Глава 10. Папка
Двейн Рейни. 19 февраля
— Я только взгляну, — сказала Дубчек.
Они присели пообедать в кафе, созвонились с агентами, которые занимались расследованием обстоятельств смерти Деври, и договорились о встрече на следующий день. Джина не выдержала, надела очки и достала тяжёлую и толстую, как кирпич, папку. Её содержимое было разбито на несколько более тонких разделов. Джина открыла первую и стала просматривать.
Рейни тоже не удержался. Чуть смущаясь, достал свои очки, которыми недавно начал пользоваться, получил удивлённый взгляд Джины, с усилием проигнорировал его и стал просматривать бумаги следом за ней.
Они не замечали, что едят, делали выписки в свои записные книжки, иногда отходили заказать ещё кофе или дойти до туалета. Оба очнулись, когда в пять вечера зазвонил телефон Рейни, и начальница отдела возмущенно стала выговаривать за отсутствие. Дубчек отобрала у него сотовый и сказала, что они оба сейчас очень заняты, и у них есть важная информация... «Да, новая информация по старому случаю… Да… Нет, пока не можем представить… Скоро… Когда будем готовы». Она отключилась и машинально положила сотовый себе в карман.
Марсель Деври обошёл все ключевые точки старого расследования. Он навещал семью, но поговорить практически удалось только со старшей дочерью Берга, и ничего нового она ему не сообщила.
Разбор семейства миллионерши, был рассказан вкратце, хотя, судя по датам и пометкам, исследование явно заняло много времени и сил. Было видно, что он очень хотел найти подтверждение своей идеи, но выводы делал честно — не обнаружил никаких следов и ниточек. Бывшая дама сердца Берга проживала на тот момент в Швейцарии; она вышла замуж за молодого человека, который по возрасту годился ей во внуки; фотография счастливой пары прилагалась. Никакой пластический хирург не смог бы замаскировать Берга под это двухметровое чудо на стероидах. Рейни не удержался и хмыкнул.
— М-м? — Дубчек не поднимая головы посмотрела поверх очков.
Рейни показал ей фото.
— По-моему надувной и то интеллектуальнее.
— Ты серьезно? — спросила она после паузы.
— Знаю. Не кроссворды решать. И все же…
Рейни вздохнул, чувствуя себя задетым в глубине души. Все-таки он дорожил своим интеллектом, и сейчас вдруг остро осознал, как для него важно ощущать превосходство оного. Ну что ж, счастья в личной жизни, как говорится.
— Мотели? — спросил Рейни, открывая следующую папку.
— Да, — ответила Дубчек, не отрываясь от своих бумаг.
Это была большая порция документов, и это было понятно. Мотельный вопрос был продуман преступником очень серьезно. Скорее всего, он побывал во многих окрестных мотелях, выбирая отдельно стоящие и имеющие недоступные для наблюдения зоны. Обе комнаты были выбраны тщательно, чтобы посетители могли приходить и уходить практически незамеченными.
— Посетители. Работники… и те, которые уволились, — пробормотал Рейни.
— Увы, — буркнула Дубчек, не отрываясь от своих бумаг.
И Рейни снова погрузился в чтение. Да, это было проработано. Еще во время расследования выплыли несколько имен временных работников, уволившихся до событий, но мало кого следователь нашёл. Зато особо отметил одного временного работника по имени Эйб Стокер — по описанию белый, темноволосый, высокий мрачный студент, которого найти не удалось. Слишком давно, все нити растворились.
Деври также проработал по максимуму всех постояльцев, которые были в этой или соседних комнатах последний год перед событиями. Недели, месяцы адовой работы! И всё впустую.
— Феликс? — пробормотала Джина себе под нос.
— Что? — спросил Двейн.
Она показала ему последнюю бумагу в папке, которую Рейни ещё не начал читать. На чистом листе было написано «Феликс!!!» и больше ничего. Дубчек положила лист обратно в папку и подвинула к Рейни.
Эта стопка была посвящена гей-клубу. В самом начале стопки лежал список: сверху имена тех, у кого удалось взять интервью, ниже те имена, которые прозвучали в расследовании и с кем связаться не удалось. Лист видимо был составлен, когда Марсель подводил итоги. Имя Феликс — самое последнее во втором списке. К нему прилагалось несколько вариантов фамилии: Зубровски? Зборовски? Здравски?
Ещё одна папка содержала подборку убийств, особенно с применением ножа, произошедших в течение года до предстоящих событий. А самый большой и последний раздел был посвящен, как ни странно, адвокату Берга и всей судебной процедуре.
Суд проходил в Аннаполисе — столице штата. Весь процесс изобиловал загадками. Странные проблемы, вечно откладываемые заседания, потерянные документы, и наконец освобождение под залог, которого на самом деле быть не могло, учитывая тяжесть преступления и серьезность улик. Адвокат прибыл с указанной суммой, оформил бумаги, и ожидал своего подзащитного, которого почему-то вывели через другой выход, причём в наручниках… Куда он пропал после — не знал никто.
Последний листок отмечал, что офис адвоката сгорел со всеми документами через два года после событий. Подозревали поджог, но виновного не нашли. Сам адвокат вскоре умер естественной смертью от рака. Судья умер от инсульта, когда Деври начал своё повторное расследование, то есть десять лет назад. Следователь пометил, что хотел встретиться с судьей, назначил встречу… Она не состоялась.
Рейни перевернул последнюю страницу и поднял глаза на Дубчек, которая сидела и смотрела в стол невидящими глазами.
— Какое месиво! — сказала она наконец.
— Он был в суде, — сказал Рейни плоским голосом и глядя в пустоту, — Призрак. Он присутствовал на судебных процедурах. И теперь я думаю, что в обоих случаях.
— Да. И это было похищение, — кивнула Джина, — По-хи-ще-ни-е. Хорошо организованное, со знанием всех процедур и при помощи системы.
— Судья умер от инсульта, — сказал Рейни, — А инсульт может случиться от испуга? Понервничал, когда Деври позвонил и попросил о встрече?
Они долго смотрели друг на друга.
— Ты думаешь, что судья был вовлечен?
— Кто знает, — пожал плечами Рейни, — может быть невольно. А может быть и…
— Не удивительно, что преступник пришел за следователем, — ответила Дубчек, — Тот подошел близко…
— Слишком близко, — кивнул Рейни, — и это стоило ему жизни.
*
Глава 11. Шаббат
Маркус Левин. 24 февраля
Это произошло так внезапно, что они даже не успели ничего понять.
Прохожие вызвали скорую к молодому человеку, который кричал от боли и катался по асфальту. Длинные чёрные перепутанные косички, грязная куртка, мешковатые джинсы, полуспущенные в соответствии с модой, ярко-жёлтые трусы. Он метался и не давал себя прощупать, понять, где ранение, и в чём проблема. Когда его, наконец, удалось уложить на носилки и занести в скорую, он вытащил откуда-то пистолет, схватил Габриеля за ворот и приставил пистолет к его виску трясущейся рукой. И закричал: “Убью!”
Габриель замер, подняв ладони вверх; на лбу его выступила испарина.
— Не трогай меня! — продолжал визжать парень, нервно дёргая пристёгнутыми коленями, — Пошел вон! Убери свои шприцы!
— Тихо! Тихо! — говорил Габриель, — Никто ничего не делает… Никто…
— Никаких шприцов! — говорил Маркус тоже подняв руки. — У меня ничего нет!
— Никакой полиции! — кричал парень. — Отвали!
— Тихо, — увещевал Маркус, — только тихо! Тебе ничего не будет! Никакой полиции здесь нет!
— Сделай мне укол! Прямо сейчас! А-а-а! — вопил пациент, — или я его убью-у-у!
— Хорошо, хорошо, — увещевал Маркус. — Тихо, сейчас сделаю...
— Нет, — вдруг завизжал парень, — ты меня хочешь отравить! Никаких уколов! Не подходи!
И Маркус, подняв руки вверх, никак не мог сообразить, что же делать. И вдруг отчетливо увидел, что пистолет не заряжен. Словно тот был прозрачен — со всеми его деталями, рифлением и насечками. И с пустой обоймой и патронником.
Маркус на миг замер и только смотрел на это словно стеклянное оружие. Он никогда не отличался остротой реакции, а в жёстких ситуациях и подавно. Но тут… Он просто чётко видел, что Габриелю ничего не грозит.
— Смотри! — воскликнул Маркус, внезапно показывая на что-то за спиной этого парня.
Тот невольно дернулся, и в тот же момент Маркус уже налетел на него, схватил ствол двумя руками и резко отвёл в сторону, наваливаясь на эту руку всем телом. И тут же раздалось щелканье, это парень нажал на курок. Габриель двинул «пациента» локтем в челюсть, от чего парень откинулся на носилки. Маркус вырвал пистолет из руки пациента, но не удержал, и тот улетел в угол машины. Они моментально навалились на парня вдвоём, пристегнули и вкатили ему дозу. Пациент «успокоился».
Габриель сполз на пол, и руки его тряслись. Ещё какое-то время приходил в себя, потом вдруг закричал:
— Он же мог меня убить! Ты чуть… Он чуть… Ты зачем?! — он запинался и не мог сказать ничего связного.
— Не мог! — Маркус и сам почти кричал от перепуга. — Пистолет был не заряжен!
— Как ты мог знать?! — Габриель уже почти срывался на фальцет. — Как ты мог знать?!
Маркус замер, открыв рот. И правда, как? Его тоже трясло. “Как я мог это знать?!” И вдруг нашелся:
— Так он щёлкнул! Когда он его только вытаскивал. Он случайно нажал на курок, и тот щёлкнул!
— Я не слышал! — кричал Габриель.
— Потому что он тебя держал! — уже с большим убеждением начал Маркус. — Если бы он меня держал, то я бы тоже… того… Он его случайно нажал, — продолжил он успокаиваясь. — И я слышал, что выстрела не было.
Габриель похоже начал верить. Он медленно перебрался из салона в кабину, и держась за стенки сел за руль, пытаясь отдышаться, а потом отрапортовал на станцию о происшествии.
Они выехали в сторону госпиталя, и уже по дороге к ним присоединился эскорт из пары полицейских машин.
— К черту! — сказал Габриель Ванессе, когда они вернулись на базу. — Вызывай кого-нибудь из запасных, я сегодня больше работать не могу. Я сейчас не то что в вену, я в рот не попаду…
Он наверное имел в виду интубатор, но получилась забавная двусмысленность. Крис, стоящий рядом, уже открыл рот, чтобы пошутить на эту тему, но посмотрел на Габриеля и передумал.
— Идите, — ответила Ванесса, — все по домам. И завтра у вас выходной.
— Куплю пистолет, — сказал Габриель выходя. — Куплю оружие в конце концов! Не могу так! Словно на убой!..
* * *
Маркус не хотел рассказывать Тали. Опять начнутся разговоры на тему новой работы, а он был сыт по горло. И ночью долго не мог заснуть, а утром долго не хотел подниматься. Убедить Габриеля это одно, а как убедить себя? А если пистолет был бы заряжен? Как он мог это знать? Как это вообще можно знать? А может он и правда слышал щелчок?
Когда, наконец, они лениво позавтракали, хотя время было скорее обедать, Тали попросила его помочь перенести старую мебель в подвал, так как сегодня должны доставить новую. И весь день ушёл на эти хлопоты. А под самый вечер, словно вспомнив, что это пятница, в окно заглянуло низкое вечернее солнце. И настало время, когда в соблюдающем традиции еврейском доме зажигают свечи.
Тали переоделась в длинное светло-серое платье и набросила серебристый шарфик на волосы и протянула Маркусу ермолку. Зажгла свечи, запела молитву, и ладони её медленно кружили над пламенем. Маркус, как полагается, прикрыл глаза ладонями, но мысленным взором всё равно видел её. И опять удивлялся тому чуду, которое привело её в его жизнь.
Он неплохо знал тонкости семейного шаббата, и для него не составило проблемы спеть с нею вместе «Леха Доди» и благословение вина «Кидуш», и всё остальное. И это было как сказка. Но полностью проникнуться очарованием мешало только одно: это была не его сказка. Тали зарабатывала больше, у неё была постоянная позиция в университете, и у неё не было долгов. И у не был дом…
Тем не менее терпкое красное вино согрело, и на душе стало полегче. Можно было хоть ненадолго забыть о всех проблемах и быть в этом «здесь и сейчас».
— Ты мне ничего не рассказываешь, — вдруг словно проснулась Тали. — И не любишь у меня бывать. А когда я прихожу к тебе, то не понимаю зачем… Может быть, ты и не рад…
— У меня в доме всегда бардак, ты же знаешь, — неловко улыбнулся Маркус. — Мне просто стыдно. Да и потом… К хорошему быстро привыкаешь. Боюсь привыкнуть, и тогда… Наверное я всё ещё не верю, что в моей жизни может быть… такое чудо как ты. Боюсь тебя потерять.
Взгляд Тали не потеплел, скорее наоборот.
— И поэтому ты думаешь, что лучше меня просто потерять? — спросила она с некоторым вызовом.
Ему совсем не хотелось такого поворота событий. Он вздохнул, и внутренняя улыбка стала уходить.
— Ты ещё думаешь о ней? — продолжила Тали тише.
— О ком? — спросил Маркус озадаченно.
— О Жасмин, — Тали помолчала, и увидев, что Маркус не понимает, продолжила, — я заезжала к Габриелю, хотела их пригласить к нам на ужин, но его не было. Мы пообщались… Ты мне никогда не рассказывал, что ты за ней ухаживал.
— Она тебе рассказывала про меня? — Маркус вылетел из колеи и не знал как реагировать. — Что?
— Что ты ей очень нравился. Нравишься. Что иногда она жалеет, что вы расстались. А ты ещё думаешь о ней? — голос Тали дрожал.
— О ней? Тали, что ты говоришь!? — Маркус наконец пришел в себя. — Это было годы назад! Годы! У них уже сыну шесть лет. И кстати Габриель мой друг. Лучший друг. И вообще. Я на его свадьбе был. Свидетелем с его стороны!
— И ты ни с одной девушкой не… Ничего серьезного с тех пор? Почему? Я думала может из-за неё…
— Наверное не лучший кандидат в серьёзную жизнь! — Маркус мрачно развел руками, — У меня сумасшедшая работа плюс учеба, я весь в долгах и в режиме жёсткой экономии, мне всё время некогда… они не выдерживают. Иногда начиналась жизнь, похожая на семейную, а потом в один момент приходишь в пустой дом… Иногда только записка, иногда короткий разговор. Прости-прощай. И всё…
Маркус уже чувствовал досаду на себя за свою откровенность. Говорить одной женщине о неудачах с другими более чем глупо, но видимо подействовало вино. И дурацкая история с пистолетом, и невыговоренный стресс. Досада на себя становилась острее с каждой минутой, отравляя вечер.
Тали сняла туфли, которые она непонятно зачем вообще надевала, и долго сидела, глядя на свечи. Потом встала и начала ходить из угла в угол. Шарфик упал с волос на плечи. Маркус откинулся на новом роскошном кресле и закрыл глаза, стараясь услышать шаги её босых ног. Потом вздохнул, встал, подошел к ней и нежно взял её за плечи.
— Тали, ты самое лучшее, что у меня было в жизни. И я рад, что ты у меня есть. И я не хочу тебя потерять. Просто так получилось… Я неустроенный, неприкаянный, не получается закончить образование, которое хочу… всё как-то не так… расписание работы… Я знаю, меня трудно выдержать…
— У тебя просто низкая самооценка… И любые отношения тебя тяготят, когда они…
— Только не надо консультировать, — перебил он уже ощущая напряжение. — Либо у нас отношения, либо я твой пациент. А вместе не надо.
Маркус ушёл к столу, постоял, наклонив голову, вздохнул и налил себе ещё вина, потом подошел к окну.
Сад стоял как зимняя сказка; сумрак подсвечен снегом. Покой был глубоким и незыблемым.
Снова пришла головная боль. Маркус закрыл глаза, прислонился лбом к стеклу, чувствуя пронзительный холод в точке прикосновения и испытывая облегчение.
— Да, я мечтал о своём доме, — наконец сказал он, рассматривая запотелый островок, который появлялся на стекле от его дыхания. — Мечтаю. Все ещё. Скромном, хорошем, простом. Двое детей. Может больше, но я как-то всегда думал, что будет двое. Наверное потому, что так было в моей семье. Я очень любил моего брата. Люблю…
Горло свело спазмом, и Маркус замолчал.
— Ты ничего не говорил о своей семье, — отозвалась Тали.
— Потому что нечего говорить. Мать умерла очень давно. Сначала мы жили втроем. Приезжала бабушка из Калифорнии, помогала. Потом отец женился, потом начались финансовые проблемы, мы продали дом, переехали к ним, к бабушке с дедом, потом… отец заболел и умер. Михаэль остался там, получил образование, нашел работу. А я… вернулся. Закончил школу, курсы парамедиков, поступил в университет...
— Закончил школу… А сколько тебе было? — спросила она несколько испуганно.
— Шестнадцать… Кажется.
— Как же ты вернулся? Один?!
— Ну что-то вроде… — сказал Маркус нехотя. — Бабушка уговорила родственников. Яков мой дядя, согласился, и я у них жил какое-то время… Потом у Шмуэля. Это бабушкин брат.
Маркус не стал рассказывать, как он ссорился с этой женщиной, которая навсегда для него осталась без имени, а просто жена отца, как он начал убегать из дома, как Михаэль ходил по всем друзьям, паркам и подвалам, разыскивал его и приводил домой — иногда на третий-четвертый день. Как он в конце концов убежал автостопом через всю страну, и казалось… Да, это было глупо, но ему казалось, что случится чудо, и окажется, что всё это был сон! И он вернется в старый дом, и всё будет по-старому, все будут снова вместе! Отец, Михаэль и Маркус…
Но в старом доме жили другие люди. И он спал в разных развалинах, парках и даже в подвале своей школы, пока его случайно не увидел Габриель. Нет, впрочем, не случайно. Маркус искал его. Это было как возвращение в семью. Ну хоть в какой-то кусочек. Правда одновременно с Габриелем, его увидела и охрана…
В школе знали телефон Якова, несколько его детей училось здесь же. Потому доставили беспризорника к родне… Долгие разговоры по телефону с отцом, с бабушкой ничем не закончились. В основном они говорили, а Маркус слушал и молчал. Он не мог никому ничего сказать. И что скажешь? Что он хочет, чтобы был старый дом, веселые отец и брат, и чтобы не было этой женщины в доме? Что он не хочет идти в школу, где над тобой смеются и издеваются толпой, где тренер тайком выкручивает тебе руки?
Что он хочет, чтобы просто всё вернулось в мир «до того как».
— Отец приезжал за мной, — сказал Маркус. — Уговаривал. А я был полный дурак… Знаешь, как иногда подростки… Заклинит и всё. Сказал, что убегу.
Да, отец понял. И испугался, что однажды Маркус убежит туда, где его уже не найдут. И решил дать ему время. Уезжая, обнимал и повторял: «Только скажи, и я за тобой приеду! Увидишь, всё будет хорошо!»
— Ты с ними общаешься? — спросила Тали.
— Да, захожу иногда.
— Нет, с бабушкой, братом…
— Она умерла. Я приезжал на похороны и узнал, что отец тоже болен. Я тогда переехал к ним, устроился работать, прожил там где-то год. Мы помирились… — Маркус помолчал и добавил, — хоть какое-то хорошее воспоминание. А то было бы слишком больно.
Тали чуть улыбнулась и еле заметно кивнула. А Маркус продолжил:
— Там остался только брат. Женился, уже трое детей. Общаемся конечно. По телефону, иногда. Пару раз я ездил к ним в гости.
— Тебе их не хватает…
— Отца. Бабушки. А с дедом отношения не сложились. И с женой отца тоже, — грустно улыбнулся Маркус.
— Почему? — Тали подошла и обняла его сзади.
Маркус нежно положил свои ладони поверх ее и стал тихо гладить:
— Я был глупый, нервный, дёрганый. Испортил отношения…
— А что твой отец? Он был на твоей стороне?
Маркус долго молчал. Потом вздохнул. Как объяснить то ощущение неловкости, которое возникало, когда он встречал взгляд отца? Или это была неловкость отца? Чувство вины?
Маркус сделал глоток вина. Густой терпкий вкус напоминал слёзы.
— Мне иногда казалось, — прошептал он, — что отец любил Михаэля больше. Они были очень близки. А я… как-то был в стороне. Иногда мне кажется, что он винил меня в смерти матери. Может это только моя иллюзия, но…
— О боже мой… Почему? — прошептала Тали, и зайдя спереди обняла его, стараясь поймать его взгляд.
Маркус сопротивлялся, но потом всё-таки обречённо встретил глаза Тали:
Когда матери поставили диагноз, она была беременна. Мной. И доктора говорили, что надо делать аборт и срочно лечиться… Отец настаивал, мама отказалась. Она доносила меня до семи месяцев и была уже совсем плоха. Ей сделали кесарево, и она умерла во время родов. Мой день рождения это день её смерти… Михаэль рассказал, потом правда жалел, что…
— Боже мой, — прошептала Тали. — Боже мой, мне очень жаль…
Она уткнулась лицом в его грудь и ещё качала головой и что-то шептала. Маркус замолчал, поставил бокал на подоконник, обнял Тали одной рукой, а другой начал гладить ее щёку, зарыл пальцы глубоко в её волосы, пахнущие сандалом. Они долго стояли обнявшись. Ничего не хотелось говорить, ни о чём не хотелось думать. Просто быть здесь и сейчас и ощущать тепло друг друга.
Они вместе, и больше ничего не имеет значения…
Продолжение следует...
Автор: Соня Эль
Источник: https://litclubbs.ru/articles/58158-kolesnica-zla-glavy-10-11.html
Содержание:
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Подписывайтесь на канал с детским творчеством - Слонёнок.
Откройте для себя удивительные истории, рисунки и поделки, созданные маленькими творцами!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: