Второй фронт эпохи Наполеоновских войн во многом напоминал таковой во Вторую Мировую. То есть, возник он во времена, когда «первого» – Восточного – фронта не было ещё и в проекте. Несмотря на то, что решительных и судьбоносных сражений на пиренейском театре боевых действий не произошло, всё время, пока французские армии наступали на восток, – до Берлина и Вены, а потом и до Москвы, – в тылу у французов подгорало… Но интересен в случае Пиренейских войн не ход боевых действий, а история возникновения конфликта. События в Испании можно рассматривать в качестве показанного Наполеоном мастер-класса того, как, умеючи, можно и на ровном месте найти себе кучу неприятностей.
...К концу XVIII века Испания переживала не лучшие времена. Экономика погружалась в кризис. Очень слабой была и центральная власть. О способностях короля Карла IV, как и об уважении, которое испытывали к августейшей особе подданные, достаточно сказать, что правил от имени монарха страной официальный любовник королевы – маркиз Мануэль Годой. Став первым министром в 25 лет, Годой воровал, как не в себя, но, помимо этого, обнаружил способности и ко многому другому.
И в таком виде, – с пустыми карманами, с презрением к собственному королю и пламенной ненавистью к премьеру, – Испания вступила в первую антифранцузскую коалицию. Всё-таки, во Франции свергали Бурбонов, правивших и в Испании. Боевые действия ввиду плохой подготовки войск велись неудачно, и в 1795 году Годой заключил с Францией мир… Далее же всё стало складываться так хорошо для Парижа, что в это трудно поверить.
В 1796 году монархическая Испания заключает антибританский союз с – революционной ещё! – Францией. Годой, обоснованно опасавшийся заговоров, вызревавших в среде придворной камарильи, нуждался во внешней поддержке… То есть, Испания стала не просто союзником, а союзником зависимым и управляемым. В месте с ней Франция получила слабую армию, но очень неплохой флот. В XVIII столетии корабли с испанских верфей ещё считались лучшими, – самыми прочными (ибо строились из добытых в Новом Свете материалов), быстроходными, мореходными. Всё это несколько в ущерб вооружённости, но и самый мощный 136 пушечный линкор эпохи – «Сантисима Тринидад» – тоже был испанским.
Особенно же радужными теперь представлялись перспективы именно в Новом Свете. Где, помимо Испании, на стороне Франции могли выступить ещё и Североамериканские Штаты. Отношения с этой страной, обязанной Франции независимостью, традиционно были очень хорошими. Англичан же американцы люто ненавидели.
Всё пошло прахом в 1805 году, – после разгрома франко-испанского флота при Трафальгаре. Франция, – уже в лице Наполеона, – отнеслась к этому легкомысленно. Ведь на суше победы одерживались одна за другой. Для Испании же потеря флота стала катастрофой. Связь с колониями нарушилась, вице-королевства Нового Света стали выходить из-под контроля, главное же, из Америки перестали прибывать корабли с серебром, что привело финансы страны в совсем уж плачевное состояние… Учитывая же, что французы отнеслись к проблеме испанцев равнодушно, отношения между народами стали быстро охладевать. Что, однако, лишь усиливало зависимость Годоя от Парижа. Так что, испанский экспедиционный корпус ещё сражался на стороне французов – в Дании.
Положение Годоя было настолько слабым, что в 1807 году с его разрешения направленные для захвата Португалии французские армии оккупировали (под предлогом защиты от британских десантов) северную часть Испании. Причём, кампания в Португалии имела успех лишь частичный. Маленькая страна, вроде бы, сдалась без выстрела, но… не сдалась. Вместо того, чтобы капитулировать, португальский король отбыл в Бразилию. Португальский же флот, путём захвата которого французы рассчитывали поправить дела с количеством вымпелов, ушёл на Азорские остров и соединился с английским.
...Худшим же результатом оккупации Португалии для Наполеона стало начало герильи, – партизанской войны. Французов не даром называли «грабь-армией». Сократив до минимума обоз для повышения мобильности дивизий, они стремились снабжаться за счёт местных ресурсов – экспроприациями. И на территории союзника вели себя точно также. Испанские крестьяне принялись резать фуражиров, французы в ответ устраивали карательные экспедиции, и – понеслось… На оккупацию территории Испании (при том, что она воевала на стороне Франции) Наполеону, – для начала, – пришлось отрядить 70 тысяч человек.
В следующем 1808 году, заметив что ничем уже не управляет, – на половине территории страны ополчения местных хунт осаждали французские гарнизоны, на другой половине наоборот, до него же нет дела никому, – Годой решил сбежать. В Америку. Чтобы, раз уж от французов помощи не дождёшься, оттуда попросить войска для подавления мятежей креолов у англичан. Но получилась ерунда. Годоя вместе с Карлосом и прочей ручной кладью захватил в плен наследник испанского престола – принц Фердинанд.
Таким образом, в Испании за день произошло два переворота: один туда, другой обратно. И хотя второй, совершённый Фердинандом, переворот, по идее, получался профранцузским, Наполеон вызвал на ковёр, – во Францию, – всех причастных: и отца, и сына, и Мануэля Годоя. Где, после разбора полётов, и арестовал, назначив королём Испании своего брата Жозефа Бонапарта.
Реакцию Мадрида на такие новости легко было предсказать. Так что, французы подготовились и волнения показательно кроваво подавили. Как следствие, контроль над Пиренейским полуостровом западнее Мадрида был потерян полностью. Так что, не получающие снабжения французские гарнизоны в Португалии вынуждены были просить высадившихся англичан (!) о содействии в эвакуации. Внезапно же на севере Испании высадился и прибывший из Дании (на английских кораблях) испанский экспедиционный корпус. Теперь воюющий против Франции.
В стране воцарились треш и угар. Организованные знатью хунты, «дикие» герильос, взбунтовавшиеся испанские военные части воевали с французами, друг с другом, и, внезапно, с англичанами и португальцами. Так как испанцы ещё оккупировали южную часть Португалии. Наполеон некоторое время отправлял в Испанию подкрепления, но понятнее, что там происходит, не становилось. В результате, император пошёл разбираться на месте сам. Во главе 250 тысячной армии.
...И нельзя сказать, что испанцы, объединившееся (между собой, но ещё не с англо-португальцами) перед лицом угрозы, сражались плохо. Но против самого Наполеона? С гвардией? И просто с превосходящим числом? Через два месяца всё было кончено. Убедившись, что англичане и португальцы бегут к кораблям, недобитые же испанцы попрятались в крепости и горы, Наполеон отбыл в Париж с чувством выполненного долга… Он не «рано расслабился», а просто лично сделал уже всё что мог. Вражеские армии были разбиты. Подавление же партизан и оставшихся очагов сопротивления было задачей даже не маршалов, а генералов и полковников.
Однако уже весной 1809 года стало ясно, что с выполнением задачи обозначились проблемы. Добежав до Португалии, французы обнаружили, что англичане получают продовольствие и порох по морю, тогда как их собственные линии снабжения снабжают только герильяс. Осады испанских крепостей или оказывались неудачны, так как осаждающие сами оказывались отрезанными, или удачны, – тогда в осаде оказывались занявшие крепость французы. Войска с Пиренеев не только нельзя было отозвать, – они постоянно требовали подкреплений.
...Ситуация не менялась качественно и в 1810, и в 1811 году. То французы прорывались к Лиссабону, то англичане занимали Мадрид… но тут уже опытные наполеоновские маршалы, угрожающими линиям снабжения манёврами заставляли британцев бежать на запад. В 1812 году, когда Наполеон отозвал из Испании лучшие войска (чтобы пролюбить их в России), заменив их худшими, – в том числе неблагонадёжными неаполитанцими, которые сразу дезертировали, – наметился перелом. Теперь англичане (уже в настоящем союзе с испанцами) уверенно наступали. Сражения стали масштабными, – по 50-70 тысяч человек с каждой из сторон.
Соответственно, возросли и потери французов. Но они более не восполнялись. В 1813 году Наполеон ещё раз забрал часть войск, чтобы потерять их под Лейпцигом. Жозеф бежал из Мадрида. Потом, в конце года, ещё, – но это уже были последние. Не удержавшись на пиренейских перевалах, Сульт безнадёжно пытался что-то предпринять своими 35 тысячами против 100 тысяч Веллингтона, ворвавшегося на юг Франции.
Всего французы потеряли в Испании, считая только убитых, пленных и пропавших без вести, 400 тысяч человек.
Есть такой анекдот:
– Мой Фюрер! Италия вступила в войну!
– Пустяки, пошлите против неё пару дивизий.
– Но, мой Фюрер, Италия вступила в войну на нашей стороне!
– Это катастрофа! Срочно! Срочно шлите итальянцам на помощь все войска, которые сможете собрать!
Наполеон, конечно, страшно напортачил, оскорбив испанцев пленением их королей (2 шт) и назначением на освободившуюся должность своего родственника. Но главная ошибка была совершена ещё до него. Втянув на своей стороне в войну проблемного союзника, французы не получили никаких выгод. Лучшим выбором был бы дружественный нейтралитет Испании.
