- Вера, где моя синяя рубашка?
- Там же, где всегда висит, на плечиках!
- Нет ее здесь - Аркаша стоял перед шкафом с открытой дверцей, и раздраженно дергал плечами - вечно у тебя бардак, ничего не найти!
- Где ты видишь бардак - не выдержала несправедливого упрёка Вера, и сорвалась на крик - всё выстирано, поглажено, висит на плечиках, ты что, не можешь взять и надеть!?
Муж недовольно вздыхая, начал передвигать десятки рубашек, висящих перед ним, не найдя нужной, истерично завопил.
- Где? Где? Нет здесь синей!
Вера подлетела к шкафу, и ткнула в висящий прямо перед носом Аркадия, синий рукав:
- А это что?
- Чё орешь-то - ухмыляясь, муж дёрнул рубашку, но та не слетела мгновенно с плечика, как ему хотелось. Обычно Вера застегивала одну пуговицу под воротником, чтобы одежда висела правильно, и не теряла форму.
- Приклеила ты ее, что ли - занервничал Аркаша, с треском выдирая рубашку из шкафа - нормально нельзя повесить, чтобы можно было достать?
Раздался звук разрываемой ткани, пуговица оторвалась и подлетела под потолок, упала и укатилась под диван.
- Ну и что мне надевать?
Аркаша со злостью швырнул добычу на пол, и матерясь, ушёл на балкон, курить, пока жена приготовит другую одежду.
Он часто делал так, снимал нервное напряжение перед работой, потому что там его ждали куча бестолковых подчинённых, на которых не имел права кричать.
Кричать конечно мог бы, но понимал, что может прилететь ответ, в более грубой форме. Под его началом работали крепкие мужчины, которые субординацию могли не соблюсти, с ними шутки были плохи.
- Мааам, я опаздываю, налей мне кофе быстрей!
- Дима, налей сам, мне некогда, я Мишке бутерброды делаю.
Младший сын собрался с друзьями на речку, стоял с рюкзаком возле двери, и тоже торопил:
- Мааам, мальчишки ждут только меня, ну быстрее!
Дима обиженно насупился на отказ матери, он привык, как и отец, получать желаемое быстро, а для чего ещё существует в доме женщина!?
Он резко оттолкнул локтем пустую чашку, та проехала по столу, и со звоном разлетелась на мелкие куски на полу.
Дзынь!
Вера смотрела, как разлетаются осколки, они летели медленно, красиво так, в разные стороны, и почему-то не падали. Летели долго-долго, словно птицы из России в Африку, на зимовку, туда, где тепло и мошки над болотом, словно тучи.
"При чём тут скворцы и мошки, Африка с болотами вокруг Нила", думала Вера, медленно оседая на чисто вымытый с утра пол.
Она встала раньше всех, приготовила завтрак, погладила одежду мужу и сыновьям, и кажется, очень устала. Они все кричали и чего-то требовали, а Вере смертельно хотелось спать, лечь посередине кухни, и заснуть.
Легла она вчера поздно, приготовила после работы кастрюлю супа, нажарила куриных бедрышек с картошкой, и перемыла всю посуду, что накопилась за день. А для того, чтобы приготовить еду, по пути с работы прихватила в магазине пять килограмм картошки, остальное дома было. Набрала по мелочам две сумки, хлеба две буханки, молока два литра, дома три мужика, молотят как комбайны в поле.
Хорошо что старший Лёша съехал жить на съёмную квартиру с подругой, дома появляется только по выходным. Но теперь они приходят вдвоем, отъесться за голодные будни, и взять с собой в пластиковых контейнерах. Вера каждый раз просит их, принести посуду обратно, но контейнеры возвращают лишь изредка, с заплесневелыми остатками внутри.
Девушка сына в первое время пыталась помочь Вере в готовке, но Лёша постоянно отвлекал подругу разными просьбами. И устав бегать между мамой и сыном, девушка перестала заходить на кухню, предпочитая ждать обед, в объятиях любимого.
А просить у мужа и младших сыновей помощи, она и не пыталась, устала стучаться в бронированные души, и искать там совесть. Мальчишки, если и согласятся помыть посуду, разведут такую грязь, что после них Вера тратит вдвое больше времени на уборку.
Муж всегда считал, что по дому хлопотать должна женщина, а его обязанность, обеспечивать семью, что он и делает. Зарплата у него неплохая, он ее не пропивает, несёт домой в целости и сохранности, а на свои интересы подрабатывает дополнительно. Он отличный муж и отец, по мнению соседей и родных, Вере несказанно повезло, что вышла замуж за такого прекрасного человека.
И она была согласна с этим мнением долгие годы, пока в ней не появилась какая-то непреходящая усталость. С усталостью пришло равнодушие ко всему происходящему рядом, любимые муж и дети перестали радовать, еда потеряла вкус, и кажется, потускнел дневной свет. Вера с трудом поднималась утром, заставляла себя готовить завтрак и прибраться, но с каждым днём всё труднее было это делать. На работе ее отсутствующий взгляд заметили подруги, и аккуратно предупредили, что стоит посетить поликлинику, на предмет обследования.
Вера кивала соглашаясь с ними, но никуда не пошла, не было ни желания, ни времени.
Когда-то давно, ей пришлось лечь в больницу, небольшая операция по женским проблемам, после него дня три, лежачего режима.
Но на следующий же день после операции, Аркаша забрал ее домой, под расписку, потому что не знал, что делать с мальчишками. Он понятия не имел, во что одеть, чем накормить, и куда отводить на то время, пока он будет находиться на работе.
Утром Вера, согнувшись в три погибели, держась за живот, ползала по квартире, и собирала детей в детский сад. А потом мальчишки, держа упирающегося папу за руки, повели и показали то здание, где их нужно оставить.
Папа всё понял, оставил их у ворот, и сбежал, пока не опомнились дети, и не заставили дойти до своих групп.
За этот его поступок, Вера выслушала много неприятных слов, от заведующей детским садом, и больше никогда не просила мужа, отводить детей в детсад.
Всё делала сама, без посторонней помощи, но изредка к ним заезжала нелюбимая зятем тёща, устраивала разнос мужчинам, которые справляли нужду стоя, а мыть стены в туалете не хотели. И нос морщили, если видели желтые пятна и потеки на светлом кафеле, и на белом унитазе.
А она, уставшая бороться с ними, молча драила стены, убиралась, стирала полотенца с темными разводами от плохо помытых рук.
Но потом, к начавшейся ее одолевать усталости и пустому равнодушию, добавились выгрызающая внутренности тоска, и истеричный крик горлом.
Этим утром они пришли все вместе, вымотали Веру за каких-то два часа окончательно, и накрыли тяжелым покрывалом сна с головы до ног.
Чашка, разлетевшаяся на осколки, была последней каплей в огромном чане, наполненном до краев долготерпением женщины.
Никогда раньше она бы не позволила себе расслабиться, несмотря ни на что, но сегодня день был какой-то не такой, он был особенный.
Ночью Вере приснился сон, там было желтое-прежелтое поле ржи, вперемешку с синими васильками и розовыми колокольчиками вьюнков. Она лежала на большом стогу мягкой, пахнущей летом соломы, и смотрела на небо, где тонким узором были вышиты облака, и огромное, ласковое солнце.
В бескрайнем поле, где лежала Вера не было ничего, что принесло бы ей неприятности и усталость.
Там не было любимых детей, требующих внимания, мужа с его вечными истериками, соседей, работы, подруг, желающих добра, но больно жалящих в сердце советами.
Вера лежала раскинув руки, и дышала этим покоем и тишиной, впитывала всей кожей тепло солнца, и наслаждалась ароматами летного поля.
Но она резко проснулась, поле исчезло, рядом храпел муж, судорожно дергалась стрелка будильника, проталкивая вперёд время, оставалось пять минут до звонка.
Вера зажмурилась и прошептала, глотая слезы:
- Остановись, мгновение, я хочу остаться там! Не хочу просыпаться - шептала она - пожалуйста, оставьте меня там, среди ржи и васильков!
Но сон не вернулся, затрещал будильник всем железным корпусом, начинался новый день сурка.
С пяти утра Вера готовила, убирала и гладила, стараясь до ухода на работу, переделать больше дел.
Но разбилась чашка, осколки летели медленно, как птицы на юг, последняя капля упала, и всколыхнула наполненную до краев чашу терпения.
Отчаянно уставшая Вера легла на пол, из нее, как из воздушного шара вышел воздух, она стала как та синяя тряпочка, которую Виннни положил в горшок без мёда.
"Птицы, Африка, Винни..."
"Я кажется схожу с ума..."
"А впрочем, всё равно..."
- Мама, давай быстрее бутерброды - завопил Миша - чего ты легла?
- Мам, кофе!
Дима даже не повернулся на звук падения, а может звука и не было, она легла на пол, как перо от тех самых птиц.
- Вера, да сколько можно?
Завопил Аркадий, скинув на пол рубашки с плечиков, он опаздывал на работу, и был очень зол.
- Легла она, по хрен ей на нас - разозлился и Дима, наклонился со стула, чтобы потрясти мать за плечо.
- Папа, офигеть, она спит!
Ещё минут десять прошло в разборках, чтобы мужчины поняли, происходит что-то неладное. Потом они позвонили бабушке, чтобы узнать, "а что делать с мамой, которая спит?"
- В смысле спит - удивилась бабушка - где спит?
Узнав что на полу, в кухне, она на секунду потеряла дар речи, а потом раскричалась, что сыновья и муж дочери - убийцы. Расплакалась, и сказала, что немедленно едет, и чтобы они быстро вызвали "Скорую помощь".
- Зачем - удивились дружно мужчины - она же спит, выспится, встанет.
- Может ее укрыть чем-нибудь - почесал затылок Миша, но позвонили мальчишки, и он убежал на улицу.
Скорая помощь приехала часа через два, врачей встретила заплаканная мама Веры, примчавшая на такси с другого конца города, а дети и муж ушли по своим делам. Не отменять же их из-за того, что маме захотелось поспать на полу.
Вера дышала ровно, лицо немного побледнело, руки, ноги были холодными, но в остальном выглядела неплохо.
- Давление конечно низкое, но сердцебиение нормальное - пожимал плечами, молодой врач, с умным видом вглядываясь тонометр - я не знаю, в чём дело.
По настоянию мамы Веры, ее положили в отдельную палату, поставили капельницу с жёлтой жидкостью.
Из отделения кардиологии, пришёл очень заинтересованный редким случаем, амбициозный мужчина, и пообещал лично осмотреть спящую красавицу. Он последние два года собирал материал для диссертации, и всегда наблюдал таких пациентов.
Вечером, мужчины семьи Прядковых собрались дома, и удивились тому, что мама отсутствовала. Не было ужина, валялись раскиданные папой рубашки, и осколки от разбитой чашки, хрустели под тапками.
Пришлось звонить бабушке, которая объяснила ситуацию, как могла, и обозвала всех некрасивыми словами. Даже 14 - летний Миша узнал много интересного о себе, и половина информации состояла из непечатных выражений.
Мужчины удивились, и похоже испугались, но всё же не постеснялись посоветовать бабушке, съездить в больницу и разбудить Веру, за день же она должна была выспаться.
Но Вера не проснулась и на следующий день, ни через два дня, встревоженные и расстроенные муж с сыновьями, пришли посмотреть своими глазами на отлынивающую от семейных проблем мать, и были озадачены.
Вера лежала бледная, лицо почти не выделялось на фоне светлой наволочки, худые руки безвольно лежали поверх одеяла, вдоль туловища. Она дышала, по тоненьким трубочкам стекала жидкость и вливалась ей в руку, чтобы поддерживать, не желающий просыпаться организм.
Муж с детьми, доели все продукты, что были в шкафу и холодильнике, в углу накопилась грязная одежда, а носки прилипали к полу. Они не понимали, как при таком раскладе, может беззаботно спать женщина, обязанная устранить все эти неприятности.
Стояли вчетвером насупившись возле кровати, не понимали, как теперь жить, и злились на ту, что сломалась не вовремя.
А Вера лежала под теплым солнцем, и вдыхала аромат спелой ржи, ветер ласкал ее лицо, огромное небо смотрело на нее, улыбаясь.
Мгновение остановилось, именно там, где Вера была счастлива, освобождена от всех проблем, и бесконечного труда во благо семьи.
Время не шло, его просто не существовало, в нём не нуждались ни Вера, ни поле, а уж василькам, оно и подавно не интересно.
- Эх, Прядкова, что же это случилось с тобой?
Кардиолог, которому было очень любопытно наблюдать за этой пациенткой, не удержался, погладил ее по голове :
- Может это летаргический сон - размышлял он, разглядывая умиротворённое лицо женщины - и ты заснула в ожидании чудесного поцелуя от своего принца. Или короля, если судить по твоему возрасту.
- Устала она - заведующая отделением Маркова, женщина предпенсионного возраста, появилась за спиной неслышно, как тень - не трогайте вы ее, выспится, отдохнет и пойдет домой, нести вечную вахту, где она бессменный рулевой.
- Рулевой - не понял молодой врач - почему рулевой?
- Можете упрощенно называть это кухаркой, прачкой, поломойкой, служанкой. Я видела ее семью, муж и трое сыновей, пришли посмотреть, не очнулась ли мама.
Здоровые лбы, стоят, недоумевают, как же им теперь жить без неё, о себе переживают, не о ней, понимаете!?
- Вот, уроды - вздохнул кардиолог - неужели им ее совсем не жалко?
- Наверное, жалко, но только как функцию, которая перестала их обслуживать - Маркова нахмурилась, и какое-то горькое воспоминание пробежало по лицу.
- Как вы можете говорить так о человеке - возмутился кардиолог, и снова дотронулся до волос пациентки - а мне её очень жаль.
Но Маркова ушла, и кардиологу не с кем стало дискутировать, он ещё немного посидел возле больной, прощупывая ей пульс.
Вечером, он взволнованно рассказывал жене о новой пациентке, поглощая за ужином еду, и не замечал вкуса.
Жена что-то в ответ говорила о проблемах с детьми, но всё это было ничтожно, по сравнению с новым материалом для его диссертации.
- Вероничка, сделай мне кофе, я хочу сегодня поработать немного, - доев, он вытер руки белоснежным полотенцем, оставляя на нем жирные разводы - и приготовь, пожалуйста, мне рубашку на завтра.
Вероничка, молодая женщина с усталым лицом, села у окна и уставилась невидящим взглядом, в черноту ночи за стеклом.
Болела дочь третий день, на сына жаловались учителя, на работе ее доставал начальник, а ещё сломалась стиральная машинка.
За окнам плескался сумрак, а так хотелось чего-то яркого, цветного и радостного, ей пока ещё хотелось.
- Вероничка, ну что ты там копаешься, я кофе жду!
***
Продолжение есть.
