. О, как же я верила!
Отец поначалу отнёсся к нему настороженно. Папа, мой Олег Петрович, инженер старой закалки, привык всё проверять на прочность. Он смотрел на Сашу своими пронзительными серыми глазами, задавал неудобные вопросы о его бизнесе, о прошлом, о семье, которой у Саши, по его словам, не было — рос в детском доме. Саша держался безупречно. Он отвечал спокойно, с уважением, и даже принёс отцу в подарок редкую модель парусника, которую тот давно искал для своей коллекции. И папа, кажется, оттаял. По крайней мере, мне так казалось.
И вот, этот миг. Я стою у массивных дубовых дверей храма. За ними — мой Саша, наши гости, море цветов и музыка, которая вот-вот возвестит о начале нашей с ним вечности. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, кружево на груди ходит ходуном.
— Готова, доченька?
Папин голос. Я обернулась. Он стоял рядом, в строгом костюме, который делал его ещё более подтянутым и серьёзным. Но что-то было не так. Его лицо, обычно спокойное и чуть ироничное, сегодня было серым, как грозовая туча. Губы сжаты в тонкую линию, а в глазах… в глазах плескалась такая тревога, что у меня на миг перехватило дыхание.
— Пап, ты чего? Ты бледный какой-то. Волнуешься? — я попыталась улыбнуться, чтобы подбодрить его, но улыбка вышла натянутой.
Он не ответил. Просто взял мою руку. Его ладонь, всегда такая тёплая и сильная, сейчас была ледяной. Он шагнул ближе, так, что его плечо коснулось моего. За дверью послышались первые, торжественные аккорды органа. Наш выход.
И в этот момент, когда весь мир замер в ожидании моего счастья, он наклонился к самому моему уху. Его дыхание обожгло кожу. Шёпот был тихим, хриплым, как скрежет металла по стеклу.
— Ирочка… он не тот, за кого себя выдаёт. Пожалуйста, подумай...
Время остановилось. Звуки органа, шелест платья, гул голосов за дверью — всё смешалось в один неразборчивый шум, а потом и вовсе исчезло. Остались только эти слова. Колючие, страшные, впившиеся в самое сердце.
Я отшатнулась, глядя на отца широко раскрытыми глазами. Что? Что он сказал? Это какая-то злая, неуместная шутка? Нервы?
— Папа, что ты такое говоришь? — прошептала я, чувствуя, как холодеют пальцы. — Ты с ума сошёл?
Он не смотрел на меня. Его взгляд был устремлён на резную дверь, словно он видел сквозь неё что-то ужасное. Он лишь отчаянно качнул головой, и в этом движении было столько боли и бессилия, что мой гнев начал сменяться леденящим страхом.
Двери начали медленно открываться. В проёме показался залитый светом алтарь, фигуры гостей и… он. Мой Саша. Он стоял там, в конце усыпанной лепестками дорожки, и улыбался. Улыбался мне. Его глаза сияли. Идеальный. Мой идеальный мужчина.
А в ушах всё ещё звенел папин шёпот.
Он не тот, за кого себя выдаёт…
— Пора, дочка, — тихо сказал отец, беря меня под руку.
Я пошла. Ноги двигались сами по себе, как у марионетки. Я не чувствовала пол. Каждый шаг по этой ковровой дорожке был шагом в бездну. Я пыталась улыбаться, кивать гостям, смотреть на Сашу, но видела лишь потемневшее лицо отца и слышала его страшные слова. Мир раскололся надвое. В одном — моё выстраданное, долгожданное счастье, мой любящий жених. В другом — человек, которому я доверяла всю свою жизнь, мой отец, который только что вонзил мне нож в спину. Или… или пытался спасти?
Что-то кричало внутри меня: «Остановись! Развернись! Убеги!». Но тело не слушалось. Я шла к алтарю, к сияющему Александру, и улыбалась, улыбалась, улыбалась… А внутри всё замерло, превратилось в кусок льда.
Церемония прошла как в тумане. Я помню только, как Саша взял мою холодную руку, как его тёплые пальцы сжали мои. Священник говорил какие-то правильные, красивые слова о любви, верности, о двух половинках одного целого. Гости умилённо вздыхали. А я смотрела на Александра и впервые пыталась увидеть за его безупречной улыбкой что-то ещё. Что? Что там мог разглядеть мой отец?
— Согласны ли вы, Ирина, взять в законные мужья Александра?
Вопрос повис в гулкой тишине храма. Все взгляды были устремлены на меня. Саша смотрел с нежностью, чуть сжимая мои пальцы. Отец, стоявший рядом, казалось, не дышал.
Я подняла глаза на Сашу. Его взгляд был чист и открыт. "Люблю тебя", — одними губами прошептал он.
И я сломалась. Я не могла поверить отцу. Не хотела. Это ошибка. Ужасная, чудовищная ошибка. Он просто слишком сильно меня любит, слишком боится отпускать.
— Да, — мой голос прозвучал глухо и чуждо, как эхо в пустом колодце. — Согласна.
Мир взорвался аплодисментами. Нас объявили мужем и женой. Саша нежно поцеловал меня, и толпа взревела от восторга. А я, закрыв глаза, почувствовала, как по щеке катится одинокая слеза. Счастья ли? Или горя? Я и сама уже не знала.
Свадебный банкет превратился в пытку. Я сидела во главе стола, в золотой клетке из поздравлений и пожеланий, и механически улыбалась. Шампанское искрилось в бокале, но на вкус было горьким. Саша был душой компании: говорил блестящие тосты, очаровывал моих подруг, с уважением беседовал с родственниками. Он был идеален. Слишком идеален.
Я то и дело ловила на себе взгляд отца. Он сидел поодаль, почти не пил и не ел. И в его глазах я читала не осуждение, а бесконечную скорбь. Словно он присутствовал не на свадьбе, а на похоронах. Похоронах моего счастья.
— Милая, ты какая-то уставшая, — Саша наклонился ко мне, его рука легла на моё плечо. — Всё хорошо?
Я вздрогнула от его прикосновения.
— Да… да, конечно. Просто волнение. Очень длинный день.
— Скоро мы уедем отсюда, — прошептал он, целуя меня в висок. — И у нас будет вся жизнь впереди. Только ты и я.
Вся жизнь… Эти слова, которые ещё утром заставили бы моё сердце трепетать от радости, теперь звучали зловеще. Кто ты, человек, с которым я собираюсь провести всю жизнь?
Ночью, в роскошном номере отеля для новобрачных, я лежала без сна, притворяясь спящей. Александр, мой муж, спал рядом, ровно и спокойно дыша. Я смотрела на его безмятежное лицо в лунном свете и чувствовала, как внутри меня разрастается холодная, липкая пустота. Я сделала свой выбор. Я сказала «да». Но папины слова никуда не ушли. Они поселились во мне, как ядовитое семя, и уже пустили корни. И я знала, что покоя мне не будет, пока я не вырву их. Или пока не узнаю, что за страшные плоды они могут принести. Свадебное путешествие на Мальдивы, запланированное на завтра, казалось теперь насмешкой. Мне нужно было не на райский остров. Мне нужно было к отцу. За ответами.
Глава 2. Папка с чужой жизнью
Утро не принесло облегчения. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь шторы дорогого отеля, казался фальшивым, театральным. Рядом сладко потягивался Саша, мой законный муж.
— Доброе утро, жена, — промурлыкал он, притягивая меня к себе. — Готова к нашему медовому месяцу?
Я заставила себя улыбнуться.
— Доброе. Саш, тут такое дело… Мама звонила. Ну, то есть, не мама… подруга мамина. Тётя Валя. Она вчера на банкете себя неважно почувствовала, и вот…
Я врала. Неумело, путаясь, чувствуя, как горят щёки. Я никогда не умела врать, особенно ему. Но другого выхода не было.
— Я думаю, может, отложим вылет на денёк? Я просто съезжу к ней, узнаю, как она. А то совесть замучает.
Александр нахмурился. На его идеальном лице пролегла тень недовольства.
— Ира, билеты, отель… Всё же заказано. Может, просто позвонишь?
— Нет, я должна съездить. Пожалуйста, — я посмотрела на него самым умоляющим взглядом, на который была способна.
Он вздохнул, но спорить не стал. Уступчивость всегда была частью его обаяния.
— Хорошо, любимая. Как скажешь. Тогда я пока займусь делами, раз у нас появился свободный день. Позвоню партнёрам.
Сердце ухнуло. Делами? В первый день после свадьбы? Но я лишь кивнула, стараясь не выдать своего смятения.
Вместо больницы я, разумеется, поехала к отцу. Его небольшая квартира в старом профессорском доме встретила меня тишиной и запахом кофе. Он ждал. Я знала, что он будет ждать. Он сидел на кухне, в своём любимом продавленном кресле, и смотрел в окно. Он даже не обернулся, когда я вошла.
— Я приехала, — сказала я, и голос предательски дрогнул.
— Садись, — он кивнул на стул напротив. — Кофе будешь?
Молчание повисло между нами, тяжёлое, как могильная плита. Я не выдержала первой.
— Зачем, папа? Зачем ты это сделал? Ты испортил мне самый важный день в жизни! Ты понимаешь это? Если у тебя были какие-то сомнения, почему ты не сказал раньше?!
Эмоции, которые я подавляла в себе последние сутки, вырвались наружу. Слёзы хлынули из глаз. Я была похожа на ребёнка, у которого отняли любимую игрушку.
Отец дождался, пока первая волна истерики пройдёт. Он встал, налил мне стакан воды, поставил передо мной.
— Потому что окончательное подтверждение я получил только позавчера вечером, Ира, — сказал он тихо и устало. — Я до последнего надеялся, что мои подозрения — это просто старческая мнительность. Я не хотел верить.
Он вышел из кухни и через минуту вернулся с тонкой картонной папкой. Той самой, что лежала у него на столе, когда я приходила знакомить его с Сашей. Тогда я не придала ей значения. Сейчас от вида этой папки у меня по спине пробежал холодок.
Он положил её на стол передо мной.
— Что это? — спросила я шёпотом.
— Это… другая жизнь твоего мужа.
Я смотрела на папку, не решаясь её открыть. Это казалось предательством. Предательством моей любви, моего выбора. Я приехала сюда в тайной надежде, что отец признается, что был неправ, что что-то перепутал. Что он извинится, и я смогу выдохнуть и улететь на свои Мальдивы, забыв этот кошмар. Но папка лежала на столе, реальная, весомая.
— Я не буду это смотреть, — твёрдо сказала я. — Я люблю его. И я ему верю.
— Ира, — отец посмотрел мне прямо в глаза. Его взгляд был полон боли. — Я не прошу тебя верить мне. Я прошу тебя проверить самой. Просто проверь. Ради меня. Ради себя. Если я неправ — я на коленях буду просить у вас обоих прощения. Но ты должна знать.
Я медленно протянула руку и открыла папку.
Первым, что я увидела, была ксерокопия паспорта. Имя, фамилия, дата рождения — всё совпадало. Александр Игоревич Воронцов. Но фотография… Это был он, Саша, но на несколько лет моложе, с другой стрижкой и каким-то затравленным, загнанным выражением глаз. Совсем не тот уверенный в себе мужчина, которого я знала.
— Его бизнес, Ира… Эта его «успешная консалтинговая фирма», — продолжал отец, видя моё замешательство. — Я навёл справки через старых друзей. Фирма зарегистрирована три месяца назад. Уставной капитал — десять тысяч рублей. Ни одного крупного контракта. Ни одного реального клиента. Это пустышка. Ширма.
Я листала дальше. Распечатки с каких-то форумов, где обсуждали финансовые пирамиды. Фамилия Воронцов там не фигурировала, но мелькало другое имя — Сергей Викторович Краснов. А рядом — описание внешности: высокий, обаятельный, втирается в доверие…
— Это… это может быть кто угодно! — я почти кричала. — При чём здесь Саша?
— А вот при этом.
Отец подвинул ко мне вырезку из старой провинциальной газеты. Заголовок гласил: «Крупная афера в N-ске: организатор финансовой пирамиды „Золотой век“ осуждён на четыре года». И под ним — фотография. Размытая, плохого качества. Молодой человек в наручниках, которого ведут по коридору суда. И в этом униженном, злом парне я с ужасом узнала черты своего мужа. Сергея Викторовича Краснова.
У меня закружилась голова. Я вцепилась в край стола, чтобы не упасть.
— Этого не может быть… Это ошибка. Похож, просто похож…
— Отсидел он три года, вышел по УДО. Пропал, — методично продолжал отец, не обращая внимания на мои протесты. — А через год в нашем городе появился Александр Игоревич Воронцов. С чистой биографией. И с деньгами, которые он украл у сотен таких же доверчивых людей, как ты. Вот список имён, Ира. Это обманутые вкладчики. А вот адреса. Можешь начать с них.
Он дал мне несколько листков с именами и местами. Я смотрела на них, и буквы расплывались перед глазами. Я всё ещё отчаянно цеплялась за мысль, что это неправда. Мозг отказывался принимать эту чудовищную реальность.
— Я докажу тебе, что ты неправ, — прошептала я, поднимаясь. — Я всё проверю. И ты поймёшь, какую ужасную ошибку совершил.
Я схватила папку и выбежала из квартиры, не попрощавшись. Я неслась по улице, не разбирая дороги, прижимая к груди эту папку, как бомбу с часовым механизмом. Внутри всё бушевало: гнев на отца, страх, обида и крошечный, но очень цепкий червячок сомнения.
Вернувшись в отель, я заперлась в ванной. Саша ещё не вернулся. Я села на холодный кафельный пол и снова начала перебирать эти проклятые бумажки. Нет, я не буду звонить этим «обманутым вкладчикам». Это унизительно. Я начну с другого. С его биографии. С тех историй, что он мне рассказывал.
Детский дом №5 в Костроме, где он якобы вырос. Я нашла их сайт. Набрала номер. Дрожащим голосом спросила, могут ли они подтвердить, что у них воспитывался Александр Воронцов. Вежливая женщина на том конце провода попросила подождать. Минуты тянулись, как часы.
— Нет, девушка, — раздался наконец её голос. — У нас в архивах за все годы нет такого воспитанника. И Краснова Сергея тоже нет. Я проверила на всякий случай.
Я повесила трубку. Сердце билось где-то в горле. Ладно. Может, он не хотел говорить правду про детский дом… Стыдился…
Его «старые коллеги», телефоны которых у меня были. Якобы из его прошлой фирмы в Питере, откуда он перевёлся в Москву. Я набрала первый номер.
— Алло, здравствуйте. Я по поводу Александра Воронцова.
— Кого? — в голосе мужчины на том конце провода было искреннее недоумение. — Девушка, вы ошиблись номером. Я не знаю никакого Воронцова.
Второй звонок. Третий. Ответ был один и тот же. «Не знаем», «Не слышали», «Вы не туда попали».
Паника нарастала. Здание моей идеальной любви, такое крепкое и надёжное ещё вчера, начало покрываться трещинами. Я сидела на полу ванной, окружённая бумагами с чужой, страшной жизнью, и чувствовала, как земля уходит из-под ног.
Раздался щелчок входной двери. Вернулся Саша. Я быстро собрала все бумаги, запихнула папку в свою сумку и умылась холодной водой.
Когда я вышла, он стоял посреди комнаты, улыбающийся, с букетом моих любимых белых роз.
— Ну как, съездила? Как там тётя Валя? — спросил он.
— Нормально, — выдавила я. — Уже лучше.
— Вот и отлично! — он обнял меня. — Я так соскучился. Знаешь, я тут подумал… Раз уж мы остались в городе, может, сходим вечером в наш ресторан? Отметим ещё раз.
Он был таким же, как всегда. Ласковым, заботливым. И глядя в его любящие глаза, я на мгновение подумала: а может, и правда, всё это — бред? Может, отец что-то напутал? И я отчаянно захотела поверить в это. Забыть про папку, про звонки, про фотографию в газете. Просто обнять его и поверить.
Но червячок сомнения, посеянный отцом, уже превратился в змею, которая сжимала моё сердце холодными кольцами. И я знала, что уже не смогу просто поверить. Мне нужны были неопровержимые доказательства. Либо его вины, либо его невиновности. И я решила идти до конца.
Глава 3. Фотография из "Корзины"
Следующие несколько дней превратились в шпионский триллер, где я была главным и единственным действующим лицом. Я жила двойной жизнью. Днём я была любящей женой, обсуждала с Сашей варианты ремонта в нашей будущей квартире и выбирала диваны в мебельных каталогах. А по ночам, когда он засыпал, или в те редкие часы, когда он уезжал на свои «деловые встречи», я превращалась в следователя.
Я копала. Копала отчаянно, как человек, пытающийся добраться до воды в пустыне. Я просматривала старые новостные архивы по N-ской области, изучала социальные сети. Его страница была безупречна: фотографии с дорогих курортов, деловые цитаты, снимки со мной. Всё началось примерно год назад. До этого — пустота. Словно человека не существовало.
Александр, заметив мою отстранённость, становился всё более подозрительным.
— Ира, что с тобой происходит? — спросил он однажды вечером, когда застал меня за его ноутбуком. Я успела свернуть окно с поиском, но он уловил мой испуганный взгляд.
— Ничего, — ответила я слишком быстро. — Просто… ищу рецепт пирога. Хотела тебя порадовать.
— Рецепт? У меня на компьютере? — он прищурился. — Милая, ты стала какой-то нервной. Может, тебе стоит отдохнуть? Давай всё-таки улетим куда-нибудь на недельку.
Его забота теперь казалась мне удушающей. Я чувствовала себя бабочкой, попавшей в паутину. Каждое его ласковое слово, каждое прикосновение теперь вызывало во мне внутреннюю дрожь. Кто он? Кто этот человек, который спит со мной в одной постели?
Он стал чаще отлучаться. Разговоры по телефону в другой комнате стали нормой. Свой мобильный он теперь не выпускал из рук даже в душе. Он говорил, что у него «крупный проект на носу», что нужно «всё держать под контролем». Но я-то видела, как напрягается его лицо, когда звонит незнакомый номер, как он бросает на меня быстрые, оценивающие взгляды. Он что-то чувствовал. Он понимал, что идеальная картинка дала трещину.
Прорыв случился неожиданно. Однажды он уехал на встречу, забыв на столе свой рабочий ноутбук. Обычно он всегда брал его с собой. Это был мой шанс. Сердце бешено колотилось, пока я его включала. Я не знала, что ищу. Просто просматривала папки, документы. Всё было чисто. Деловые письма, контракты, выглядевшие на удивление солидно, но, как я уже понимала, скорее всего, поддельные.
Я уже почти отчаялась, когда моя рука случайно дрогнула и курсор кликнул на значок «Корзины». Я никогда раньше не заглядывала в чужие корзины. Это казалось чем-то неприличным. Но сейчас мне было уже всё равно.
И там, среди удалённых документов и ненужных файлов, я увидела её. Фотографию. Превью было маленьким, но я сразу поняла, что это что-то важное. Я дрожащими пальцами кликнула «Восстановить». Нашла файл на рабочем столе. Открыла.
Мир пошатнулся.
С фотографии на меня смотрел Саша. Он обнимал симпатичную женщину, уставшую, но счастливую. А рядом с ними стояли двое детей. Мальчик лет семи, очень похожий на Сашу, и маленькая девочка, которую он держал на руках. Они стояли на фоне какой-то дачи, с облупившейся краской на террасе. Все щурились от солнца и выглядели… семьёй. Обычной, настоящей семьёй.
Я открыла свойства файла. Дата съёмки: 15 июня. Всего полгода назад.
Воздуха не хватало. Я схватилась за стол, чтобы не упасть. Так вот оно что… Он не просто мошенник с отсидкой за плечами. Он женат. У него есть дети. А я? Кто тогда я? Просто очередной «проект»? Прикрытие? Источник денег?
В голове замелькали обрывки его фраз. «Я был так одинок, пока не встретил тебя». «Ты — моя первая и единственная настоящая любовь». «Я хочу детей, похожих на тебя». Ложь. Всё было ложью. Каждое слово, каждый взгляд, каждый поцелуй.
Меня затрясло. Не от горя, нет. От ярости. От ледяной, всепоглощающей ярости. Он не просто обманул меня. Он растоптал мою жизнь, мои мечты, мою веру в людей. Он превратил меня в соучастницу своего преступления, в разлучницу, даже не поставив меня в известность.
Я скопировала фотографию на флешку. А потом вернула её обратно в «Корзину» и очистила её. Я стёрла все следы своего пребывания в его компьютере. С этой минуты я перестала быть жертвой. Я стала охотником.
Вечером он вернулся в прекрасном настроении. Принёс шампанского и мой любимый торт.
— Любимая, я заключил сделку! — объявил он с порога, кружа меня по комнате. — Скоро мы будем самыми богатыми и счастливыми! Купим тот самый дом с садом!
Я смотрела в его сияющие глаза и видела только ложь. Я улыбалась, принимала поздравления, пила шампанское. Но внутри меня всё уже было решено. Игра окончена. Осталось только поставить финальную точку. И я хотела, чтобы эта точка была как можно более болезненной для него.
На следующий день я позвонила отцу.
— Папа, — сказала я тихо в трубку. — Ты был прав. Во всём.
На том конце провода повисла тишина. Я слышала только его тяжёлое дыхание.
— Ира… дочка… Мне так жаль…
— Не надо, пап. Мне не нужна жалость. Мне нужна твоя помощь.
Я рассказала ему о фотографии, о своей идее. Я хотела встретиться с Александром. Устроить ему очную ставку. И я хотела, чтобы отец был рядом. Не для защиты. А для того, чтобы стать свидетелем его краха.
— Будь осторожна, Ира, — голос отца был полон тревоги. — Такие люди опасны, когда их загоняют в угол.
— Я не боюсь, — ответила я, и это была чистая правда. Страх сменился холодной решимостью. — Он отнял у меня всё. Но я не позволю ему отнять у меня достоинство.
Мы договорились о месте и времени. Я назначила Саше встречу в небольшом, тихом кафе в парке, где мы были на одном из наших первых свиданий. Я хотела, чтобы символизм этого места стал для него ещё одним ударом.
Я шла на эту встречу, как на казнь. Или как палач. Я держала в сумочке распечатанные газетные вырезки и ту самую фотографию. Фотографию его настоящей, не придуманной жизни. Внутри не было ни слёз, ни сомнений. Только звенящая пустота и одно-единственное желание: посмотреть ему в глаза, когда его идеальный мир рухнет. И увидеть там не любовь, а то, что скрывалось за ней всё это время.
Глава 4. Крушение идеала
Кафе было почти пустым. Осенний дождь барабанил по стеклянной крыше веранды, создавая уютную и одновременно меланхоличную атмосферу. Я выбрала столик в самом дальнем углу, откуда хорошо просматривался вход. Отец уже был там. Он сидел за соседним столиком, спиной ко мне, уткнувшись в газету. Обычный пенсионер, коротающий дождливый день за чашкой чая. Никто бы и не подумал, что он — моя безмолвная гвардия.
Саша приехал вовремя. Как всегда, пунктуальный и безупречный. Он вошёл, стряхивая с дорогого пальто капли дождя, и его взгляд сразу нашёл меня. Он улыбнулся своей фирменной, обезоруживающей улыбкой и направился к моему столику.
— Привет, любимая. Зачем такая конспирация? Не могла просто дождаться меня дома?
Он наклонился, чтобы поцеловать меня, но я чуть отстранилась. Его улыбка дрогнула. Он сел напротив, и его глаза стали серьёзными.
— Что-то случилось, Ира?
Я молчала, давая напряжению нарасти. Я смотрела на него, на этого красивого, уверенного в себе мужчину, и пыталась разглядеть в нём того загнанного парня с газетной фотографии. И сейчас, когда я знала правду, я видела. Видела в его глазах холодный блеск, в изгибе губ — затаённую жестокость. Маска стала прозрачной.
— Я хочу тебе кое-что показать, Саша. Или… мне лучше называть тебя Сергеем?
Его лицо на мгновение окаменело. Всего на долю секунды, но я успела это заметить. Потом он рассмеялся, немного нервно, неестественно.
— Сергей? Милая, о чём ты? Какая-то странная шутка.
— Это не шутка.
Я медленно достала из сумочки первый лист. Ксерокопию вырезки из газеты. И положила её на стол перед ним.
Он бросил на неё беглый взгляд. Желваки на его скулах напряглись.
— Что это за мусор? Ира, что происходит? Твой отец тебе что-то наплёл? Я же говорил, он никогда меня не любил!
— А это, видимо, тоже наплёл мой отец?
Я положила рядом второй лист. Распечатку фотографии. Он, его жена, его дети. Счастливая семья на даче.
Вот тут он сломался. Взгляд его метнулся от фотографии ко мне, потом снова на фотографию. Уверенность слетела с него, как позолота с дешёвой безделушки. В его глазах мелькнул страх. Настоящий, животный страх.
— Где… где ты это взяла? — прошипел он.
— Это уже неважно, — я говорила спокойно, даже слишком спокойно. Мой голос казался мне чужим. — Важно то, что это правда. Правда, Саша? Или Сергей? У тебя есть жена. У тебя есть дети. Кто они для тебя? Тоже «прошлое», от которого ты пытался убежать, чтобы быть со мной?
Он молчал, тяжело дыша. Он понял, что отпираться бессмысленно. И тогда он сменил тактику.
— Ира… — он протянул руку через стол, пытаясь взять мою, но я отдёрнула её. — Да, это правда. Но я могу всё объяснить. Послушай меня, пожалуйста. С той женщиной… у нас давно всё кончено. Мы жили как соседи. Я не мог уйти из-за детей. А потом я встретил тебя. И я понял, что такое настоящая любовь. Я хотел всё решить, развестись, а потом рассказать тебе. Я просто… боялся тебя потерять.
Его голос дрожал. В глазах стояли слёзы. Он был великолепным актёром. Ещё неделю назад я бы поверила ему, бросилась бы его утешать. Но не сейчас.
— Потерять меня? Или мои деньги? Вернее, деньги моего отца? — спросила я ледяным тоном. — Твоя «консалтинговая фирма» — пустышка. Твоя биография — ложь. Твоя любовь — спектакль. Для чего всё это, Саша? Зачем тебе понадобилась я?
И тут в нём что-то щёлкнуло. Маска любящего и раскаивающегося страдальца треснула, и из-под неё выглянула его истинная суть. Холодная, злая, расчётливая.
— А ты как думала? — злобно усмехнулся он. — Думала, такой мужчина, как я, мог влюбиться в серую библиотечную мышь вроде тебя? Ты была удобным вариантом, Ира. Тихая, домашняя, с папой, у которого есть связи и сбережения. Идеальное прикрытие, чтобы начать новую жизнь. Я бы пожил с тобой пару лет, вытянул бы из вашей семьи всё, что можно, а потом бы исчез. И ты бы никогда меня не нашла.
Каждое его слово было как удар хлыстом. Но я держалась. Я ожидала этого. Я была к этому готова.
— Но твой старик всё испортил, — продолжал он, его голос срывался на шипение. — Сунул свой нос, куда не следует. И ты! Решила поиграть в шпионку? Думаешь, ты самая умная?
Он резко подался вперёд, его лицо исказилось от ярости.
— Ты пожалеешь об этом, Ира. Ты и твой папаша. Если ты хоть кому-то пикнешь, я вас уничтожу. У меня есть на него кое-что…
Он блефовал. Я это знала. Но в этот момент мне стало по-настоящему страшно.
И именно в этот момент из-за соседнего столика поднялась фигура. Олег Петрович. Мой папа. Он медленно, не говоря ни слова, подошёл к нашему столу. Газета всё ещё была в его руке. Он просто встал за моим плечом. Спокойный, сильный, несокрушимый.
Александр увидел его и замер. Вся его напускная агрессия мгновенно испарилась. Он сдулся, как проколотый воздушный шарик. На его лице отразился шок, а затем — полное, сокрушительное поражение. Он понял, что проиграл. Проиграл по всем фронтам.
С его лица окончательно сошла маска «идеального мужчины», обнажая испуганного, мелкого мошенника. Он смотрел то на меня, то на моего отца, и в его глазах была только пустота.
— Вставай, Ира. Мы уходим, — тихо сказал отец, положив мне руку на плечо.
Я поднялась. В последний раз я посмотрела на человека, который ещё неделю назад был моим мужем, моей любовью, моим будущим. Теперь он был для меня никем. Просто чужим, жалким человеком, запутавшимся в собственной лжи.
Мы вышли из кафе под холодный осенний дождь. Я не плакала. Слёз не было. Было только огромное, звенящее чувство облегчения. Словно я много лет несла на плечах неподъёмный груз и наконец-то его сбросила. Кошмар закончился. Впереди была неизвестность, боль, разочарование. Но это была будет моя жизнь. Настоящая. Без лжи.
Глава 5. Дорога к себе
Развод, а точнее, аннулирование брака, оказался на удивление быстрой процедурой. Ложь, на которой он был построен, стала его же могильщиком. Александр не сопротивлялся. Он исчез из моей жизни так же внезапно, как и появился. Позже отец сообщил мне, что благодаря его показаниям и контактам с обманутыми вкладчиками из N-ска, полиция возобновила старое дело. Сергея Викторовича Краснова, также известного как Александр Игоревич Воронцов, арестовали при попытке покинуть город. Его ждал новый, куда более серьёзный срок. Справедливость восторжествовала. Но мне от этого было не легче.
Когда схлынул адреналин от расследования и шок от разоблачения, меня накрыло. Накрыло с головой, как мутная, холодная волна. Я перестала спать, есть. Целыми днями лежала, глядя в потолок, и прокручивала в голове каждый день, проведённый с ним. Каждое слово, каждый взгляд. Искала знаки, намёки, которые я должна была заметить. Как я могла быть такой слепой? Такой наивной? Такой… глупой?
Чувство унижения было невыносимым. Он не просто обманул меня — он сыграл на моих самых сокровенных мечтах, на моём желании любить и быть любимой, на моей потребности в семье. Он нашёл все мои слабые места и бил по ним с циничной точностью.
Отец был рядом. Он не читал мне нотаций, не говорил «я же предупреждал». Он просто был. Приносил мне бульон, который я едва пригубливала, заставлял выходить на короткие прогулки в парк, сидел вечерами в кресле рядом с моей кроватью и читал вслух старые книги, как в детстве. Его молчаливое присутствие было моим спасательным кругом в океане отчаяния.
Однажды вечером он отложил книгу и сказал:
— Знаешь, Ира, умный человек учится на своих ошибках, а мудрый — на чужих. Но иногда, чтобы стать по-настоящему мудрой, нужно совершить одну большую, оглушительную собственную глупость. Считай, что ты свой экзамен на мудрость сдала.
Его слова почему-то заставили меня впервые за много недель улыбнуться.
Постепенно, очень медленно, я начала возвращаться к жизни. Мне помогли простые вещи. Я вернулась на работу в свою библиотеку. Шелест страниц, запах старой бумаги, тихие разговоры с постоянными читателями — всё это успокаивало, возвращало ощущение стабильности. Я снова начала встречаться с подругами, которые, к моей чести, не задавали лишних вопросов, а просто старались меня рассмешить.
Я много думала об отце. О его поступке. Он мог промолчать. Мог дать мне совершить эту ошибку, а потом утешать, когда всё вскрылось бы само собой. Но он рискнул. Рискнул нашими отношениями, моим доверием, всем. Чтобы спасти меня. И я поняла, что такое настоящая, безусловная родительская любовь. Не та, что оберегает от каждого сквозняка, а та, что готова принять на себя удар, даже если этот удар нанесёт самый близкий человек. Наши отношения вышли на новый уровень глубины и понимания. Мы стали по-настоящему близки.
Прошло три года. Время — лучший лекарь, и это не просто красивая фраза. Оно не стирает шрамы, но делает их менее болезненными. История с Александром перестала быть кровоточащей раной. Она стала уроком. Горьким, но очень важным. Я научилась доверять себе. Своей интуиции, своему внутреннему голосу. Тому самому голосу, который кричал мне «убеги» у алтаря, но который я тогда заглушила. Я научилась видеть людей не такими, какими хочу их видеть, а такими, какие они есть.
Я по-прежнему работала в библиотеке, но теперь я возглавляла небольшой отдел. У меня появились новые интересы, я начала ходить на курсы итальянского языка, о чём давно мечтала. Я стала другой. Сильнее, мудрее, может быть, немного циничнее, но зато честнее с самой собой.
Однажды, возвращаясь с занятий, я зашла в маленькую кофейню. Шёл дождь, точь-в-точь как в тот день, день нашего последнего разговора с Сашей. Я села у окна с чашкой капучино. За соседний столик сел мужчина. Он попросил у меня разрешения взять сахарницу, мы перекинулись парой фраз о погоде. Он был симпатичный, с добрыми, немного уставшими глазами. Мы разговорились. Он оказался архитектором, говорил увлечённо и интересно. Он не пытался произвести впечатление, он просто был собой.
Когда он уходил, он немного замялся, а потом просто сказал: «У вас очень красивая улыбка. Может быть, выпьем кофе ещё раз на днях?».
Он оставил свой номер на салфетке и ушёл. Я смотрела на цифры, написанные простым, разборчивым почерком. Внутри не было ни трепета, ни страха. Было просто спокойное, тёплое любопытство.
Я не знала, позвоню ли я ему. Не знала, что ждёт меня впереди. Но я точно знала одно: моя история не закончилась на той фальшивой свадьбе. Она только началась. С чистого листа, который я теперь буду заполнять сама, своим собственным, выверенным и честным почерком. И рядом всегда будет мой отец — мой молчаливый ангел-хранитель, чей шёпот на пороге счастья оказался голосом самой судьбы, спасшим меня от бездны.