Из всех проблем Вариной семьи, проблема с мамой более всего угнетала. Вот уж несколько недель она находилась в клинике, и никого к ней за это время не допускали. К тому же у мамы сменился лечащий врач, Светлана часто звонила ему, но уж не надеялась услышать что-то обнадёживающее. При разговоре у него постоянно проскакивало дежурное выражение «К сожалению…». Понятно, что он неоднократно произносил это разным людям, но Светлане всегда казалось, что он приберегает это слово именно для неё, а она ничего изменить не могла и ждала истечения двух определяющих месяцев, на которые поместили маму в клинику. Ей почему-то казалось: вот минуют эти тягучие месяцы, и они с Варей увидят маму, по которой очень соскучились. Они уж не помнили её ворчаний, а иногда и ругани последних месяцев, им казалось, что ничего этого и не было. Они ждали её возвращения, хотя и не знали, что будет с ней далее.
Вы читаете продолжение. Начало здесь
И вот этот срок истёк, и Светлана, позвонив в очередной раз, услышала «К сожалению…». Не сдержалась, сразу поехала в клинику, оставив Митю на сестру, дождалась, когда лечащий врач примет, но не услышала от него ничего хорошего и пожалела, что поехала. Врач, оказавшийся высоким, увесистым блондином, хотя она в разговорах с ним представляла уставшего пожилого человека, более всего рассматривал внешность посетительницы, а в глаза ни разу не посмотрел. Сообщив о прогрессирующей болезни Ирины Викторовны, он запросто сказал:
– А что вы хотите? Держать её нам нет смысла, но и в таком состоянии выписать не представляется возможным – она может быть опасной для окружающих, в том числе и для членов семьи. Вас понять можно, но всё-таки надо смириться с очевидным положением: её состояние ухудшается, и всё меньше остаётся шансов на хотя бы относительное выздоровление. К сожалению, это так. Ничего кардинального в состоянии больной в ближайшее время измениться не может. Поймите меня: я не злодей, всем желаю добра и здоровья, но бывают случаи, когда трудно что-то изменить. Говорят, в таких случаях верующие ходят в церковь и просят у Бога помощи. Что ж, это на некоторое время, возможно, успокаивает, смягчает переживания, но и на небесах не всесильны.
Доктор мог говорить и говорить, лишь бы, как поняла Светлана, ни о чём его не спрашивали. И от этого сделалось неприятно. Захотелось тотчас уйти и не дышать застоявшимся, тошнотворным воздухом, чтобы не видеть немного сумасшедшего, как показалось, врача, пусть и молодого. Пообещав не надоедать звонками, она чуть ли не выскочила из кабинета, в конце коридора мелькнула мимо охранника и оказалась на улице, где светило весеннее солнышко, а в ближних кустах голой сирени гомонили возбуждённые воробьи. Только здесь, среди птичьего гомона и при виде первых ручейков на обочине, Светлана поняла ужас того состояния, который выпал на долю мамы. Пусть и не до конца поняла, да и не могла понять, но всё же холод в душу проник.
Вернулась домой совсем разбитой. Разделась, вымыла руки, вспомнив, как брезгливо открывала двери в клинике, попила воды и взяла Митю, о чём-то радостно забормотавшего.
– Как съездила? – осторожно спросила Варя. – Видела маму?
– Ничего хорошего у неё. Когда отпустят – неизвестно.
– Чего она сама-то говорит?
– Да не видела я её. Не тот случай. Ты совсем, что ли, ничего не понимаешь?!
Неожиданно Варя завсхлипывала, зашмыгала носом, растирая слёзы по щекам. Сестра подошла, обняла, попросила:
– Перестань! Я же с тобой и никогда не брошу, чтобы ни случилось. У тебя впереди главная задача: успешно родить, а пока надо заниматься учёбой. Поняла?
Варя кивнула, вздохнула и заботливо сказала:
– Иди, поешь. Я картошку пожарила, пока Митя спал.
Светлана перекусила, потом занялась сыном, а Варя открыла учебник. Она сразу привыкла к такому порядку, и ничего особенного в этом не видела. Меняя учебники, она вычёркивала из плана тему или параграф, сперва изучив его и вслух рассказав содержание, сделав необходимые упражнения в общей тетрадке, и только после этого переходила к другому предмету. Иногда, устав от однообразия, исполняла роль учительницы, стараясь быть строгой, говорила сама себе: «Соловьёва, к доске! Расскажи нам предыдущий материал, обозначь и поясни его особенности и возможные пути решения предлагаемых задач».
Обычно это касалось математики, где Варя чувствовала себя недостаточно уверенно. С гуманитарными предметами было проще: прочитала, рассказала, заучила даты, если это была история. Она их даже выписывала на отдельный листок, которые держала перед глазами на стене, приколов его к обоям булавкой. Тоже самое и с другими предметами.
Несколько раз приходила Козловцева. Юркая, подвижная, она всегда что-нибудь приносила к чаю, но прежде принимала у Вари контрольную работу и просила быть ответственной при самостоятельном обучении.
– Выполняя контрольные, – поучала она, – не надо обманывать саму себя. Честно написала, послала на проверку, а после замечаний ещё раз заглянула в учебник, переписала – и это лучшая методика для исправления ошибок и их запоминания. «Повторенье – мать ученья!» – говорила она, и это выражение применяла почти во всех случаях.
Как классный руководитель, помимо учёбы, Ольга Ефимовна интересовалась бытом их семьи, расспрашивала о маме и печалилась, не услышав ничего утешительного. По-настоящему познакомилась со Светланой, окончившей тот же педагогический университет, что и Ольга Ефимовна, называвшийся в её годы институтом, но почти не успевшей поработать по специальности.
– Опыт – дело наживное. Вот подрастёт Митя, и отправишься, дорогая Светлана, зарабатывать стаж. Работу преподавателя по-настоящему понимаешь лишь с годами! – как-то пафосно сказала Козловцева.
Перед расставанием обычно садились попить чаю. Но Ольга Ефимовна лишь обозначала чаепитие. Отведав кусочек принесённого торта или печеньице, сделав два-три глотка чаю, она обычно оставляла сестёр, спеша к своему ненаглядному внучонку. Когда она уходила, Варя всякий раз вздыхала:
– Опять всё оставила, почти ни к чему не прикоснулась!
– Добрая твоя Ольга Ефимовна, о тебе заботится, а ты даже не понимаешь этого.
Высказавшись, сёстры замолкали, словно настоящие сироты. Варя продолжала занятия, а Светлана занималась ребёнком и ждала с работы Евгения.
Почему-то так получалось, что с его возвращением Варя старалась не выходить из своей комнаты, отчего он сам иногда стучал к ней, когда не видел два-три дня, и, заглянув, пытался разговорить. Или чай позовёт вместе попить.
– А то ведь отвыкну от свояченицы, на улице встречу и не узнаю. Рад бы поговорить, узнать новости, да попробуй, подступись, – шутливо говорил он, потряхивая кучерявой головой.
– Жень, видишь, какие у меня новости? – говорила она и стеснительно указывала глазами на живот. – Ещё немного и в дверь проходить не буду.
– Тебе это не грозит. Не переживай. Не ты первая, не ты последняя.
Разговор хотя и стандартно повторялся, но и от него никуда не деться. Никто не говорил, но всё думали о самом главном, о том, что вскоре предстоит пережить Варваре.
А более всех думала и переживала она сама.
Как-то позвонила Зоя Александровна и напомнила:
– Не пора ли тебе, кумушка, появиться в консультации? А то что-то давно мы не смотрелись! Так что запишись по интернету на утро, когда твои школьные друзья и подруги будут на занятиях, чтобы лишний раз перед ними не мелькать.
На следующей неделе Варя появилась в кабинете Сырневой и робко присела на кушетку.
– Какие новости, как мама? – спросила врач.
– Мама в лечебнице, изменений к лучшему пока нет, и непонятно, что с ней будет дальше.
– А сама как? Жалобы есть? Почему об этом спрашиваю? Переживаю за тебя: очень узкий у тебя малый таз, а значит, возможны осложнения при родах. Чтобы их избежать, необходимо готовить себя – заниматься специальной гимнастикой. Прошлый раз памятку тебе вручила, используешь?
– Утром и вечером делаю.
– Продолжай заниматься, чтобы мышцы живота, бёдер и спины были в тонусе.
Зоя Александровна уложила Варю на кушетку, постучала инструментами, потормошила Варю, сказала, словно не ей:
–Улучшения есть, растём помаленьку. Через две недели обязательно приходи вновь. Договорились?
Варя кивнула, а когда собралась уходить, сказала негромко:
– Спасибо вам огромное, Зоя Александровна! Я как увижу вас, то несколько дней будто летаю!
– А что остаётся вольным соловушкам. И всё-таки мимо нас не пролетай, а то мы с Виталием Михайловичем соскучились по тебе. Залетай как-нибудь вечерком!
– А как же гимнастика?
– И правда… – улыбнулась Сырнева. – Тогда днём, когда вернёмся с работы. Только позвони заранее.
– Обязательно приду! – пообещала Варя и вздохнула.
Возвращалась она если уж не счастливой, то успокоенной. Она помнила, какой испытала ужас, когда только узнала о беременности, как ругала себя за неосмотрительность. Она тогда находилась, словно в густом тумане, не видя ничего вокруг себя, не зная, что делать, к кому обратится. В те дни казалось, что жизнь закончена, особенно, когда рассталась с Павлом. Расставание на какое-то время подкосило, лишило веры в людей, все они тогда были на одно угрюмое и злобное лицо. Но оказалось – нет. Есть много добрых, отзывчивых – за последние месяцы она убедилась в этом и теперь радовалась безмерно.
Светлана, увидев её посветлевшей, сразу нагрузила просьбой:
– Если цветёшь и пахнешь, сходи с Митькой погуляй, а то ему не сидится ни в кроватке, ни в манеже – того и гляди шишек наставит. Да и тебе к этому привыкать надо.
Отказать Варя не могла.
Сестра быстро одела сынишку, помогла доставить коляску к подъезду и попросила:
– Далеко не ходи. За дом иди – там тихо и солнышко греет. Тебе тоже полезно на свежем воздухе побыть, а то совсем засиделась в квартире.
Что солнце стало по-весеннему жарким – это теперь любому заметно. Варя присела на скамейку, подставила лицо жарким лучам и, покачивая коляску, закрыла глаза. Но Митя не позволил расслабиться, начал пыхтеть, пытаясь приподняться, о чём-то недовольно ворчать и покраснел, готовый от натуги разреветься.
– Ко мне хочешь? – вздохнула Варя, понимая, что спокойно посидеть не удастся. – Ну, иди, попрыгай на скамеечке!
Она достала малыша, поставила рядом с собой, и тот любознательно завертел головой и очень быстро захотел сползти на землю.
– Э, нет, парень, так не годится – хрюшей вернуться домой. Нам обязательно от твоей мамки влетит. Пойдём-ка прогуляемся.
Она усадила Митю в коляску и начал ходить вокруг детской площадки, мурлыкая ему «баюшки-баю», и неожиданно мальчишка зажмурился и заснул.
– Вот и молодец! – тихо похвалила Варя и вернулась на скамейку.
Часа полтора Варя провела на улице, а когда Митя проснулся, то с лёгкой душой вернулась в квартиру. Светлана принялась кормить сынишку, и Варя пообедала, прилегла у себя и почти сразу заснула.
Она хорошо поспала, и, находясь в полудрёме, окончательно всколыхнулась от звонка. Смартфон взяла, а это Настя! Тысячу лет не звонила, а тут вспомнила.
– Привет, подруга! – услышала Варя. – Ты там не родила ещё, а то мы с девчонками деньги собираем на подарок будущей новорождённой?!
– Нет. Как рожу – тогда скажу. Какие новости? Много обо мне разговоров в школе?
– Да никто ничего вслух не говорит, хотя все о тебе знают... Чего звоню-то. Мне Валерик сообщил, что твой Павел в госпитале лежит – ногу сломал в аварии.
– От кого твой Валерик узнал-то?
– Они в одной роте служат.
– Ну, а мне что делать? Съездить, подкормить мальчика?!
– На Урал ехать – не ближний путь. Хотя бы позвони ему, поддержи!
– А он меня сильно поддержал?
– Ну, как знаешь. Я тебе сказала, а ты уж сама решай.
– Ладно – решу!
Более и говорить стало не о чем, тем более, что у Вари совершенно не имелось настроения продолжать пустой разговор. Даже более того: сообщение о Павле лишь всколыхнуло было забытую обиду. «Ну, почему, почему так получается, – думала Варя: – Когда ему было хорошо, он не вспоминал, а как попал в историю, так сразу спохватился. Ведь наверняка попросил Валерика, чтобы тот рассказал о нём Насте, а та уж как сорока на хвосте принесла новость. Обрадовала, называется! Ведь ничего не знала до сегодняшнего дня, а теперь голову ломай, думай о разнесчастном Павлуше: позвонить ему или нет. Да ни за что: как он со мной, так и я с ним!»
Через неделю Варе исполнилось шестнадцать! Дата серьёзная, несколько лет назад именно шестнадцатилетние получали паспорта, и, по обычаю, это событие широко отмечали в семье и с друзьями. Но ныне не тот случай. Варе не до торжеств, да и паспорт она давно получила. Не до этого ей, когда мама в больнице, когда сама в школу не ходит, и что будет далее – одному Богу известно. Но что легче в ближайшее время не станет, в этом и сомневаться не приходилось.
Если бы не Светлана, то о Варином дне никто и не вспомнил бы. Но она с утра завелась: давай отметит твой день рождения – и всё тут. Мол, муж придёт с работы, тогда и посидим, чаю попьём.
– А шестнадцать свечей будем зажигать? – съехидничала Варя.
– Без свечей обойдёмся, а вот торт вкусный и красивый нужно купить. Настю свою позови, всё тебе веселее будет.
– С температурой она лежит! – остудила предложение сестры Варя, боясь, что Настя начнёт что-нибудь говорить о Павле, а Варе о нём и единого сло́ва слышать не хотелось. Да и нельзя о нём упоминать.
– Тогда одни посидим, а торт всё равно купить надо. Так что собирайся в магазин, заодно кое-чего из еды прихвати. А то мне с Митькой таскаться по магазинам не в кайф, – она прошла к сумке, достала кошелёк. – Вот деньги. Иди, пока все твои в школе. Заодно прогуляешься.
Варя не стала противиться, собралась, спросила:
– Чего купить-то?
– Ну, торт, само собой, колбаски, сыра, рыбы хорошей. Салат сами сделаем.
– И ещё надо взять огурчиков маринованных… – дополнила Варя.
– Понимаю. Возьми, конечно. В общем, сама посмотри, не маленькая, но много не набирай – тяжести тебе носить нельзя. Хотя стой. Это не годится. Сиди с Митькой, я сама схожу – надо овощей купить. Так будет правильнее, а то по дороге родишь, что тогда делать?!
Светлана ушла, а Митя, до этого спокойно игравший в манеже, начал хныкать и расплакался:
– Что случилось, малыш? Мамка ушла? – спросила Варя, подсев к нему. – Так она скоро вернётся. А с тобой пока тётя Варя позанимается. Ей сегодня 16 стукнуло! Это что-то да значит! Так что перестань плакать, сейчас принесу тебе сладкой водички. Попьёшь и успокоишься.
Варя сходила в кухню, принесла бутылочку с водой, и племянник действительно успокоился, сделав глоточек и забыв о бутылочке. Чуть погодя запиликал смартфон.
Она взяла его и сердце застучало с перепугу, потому что звонил Павел.
– Алло, Варя, слышишь меня? – звучал знакомый голос, нисколько не изменившийся.
– Слышу…
– Вот и хорошо. Хочу поздравить тебя с днём рождения. У тебя особенный день!
– Спасибо… – еле слышно произнесла Варя, от волнения не зная, о чём говорить.
– Что молчишь? Какие у тебя новости? – В это момент племянник заговорил о чём-то на своём языке, и Павел, видимо, услышав его, спросил: – Это не наш ли?
Хотела Варя сказать: «А тебе какое дело!», но неожиданно захлюпала носом:
– Это племянник. А ты действительно помнишь о нашем?
– Помню. Очень помню и переживаю за тебя.
– А чего раньше не звонил? Когда всё нормально, значит, не нужна была, а как прижала жизнь, так сразу вспомнил. Я всё знаю: в госпитале лежишь с переломом ноги. Мне Настя рассказала.
– Есть такое дело. В аварию попал. Операцию сделали, сейчас на костылях прыгаю. Буду восстанавливаться. И, наверное, хотя точно не знаю, через месяц или два меня комиссуют.
– Что это такое?
– Досрочный дембель! Чего меня держать, если после госпиталя надо будет долго реабилитироваться. Так что, глядишь, скоро увидимся. Ты хочешь этого?
Варя замерла, словно обдумывала вопрос, и, словно не веря Павлу, ответила сердито:
– Хочу...
– Правда?
– Правда, правда. Почему не спросишь, кто родится?
– А я знаю: девочка… Настя Валерику сообщила, а он мне! Ну что же, дорогая Варя, я целую тебя и ещё раз поздравляю с днём рождения! Береги себя и нашу малютку. Вот приеду, и всё хорошо у нас будет. Обещаю. Прости меня!
Варя положила смартфон и сидела, словно оглушённая, не обращая внимания на хныкавшего Митю. Посидев, утёрла слёзы и взяла его на руки, а перед глазами стоял Павел. Казалось, протяни руку, и коснёшься его.
И ещё она вспомнила Настю. Так теперь захотелось увидеть её. Поэтому, когда вернулась Светлана, Варя к ней с просьбой:
– А можно Настю пригласить?!
– Так ты же сказала, что она температурит. Митю заразит, и что тогда?
– Да нет у неё температуры. Это она так просто сболтнула, чтобы не идти в гости.
– Когда вы прикалываться-то перестанете. Все извертелись: то у них одно, то другое. Приглашай, места хватит! – раздеваясь в прихожей, согласилась Светлана. – Как Митя вёл себя?
– Как обычно.
– А чего это ты вся разрумянилась?
– Паша звонил… С днём рождения поздравил!
– Это что-то новенькое. Ну, и как ему служится?
– Он в госпитале лежит. Ногу в аварии сломал. Говорит, что скоро демобилизуют.
– Значит, плохо ему стало – о тебе вспомнил! Так, что ли?
– Он всегда помнил обо мне.
– Ребёнок-то его? Хоть мне-то сознайся, наконец!
– История об этом умалчивает…
Светлана ничего более не сказала, явно не одобряя скрытность сестры, и укоризненно покачала головой, обо всём, конечно же, догадываясь.
После поздравления Павла Варя изменилась. Нет, внешне, она осталась прежней, зато стала другой внутри себя. Она заметила, как вдруг пропало уныние, а тревожное ожидание неизвестности, мучившее последние месяцы, сошло на нет. Ей казалось, что теперь даже дышать стало легче. И отдалилась мучительная тревога о предстоящих родах, а иногда и вовсе пропадала. Оставаясь в одиночестве, она закрывала глаза и представляла, чем Павел занимается, как у него заживает нога, когда заживёт. Конечно, позвони он ранее, поговори по-человечески, Варя менее бы страдала, но любила бы его по-прежнему, ведь столько всего у них было. Такое нельзя забыть, это теперь на всю жизнь.
Она невольно высчитывала тот день, когда Павел может вернуться и встретить её из роддома. Вот было бы здорово. Варя пока ни с кем не говорила об этом, но часто думала о будущих событиях. Ведь как стыдно выходить молодой маме из роддома с ребёнком одной! Светлана с Женей, конечно, встретят, и Женя исполнит роль отца, но в душе-то от этого будет ещё горше. И обиднее. И даже не за себя, а за новорожденную девочку. За неё почему-то особенно. Неужели она не заслужила своим рождением полновесного родительского внимания, неужели её жизнь должна начинаться с сиротства при живом отце?! За что, за какую провинность ей такая «награда»? Конечно, часть вины есть и у самой мамы – это Варя вполне понимала и жалела, что однажды поступила опрометчиво. Всё у них должно было быть по-иному, достойно и уважительно, в своё время. Ведь не поддайся она в то вечер собственной слабости, сдержи себя, побори обиду на маму, то и не было бы теперешних переживаний и тревог. И главное, не у неё одной. А то мама – в клинике, сама в школу не ходит, а скольким другим людям доставила хлопот. Да, если это всё повторить, она бы вела себя совсем по-другому, уж не стала бы навязываться, чтобы поспешно отдать свою честь. А тогда растаяла, не до конца понимая, что с ней происходит и что произойдёт. Поняла, когда всё произошло, находясь в наплыве бесподобных чувств, в один момент всё в ней изменивших. До той минуты она была одним человеком, а после стала совсем-совсем другим, и даже сперва казалось, что всё произошло не с ней, а с какой-то другой Варей.
Закрывшись в комнате, она частенько изучала себя в зеркале, со всех сторон рассматривала неимоверно раздутый живот, и в такие минуты даже не верилось, что в ней живёт настоящий человечек. Он не дышит, но это на нём никак не отражается, даже более того – он знает, что происходит вокруг. Варя замечала его оживление, когда включала музыку, её девочка, казалось, толкается в такт. Когда же музыку выключала, то и ребёнок успокаивался, правда, перед этим сделав несколько толчков, выражавших явное неудовольствие поведением мамы. Когда же она ложилась подремать, он, словно чувствуя, что мама устала, затихал вместе с ней, наверное, забываясь в недолгом сне.
Она вполне выучила его привычки, и ребёнок становился всё желаннее, с каждым новым днём ей хотелось поскорее его увидеть. Варя даже запомнила сон, в котором она родила, услышала голос малышки, и от такого счастливого момента проснулась, осмотрелась и глубоко вздохнула, придерживая живот, словно проверяла, на месте ли дочка, слышит ли она свою маму; мама оказалась рядом, а значит, не было причин переживать.
Недели через две после первого звонка Павла Варе позвонила Зоя Александровна. К этому времени вовсю бушевала весна, снег, которого и без того в минувшую зиму почти не было, окончательно растаял, было достаточно пыльно и явно не хватало первого весеннего дождя, чтобы освежить воздух, омыть чёрные пока деревья и вообще создать светлое и тёплое настроение.
– Здравствуй, Варя! – сказала Сырнева непривычно официально, словно что-то задумала, но до поры не хотела выдавать тайных мыслей. – Давно ты у нас не была. Это непорядок. Пора бы показаться, я запишу тебя и позвоню. Тебе останется только прийти на приём. Договорились?
– Да у меня вроде бы всё нормально.
– И, тем не менее, я настаиваю! Необходимо кое-что уточнить. Поняла?
Вера согласилась – не могла не согласиться, потому что всегда доверяла Зое Александровне, – но согласилась с непонятной насторожённостью, словно врач что-то утаивала.
Когда Варя появилась у неё, та ей всё пояснила:
– Я не стала откровенничать по телефону, но, чтобы окончательно убедиться в своём решении, мне необходимо тебя ещё раз осмотреть.
После осмотра, когда Варя устроилась рядом со столом Зои Александровны, заносившей результаты осмотра в компьютер, та спросила:
– Ведь мы с тобой подруги? Это так?
– Наверное, – стеснительно согласилась Варя.
– Ну а если подруги, то скажу начистоту: я решила направить тебя в родильный дом на так называемое сохранение. Сейчас сделаю выписку из твоей карты, а в конце записи выскажу рекомендацию, основанную на предварительных медицинских показаниях, о необходимости для будущей роженицы, то есть для тебя, преждевременных родов для сохранения здоровья матери и ребенка. Тебе понятно, что мы не имеем права рисковать? Можно, конечно, сделать кесарево сечение, но оно тебе нужно?! Поверь, в таком случае моральная травма останется на всю жизнь. Женщины обычно об этом не говорят, но это так. А ты родишь сама и будешь после этого счастлива.
– Укол будут делать?
– Да, стимулируют преждевременные роды, плод у тебя некрупный, до конца не будет выношен, так что родишь и не почуешь как. Тебя в роддоме ещё раз обследуют, всякие там узи-музи, анализы сдашь. В общем, обычные процедуры. На следующей неделе и собирайся. Вызовешь неотложку, скажешь, что у тебя на руках направление на госпитализацию, в направлении указан конкретный роддом, а накануне я позвоню тамошнему врачу, чтобы к тебе отнеслись как собственной дочке. Поняла?
Варя кивнула и вздохнула.
– И ничего не бойся. Сестру предупреди и постоянно будь со мной на связи. При выписке есть, кому встретить? А то мы с Виталием Михайловичем подъедем.
– Есть. Светлана с мужем на машине заберут. Жалко, что мама не сможет.
– Кстати, как у неё дела? Когда выпишут?
– Плохо. Сестра говорила с её лечащим врачом, он сказал, что быстрого выздоровления ждать не приходится, – Варя скуксилась. – Это всё из-за меня!
Зоя Александровна вздохнула:
– Не кори себя. Чему быть – того не миновать. Мы тебя не бросим. Да, вот чего: всё-таки приходи сама на следующей неделе. Собери вещички и приходи – из консультации отправлю на неотложке в роддом. А то вдруг не захотят тебя везти по нужному адресу, а так надёжнее.
– Спасибо, Зоя Александровна!
Хотя и мало поговорила Варя и не обо всём, что тревожило, но всё равно уходила от врача более или менее со спокойной душой, словно то, чего она ждала последние месяцы, о чём переживала, что не раз видела во сне, неожиданно свершилось наяву: вскоре она окажется в родильном доме, и тогда…
Окончание здесь Начало здесь
Tags: Проза Project: Moloko Author: Пронский Владимир
Новый роман Владимира Пронского «Штурмовик Прибылой» можно купить здесь
Роман Владимира Пронского "Дыхание Донбасса" можно купить здесь
Другие рассказы этого автора здесь, и здесь, и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь