Многие мои знакомые жалуются на гайцов. Им, мол, лишь бы бабла срубить по-легкому. До остального и дела нет. Ну, не знаю, не знаю. У нас в Карелии гайцы нормальные. Всегда, если нужно, придут на помощь. Север. И это сказывается.
Здесь, на Севере, немного другие отношения. Даже к тем, кого ты совершенно не знаешь, видишь в первый и, скорее всего, в последний раз. Наверное, именно потому, что в отношениях между людьми деньги здесь уходят даже не на второй, а на какой-то тридевятый план, Север, если ты отдал ему какую-то часть своей жизни, остается в твоей душе навсегда.
И, сначала услышав, а потом и углядев в уже по-весеннему раскрашенном прозрачной синькой небе перекликающийся между собой и тянущийся за вожаком гусиный караван, долго провожаешь его взглядом, невольно сожалея о том, что не дали Духи Дороги тебе крыльев, а земные заботы заякорили вот здесь, в этом конкретном месте.
А дал бы и не заякорили… Разбежался и… Полетел бы, как тот Нильс Хольгерссон вместе с дикими гусями. Только не в Лапландию. Больно он нам нужен, этот берег турецкий. Лично мне и почти родной Карелии — вот так! Хватило бы. За глаза.
Именно там, в Карелии, и случилась та самая история, о которой я бы и хотел сегодня поведать.
Как раз по весне дело было. Шел я в последних числах марта на север по трассе «Кола». Уже начинало вечереть и расслабившееся, размечтавшееся о скором лете под уже теплым, весенним солнышком дорожное полотно начал прихватывать морозец. А после Сегежи, накрывая косым белым парусом горизонт, пошел снег.
Правда, километров за десять-пятнадцать до отворотки на Кемь, он стих. И, может, обнадежившись значительно улучшившейся видимостью, та самая «вишневая девятка», шедшая за мной почти от самой Сегежи, вдруг решила пойти на обгон.
А только снегопад закончился. Дорожников, как обычно, на трассе ещё не видно. Они только моторы прогревают, технику из парка выгонять собираются. Соответственно, и я, и он, тот, который в «вишневой», по колее идем, пробитой в упавшей на дорожное полотно снежной целине теми, кто до нас этим же маршрутом прошел.
И, чтобы меня обогнать, ему два «наших» снежных валика перерезать надо. И два — на встречке. Перерезав валики, встать в колею встречки, обогнать меня. А после этого — снова прорезать два встречных валика, два «наших» и встать уже в «нашу» колею, но впереди меня.
Водитель «вишневой» после обгона не успел сделать на встречке приличное расстояние между собою и мною (похоже, впереди, на занятой им для обгона полосе, встречная фура замаячила) и начал резать снежные валики, чтобы вернуться в родную колею передо мною, под тупым, а не под острым углом. Сопротивление плотной снежной массы валиков большое, его и закрутило по дорожному полотну, выбросило из колеи, а потом и с трассы.
Я, естественно, остановился, вылез из машины, полез по пояс в снегу под откос…
Водитель, как выяснилось на месте у лежащей в придорожном кустарнике кверху колесами девятки, — ничего, нормально. Пока я, как ледокол, резал снежную целину, он сам, без посторонней помощи успел выбраться из машины. Значительно хуже обстояли дела с женщиной, что справа, на штурманском месте, сидела. У неё ближе к запястью оказалась сломана правая рука.
Общими усилиями мы с водителем «вишневой» расчистили место справа от машины, открыли переднюю дверь, вытащили женщину. Дальше, по пробитой мною в снегу «канаве», она уже пошла сама, бережно прижимая к груди правую руку левой.
Посадили мы её в мой пепелац, водила «вишневой» остался на месте ДТП, а я утопил гашетку в полик и погнал на Кемь, изо всех сил стараясь вести машину плавно, без тряски.
Как въехали в город… А я там когда-то работал, на Кемском лесопильном. Знаю, где райбольница. Соответственно, к ней и вырулил.
Подъехали, припарковался, женщину оставил в машине, а сам — бегом в приемный покой:
— У меня пострадавший в ДТП. Перелом правой руки. Каталку — срочно!
А они мне в ответ:
— Стой, стой. Не гони, родимый. Охолонь чуток. ДТП? Пострадавших в ДТП по графику на этой неделе железнодорожная больница принимает. Вот туда и вези своего пострадавшего.
Я и так, и сяк: не местный, мол. С трассы. Мимо шел, а тут — бац, вот такое дело. Города не знаю. Где тут у вас эта железнодорожная?! У меня пострадавший в машине. Женщина. Она стонет. Ей больно!
Ноль эмоций. Стена. Железобетон. Армированный. Наконец понимаю: не пробить мне эту стену. Выскакиваю из больницы и тут… Нет, есть в жизни счастье. Есть! Гайцы! Экипаж ДПС по улице едет.
Я руками изо всех сил замахал и к ним, наперерез: «Стойте, мужики! Стойте!!!»
Они, естественно, остановились, все такие обалдевшие:
— Ты чё, мужик? С дуба?! Или где?!
— Или, командиры. Я минут десять, как с «Колы». Там, на таком-то километре, машина с трассы вылетела. На крыше, под откосом, в кустарнике лежит, только задница видна. У меня в машине — пострадавшая в ДТП со сломанной рукой. А в этой больнице её не принимают. Говорят, что дежурная по ДТП — железнодорожная. Где тут она у вас?!!
— А твоя машина где?
— Да вон, у приемного покоя стоит.
— Давай за нами.
И включают «люстру». Я, соответственно, за ними. Так и ехал через весь город, пока они не остановились.
А спроси меня сейчас кто, «где в Кеми железнодорожная больница?», так и не скажу. Я на «люстру» перед собой смотрел, а на заднем сиденье женщина стонала… Не до разглядываний окрестностей мне тогда было.
Автор — Константин Кучер
Источник — ШколаЖизни.ру
