Глава 8. Сара
Двейн Рейни. 18 февраля
— Говорите есть новости? Не ожидал после стольких лет!
Агент Патрик Крейг на пенсии — седой румяный толстячок в середине восьмого десятка в сине-красном свитере, которые в народе прозвали уродскими, в спортивных штанах и тапках — распахнул дверь, встречая гостей и отгоняя двух золотистых лабрадоров, провёл в гостиную, а выслушав помрачнел.
— То есть, говорите, мы упустили маньяка?
— Мы тоже, — сказала Дубчек, — теперь нам надо пересмотреть всё дело под новым углом. Будем благодарны за любую информацию. Ну вы и сами понимаете.
Крейг откинулся на спинку кресла и посмотрел в потолок:
— Выходит, Марсель был прав. Напарник. Жаль, не дожил. Он был уверен, что парня подставляют, а я был уверен, что это Берг… Так и не нашли его?
— Никаких следов. Наш «кандидат» тоже пропал. Вы можете поделиться, на чём была основана его уверенность?
Крейг задумался.
— Во-первых, человек либо осторожен, либо беспечен. На одном месте преступления масса отпечатков, а на другом ничего, и это странно… Его мнение… Потом…
Крейг начал говорить, но тут собаки бросились к входной двери и устроили танец счастья, и на пороге возникла крошечная седая старушка в очках, сером пальто и спортивных штанах.
— Патрик, ты не говорил, что ждёшь гостей! — воскликнула она и всплеснула руками.
— Они позвонили вчера, у них срочное дело, — Крейг встал встретить жену, — Они из конторы. По поводу старого случая. Как доехала?
— Прекрасно! Конечно снегопад, но дороги уже почистили.
— Представляете, — Крейг повернулся к гостям, — ей обязательно надо ездить к сестрам и обязательно зимой. Летом ну никак!
— Конечно! День рождения на лето не перенесёшь, а в нашем возрасте каждый может быть последним. — и добавила, обращаясь к гостям, — а о каком случае идёт речь?
— О старом, — ответил Патрик, — которым мы занимались ещё с Марселем.
— А можно мне послушать? — спросила она, обращаясь к Двейну.
— Сара, ну почему тебя сразу всё так интересует, как только это касается Марселя? — в тоне Крейга чувствовалось давнее раздражение.
— Патрик! — возмутилась она, развешивая пальто и шарф в прихожей, — ты не находишь, что ревновать уже глупо? А память у меня получше твоей!
И она повернулась к гостям. Гости не возражали.
Хозяйка немедленно организовала кофе и печенье, а когда, наконец, суета успокоилась, Рейни напомнил свой вопрос.
— Марсель… — начал Крейг, — считал, что некто имел зуб на Берга и придумал, как его подставить. Считал, что возможно это происки родни миллионерши, которые хотели избавиться от конкурента. Кого-то наняли. Мне, напротив, казалось, что это абсурд. Идти на такие сложности, убивать с такой жестокостью несколько человек, чтобы посадить кого-то без стопроцентной гарантии это странно. Не проще ли убить самого Берга? Он возражал, что Берг мог иметь какой-то компромат, где-то оставил информацию для гарантии, потому убивать его самого было опасно. Логично, конечно, но… слишком сложно. В общем я всё же считал, что из всех версий имеет смысл прорабатывать самую простую и реальную.
— Деври оставил какие-то записи?
— Не просто оставил, он их принёс! Незадолго до смерти, словно чувствовал!
Крейг опустил голову, погрустнел и задумался, и Рейни почувствовал, что он недоговаривает что-то важное. Дубчек напомнила:
— И можно нам их посмотреть?
— Нет. Увы. Я всё выбросил! Я не верил. Просмотрел мельком, мне показалось всё это ерунда. И я выбросил. Кто же знал, что он… что с ним… такое несчастье…
— Несчастный случай?
— А? Нет, вооружённое ограбление… — Крейг врал и явно испытывал от этого острую неловкость, — десять лет назад…
— И вы не можете вспомнить, что было в тех бумагах?
— Нет, это было очень давно… я не читал внимательно… Что-то про адвоката Берга, про освобождение под залог, какие-то странности, нестыковки… — он покачал головой. — Не помню…
Они общались ещё около часа, но больше ничего не смогли добиться. Гости поднялись и стали прощаться, стараясь не показывать разочарования.
Внезапно Сара посмотрела на часы, всплеснула руками и попросила мужа принести её чемоданы из машины.
— В чём срочность? — удивился тот.
— Мои медикаменты! Мне надо срочно принять лекарство!
Крейг покачал головой, извинился и вышел во двор к маленькому красному жучку-фольксвагену, пока Джина трепала лохматые уши собак под их счастливое повизгивание.
Внезапно Сара взяла Рейни за рукав и быстро сказала:
— Когда будете уезжать, то проезжайте по улице до конца и поверните направо за угол. Остановитесь и ждите меня. Когда я проеду, следуйте за мной. Ничего не спрашивайте, это важно.
Когда Крейг принес чемоданы, она попрощалась с гостями и сказала мужу, что сейчас поедет в синагогу в дамский клуб, только переоденется. Как только она ушла в свою комнату, Крейг снова покачал головой:
— Сумасшедшие женщины! Чем старше, тем активнее. Похоже она достигнет пика активности в…
Он замолчал, но Рейни показалось, что он хотел сказать «в гробу».
Они сели в машину и отъехали до конца плохо очищенной улочки, повернули за угол и остановились на обочине, рассматривая заснеженные домики и деревья.
Сара появилась довольно скоро. Ее красный жучок весело бежал по поселку, а они держались следом. Путешествие длилось минут двадцать, пока они не подъехали к лесной зоне. Несколько домиков стояли на опушке, и Сара затормозила у одного из них. Снегоуборочная машина расчистила основную дорогу, а подходы к домам жители расчищали сами. Пелена снега перед этим домом была девственно-нетронутой.
Старушка вышла из машины, махнула им рукой и решительно пошла к дому, проваливаясь местами выше колена. Она с трудом открыла дверь, отодвигая скрипящий снег ногами, и впустила их внутрь. Ботинки у всех были полны.
Внутри старого дома стоял такой же холод, как и снаружи. Мебель скучала под запыленными пластиковыми листами и простынями. Оставляя снежные следы на пыльном паркете, Сара прошла к камину, открыла заслонку, положила пару поленьев и мелких веток, смяла несколько листков бумаги и зажгла огонь. Гости убрали пыльные простыни и сели на промороженный диван, выбивая снег из ботинок.
Дом ветшал и умирал под пылью и одиночеством. На растрескавшихся стенах висели счастливые семейные портреты, но это счастье было многолетней давности. Через серо-желтые занавески пробивался дневной свет, но ощущения склепа не покидало.
Прошло несколько долгих минут, прежде чем из камина пошло хоть какое-то тепло. Сара отодвинула с каминной полки большую семейную фотографию — отец, мать, и трое дочерей — сняла с шеи цепочку, и открыла стенной сейф. Достала толстую папку и положила на столик около камина.
— Патрик не любит говорить о Марселе, — сказала она. — Он ревнует. Он считает, что я ему изменяла, и в этом он прав. Ту папку он действительно выбросил в мусор, но я её достала, и это она. Марсель… — она задумалась и дыхание её стало глубоким и прерывистым, — официальная версия, что было вооружённое ограбление, чтобы его семья могла получить страховку и прочие привилегии, что полагаются семье погибшего при исполнении агента. Неофициальная версия самоубийство. И обе версии ошибочные.
Сара подождала пока информация уляжется в головах агентов. Они не перебивали. Когда человек говорит, не надо ему мешать.
— Я думала… Даже я думала, что у него мания преследования. Он чувствовал, что его могут убить, — голос её уже дрожал, а глаза увлажнились, — и считал, что это связано с делом Берга. Марсель серьезно стал работать над тем случаем, когда вышел на пенсию.
Она вздохнула, переждала спазм в горле и спросила:
— Вы действительно хотите сказать, что тот преступник может быть на свободе и действовать?
— Да, — сказал Рейни.
Слезы покатились по морщинистым впалым щекам Сары.
— Тогда Марсель это его жертва. Потому что он не мог покончить с собой! Я знаю! Хотя все улики указывают на это. Всё выглядит, как самоубийство, даже… — и добавила шепотом, словно боялась, что кто-то подслушает, — даже записка была. Но я знаю, что это не так. Он не мог! Все молчат, потому что семья могла пострадать финансово. Так что департамент покрывает, спасая семью. Думает, что спасает. Потому и не расследуют…
— Записка?
— Да, вот она, — Сара открыла папку, лежащую перед ними, и первое, что они увидели, это прозрачный файл с запиской, — Я её украла. Положила в пластик, чтобы… ну вы знаете. Я все-таки жена следователя.
Она сложила руки на коленях, сжимая салфетку в кулачке, сидя прямо, как последняя жрица в склепе, где похоронено счастье семьи.
— Это его рука, но… почерк дерганый… очень нервный… Ведь можно человека запугать… угрожать семье, детям? Как вы думаете?
— Думаю да, — сказала Дубчек, рассматривая записку, — обстоятельства бывают…
Записка была стандартная, если в этом деле могут быть стандарты. «В моей смерти прошу никого не винить, я ухожу из жизни добровольно. Марсель.»
— Вы знаете, кто расследовал это дело? — спросила Джина.
— Да, конечно, я знаю тут всех, я вам всё расскажу. И кстати… — она замялась, — это случилось здесь в подвале. Так что, это и есть место преступления.
— Что вы имели в виду, говоря, что вы украли записку? — спросил Рейни.
— Следствие не знает… Я была первой, кто нашел его… Но я ушла. Помочь уже было нельзя, он был мертв… наверное больше суток. Семья его уехала в отпуск, он собирался ехать за ними, но… Я звонила ему, он не отвечал… Я приехала… Вы понимаете, если есть записка, то одно, если нет, то первый нашедший… тело… и есть как бы первый подозреваемый. И оба варианта плохие в смысле последствий… учитывая нашу ситуацию…
Она помолчала и добавила:
— И с тех пор здесь никто не был, кроме следователей. И меня. И семьи Марселя конечно, но они собрались и уехали очень быстро после похорон и расследования… Они меня тоже не любят по понятным причинам. Они считают дом проклятым, а продавать… Сначала они пытались, но кто купит после этого? А теперь уже махнули рукой. Так что я просто присматриваю.
Она протянула Джине связку ключей и цепочку с ключом от сейфа.
— Пожалуйста, найдите его! — сказала она сквозь слезы, — Обязательно найдите этого убийцу! Не оставляйте это дело, прошу вас!
*
Глава 9. Сон
Маркус Левин. 19 февраля
Ночью Маркус проснулся от тихого звука. Еле слышный шёпот то появлялся, то исчезал. Маркус лежал и слушал этот странный шелест и не мог понять, откуда он идёт. Сначала ему показалось, что Тали тихо разговаривает с кем-то по телефону, но она мирно спала рядом. Он сел на кровати, прислушиваясь к ощущениям, но тишина вокруг была глубокой и сонной. Он различал дыхание Тали, такое спокойное и ритмичное, различал звуки далекой полицейской сирены за окном и гул дальнего шоссе. И поверх всего волнами наплывал и исчезал шелест — словно не из этого мира. Как тихие причитания в далекой пещере.
Он снова лёг прислушиваясь и долго смотрел в потолок, разглядывая трещинки и потёки, пытаясь определить источник звука, но тот ускользал, оставляя еле слышное эхо.
Постепенно изображения стали смазываться, а потолок поплыл куда-то в вышину, стал вытягиваться сначала в купол, потом в длинный коридор — словно кто-то включил огромный пылесос и начал затягивать в него окружающий мир.
Коридор сузился, превратился в тоннель, конец которого утопал в темноте. Теперь звук стал нарастать; кто-то тихо причитал во мраке, всхлипывал и снова причитал, словно произносил молитву снова и снова. Пульсирующий шёпот становился то громче, то тише, то почти исчезал. Потом причитания начинались снова.
Маркус испуганно заморгал и снова открыл глаза. Потолок оказался на месте. Но сон пропал.
Снег на улице словно создал подсветку; вместо черноты в комнатах царил мягкий сумрак. Маркус встал и пошёл на кухню, чувствуя себя всё ещё непривычно не у себя. Это был частный дом, всё здесь было другим, неуютным для него. Маркус налил воды и вышел в гостиную.
Весь мир спал. Тишина была глубокой — ни мышей, ни птиц, ни дождя, ни ветра. Никакого источника шума. И тем не менее Маркуса преследовал этот странный шёпот. Он понял, что не заснет, закутался в плед, устроился на диване и включил телевизор. Доведя звук до минимума, начал переключать каналы.
Чередой шли мускулистые идиоты с чудесными системами оздоровления, пухлые домохозяйки, с кухонными комбайнами. Маркус переключался с канала на канал, но каждый встречал его новой порцией счастья — бутербродами, швейными машинами, автомобилями — пока наконец он не попал на какой-то фильм, судя по антуражу триллер.
Испуганная грязная девушка шла по длинному чёрному тоннелю по щиколотку в воде, сжимая в руках палку. Она озиралась и слабо вскрикивала на любой звук. Играла тревожная музыка, журчала вода, какие-то тени мелькали по стенам, и камера плыла по длинным коридорам, уводящим всё глубже и глубже…
Маркус задумался, и мысли его были невесёлые. Он не хотел переезжать к Тали, хотя она давно уговаривала его. И когда Габриель привёз его раненного к ней, тогда всё оказалось так естественно и просто. Для Тали его ранение стало началом их семейной жизни. А он не мог найти себе места в её мире, и ему очень хотелось уехать к себе в крошечную холостяцкую квартирку. Но как теперь это сделать, чтобы не обидеть? И почему надо уезжать? Ведь не рассчитывал же он на самом деле найти кого-то лучше? Но что-то было не так, и он не мог понять, что именно.
Мысли плыли и путались, и вдруг Маркус услышал снова шёпот и причитания. Потолок поплыл куда-то перед глазами. Комната сузилась, вытягиваясь в тоннель. Диван, словно плот, нёс его куда-то спиной вперёд, а он не мог шевельнуться, не мог повернуться и увидеть, куда. Маркус судорожно вцепился в подлокотник, который вдруг стал жёстким и ребристым.
Теперь поток нёс его вниз, вглубь, в темноту, а шёпот и вскрики становились громче, назойливее, сливались в хор. Тьма была живой; она склонялась к нему и рассматривала, хищно улыбаясь. И Маркус чувствовал чьи-то чёрные руки, похожие на щупальца; они тянулись к нему, разветвлялись, каждый палец превращался в руку, пальцы которой тоже удлинялись и тоже тянулись к нему всё ещё не достигая…
Он заметил что-то на стенах, но не мог повернуть голову, чтобы рассмотреть — что-то похожее на фигуры, мумии со сложенными на груди руками. В щелях между бинтами светились живые глаза, которые следили за ним. Глаза, полные ужаса и боли.
«Нет, нет!» причитал какой-то голос. «Спаси! Помоги!» кричал другой. Или он кричал «спасайся, беги»? Маркус плыл на чём-то, совсем не похожем на диван. Скорее нагромождение брёвен и досок; они медленно меняли форму, и острия вылезали справа и слева. А потолок и стены стали чёрными и тягучими как смола. Появилось ощущение приближения к чему-то страшному.
Внезапно чернота потолка над ним превратилась в бездну, в уши ввинтился пронзительный вой, и поток выбросил его из тоннеля в огромный зал. Пространство исказилось, и вместо озера под ним теперь образовалась воронка чудовищных размеров. Плот медленно скользил по краю водоворота, как планета по орбите, наклоняясь в бездну всё сильнее и сильнее.
«Нет, нет», думал Маркус, «надо что-то сделать, надо остановиться! Надо грести назад!» И не мог пошевельнуть рукой.
Грохот и визг наполняли уже не уши, а самую его сущность, и воронка, как огромная пасть, всасывала его…
Он пытался кричать, но всё было бесполезно…
— Проснись! — кто-то тряс его за плечи, — Проснись! Это сон, это только сон!
Перепуганная Тали слегка шлёпала его по щекам. Он открыл глаза и задыхаясь огляделся, приходя в себя.
— Сон, — пробормотал он, — только сон…
* * *
— Обещай мне, что ты поищешь новую работу, — сказала Тали входя на кухню.
Одетая в его рубашку, с волосами пышным облаком спадавшим на плечи, она была удивительно красива. И у Маркуса снова засосало под ложечкой от ощущения хрупкости и непрочности его счастья. Словно он его украл, и скоро всё это у него отнимут.
Она налила себе кофе и села за стол с грустным и решительным видом. И Маркус увидел странные лучистые золотые разводы, идущие от её головы. Они переливались и иногда дополнялись голубыми и зелёными.
— Да, я поищу новую работу, — повторил он почти механически. Потом спохватился, — я и так ищу её. Только сейчас не те времена, когда её можно легко найти. Только интерном, неполное время, и там зарплата ещё меньше, чем у нас. Сейчас у меня как бы и стаж, и опыт.
— И ни секунды личной жизни, — добавила Тали раздражённо, — и постоянные нервы. И опасность.
Пульсируя, пришла головная боль. Он отвернулся к окну. Чёрные голые ветви деревьев слегка колыхались на ветру, и Маркус с тревогой заметил, как изображение этих веток в его глазах начинает смазываться — как будто кадры накладываются друг на друга. След птиц тоже оставался в воздухе, как голубой бледнеющий пунктир. Маркус протёр глаза. Пунктир исчез. Но от каждого нового движения ветвей и птиц появлялся снова.
— Ну а академия? — продолжала Тали, отпивая кофе. Она подвернула одну ногу под себя и склонила голову набок, — почему не попробовать себя в качестве лектора для начала? Подай заявление, ты же можешь преподавать! Я знаю, это тяжело, мало оплачивается, но с этого собственно и начинается путь в академию! Нужен преподавательский опыт, студенческие баллы и тому подобное. А госпиталь… ну я понимаю, но это рутина… И никакого движения. Это как бы навечно.
— Да, конечно, — механически ответил Маркус рассматривая трассирующие следы от пролетающей стайки воробьев и потирая висок. — Разве быть просто доктором это рутина? Да, конечно, рутина, но всё же…
Это был не первый и не последний разговор на эту тему. Тали работала в центре психологической помощи при университете, и ей давно хотелось, чтобы Маркус тоже нашёл работу в медпункте какого-то колледжа или хорошей фирмы. Маркус думал об этом, но последнее время ему всё больше хотелось перейти в госпиталь. Его опыта было достаточно, чтобы устроиться в приёмное отделение или реанимацию, где бывает нужна экстренная помощь. Тали, предвидя ночные дежурства и вечную нехватку медперсонала, совсем не радовалась такой перспективе.
— Мы делим шкуру неубитого медведя, — наконец очнулся Маркус, — Меня пока не берут ни в университет, ни в госпиталь.
— Потому что ты не подал заявление ни туда, ни сюда, — ответила Тали слегка обиженным тоном.
— Да, ты права… — ответил Маркус уныло.
— Хочешь, я помогу тебе заполнять формы? — Тали явно торопила события, и он её понимал.
— Да, помоги… это было бы замечательно.
— Давай посылать в день хотя бы по одному резюме! — настаивала Тали. — Я просмотрю открывающиеся позиции.
Маркус поставил пустую кружку на стол, взял бумажник и ключи со столика, рассовал по карманам, поцеловал Тали в висок и пошёл к выходу не отвечая. Услышал её глубокий разочарованный вздох за спиной.
В дверях он внезапно повернулся, встретил её взгляд и сказал:
— Да, помоги мне на самом деле, а то я никак не соберусь. Какой-то… психологический барьер что ли…
Тали просияла и хотела было пойти к нему, но он помахал ей от дверей и вышел.
Хотел ли он на самом деле сменить работу? До недавнего времени вопрос не стоял так остро, но после того случая… Пришла ли пора менять образ жизни на оседлый, думал Маркус, торопясь к машине, припаркованной у обочины. Время от времени он тревожно протирал глаза, так как все предметы в поле зрения по-прежнему оставляли в глазах светящийся пунктирный след разного цвета…
На душе было тревожно.
* * *
— Маркус, тебя тут ждут, — окликнула его диспетчер.
— Кто? — спросил он.
Высокий темнокожий усатый шериф, которого Маркус помнил очень смутно, протянул ладонь, широко улыбаясь.
— Привет, что стряслось? — спросил Маркус. — Нужна скорая помощь?
— К счастью нет. Привет герою! — сказал он с наигранным энтузиазмом.
— Что? — удивился Маркус, задумавшись, что люди так охотно изображают этот энтузиазм, хотя это выглядит всегда жутко неестественно. — Вы о чём?
— Ну ты у нас вроде как герой. Спасение детей и всё такое.
— А… Это работа, — ответил Маркус, наконец узнавая шерифа, который организовывал поиск Таши и Малика в снежном лесу. Из всех его воспоминаний остались только усы щёточкой. И главным образом потому, что Маркус ненавидел такие усы. — Как они? Дети?
— Да ладно тебе, не скромничай! Дети прекрасно! Доктора говорят, что всё будет в порядке. Слушай, — он перешел на рабочий тон, который в его исполнении был таким же неестественным, — у нас тут будет интервью. Местные новости хотят показать репортаж о спасении. Ты не хочешь выступить? Мы хотели представить тебя к награде. Мэр города будет участвовать.
— А деньгами можно? — невольно вырвалось у Маркуса. Он всегда чувствовал себя неловко в таких ситуациях.
— Э… — энтузиазм шерифа дал сбой.
— Нет, я не против, — опомнился наконец Маркус, — но лучше возьмите Линду, она тоже была там, она молодец, прекрасный работник. Тоже спасала…
— Ну смотри, я думал тебя, ты же нашел…
— А кстати, — перебил Маркус, — я сам хотел вас спросить. Девочка… Таша… Она говорила, что приятель матери их избивает. Какие-нибудь меры по этому поводу приняты?
— Да что ты? Когда?
— Когда вы сами спрашивали. Она сказала, что парень этот, Филипп кажется, дрался и Малик убежал.
— А… — энтузиазм шерифа ещё более упал, — слушай, давай не будем об этом. Эти семейные проблемы…
— Мать пьет по-чёрному, у мальчика следы побоев…
— Я не видел.
— Я видел, я делал искусственное дыхание, если вы помните.
— Это дети, они бегают, падают…
— Вы хотите, чтобы в следующий раз мы приехали констатировать смерть?
Шериф набрал воздуха в грудь, выпрямился, его лицо окаменело, и тон стал холодным.
— Хорошо, Линда так Линда. Как ее фамилия?
— Харди. Так как с расследованием?
— Слушай, парень, — шериф теперь вырос, как скала, и готов был воткнуть палец Маркусу в грудь, но после того, как назвал его героем, пока не решался. — Ты думаешь, что это выбор между плохой родной семьей и хорошей приемной? Выбор как правило между плохой и плохой. И ещё не известно где хуже…
Маркус повернулся и пошел в раздевалку. Его трясло.
Продолжение следует...
Автор: Соня Эль
Источник: https://litclubbs.ru/articles/58124-kolesnica-zla-glavy-8-9.html
Содержание:
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Подписывайтесь на канал с детским творчеством - Слонёнок.
Откройте для себя удивительные истории, рисунки и поделки, созданные маленькими творцами!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: