Вероятно, у англичанина Пристли, француза Лавуазье и шведа Шееле была какая-то особая ментальная связь, потому что помимо этой неразберихи с кислородом, все трое оказались вовлечены в увлекательную и загадочную историю мурия. Здесь нужен этот мем «Почему, когда что-нибудь происходит, вы трое всегда рядом!?».
Итак, в 1772 г. Джозеф Пристли, наверное, забавы для бултыхнул немного морской соли в серную кислоту. Соль с кислотой такого хода не оценили и ответили выделением того, что сейчас мы знаем как газообразный хлороводород HCl.
Запах этого газа Пристли не понравился, на что он и пожаловался Лавуазье. Тот предположил, что образовалась какая-то новая кислота. Ну а над названием думать особо нечего, раз мы использовали морскую соль, то и кислота пусть будет соляная. Ну или чтобы более наукообразно было, не соляная, а муриевая (от лат. muria – раствор соли).
В 1774 г. Шееле взял раствор этой новой муриевой кислоты и погрузил в него немного диоксида марганца. В результате получился какой-то новый газ, который тоже пах отнюдь не розами, норовил вступить в реакцию со всем подряд и обесцвечивал растения.
Сейчас мы знаем, что это был хлор, но Шееле решил, что у него получилась обесфлогестоненная муриевая кислота, но тут Лавуазье ворвался со своей кислородной теорией и отменил флогистон. Тогда пришлось допустить, что у Шееле получилась оксимуриевая кислота.
С тех же позиций выступал французский химик Клод Луи Бертолле. В 1786 г. он пропустил «оксимуриевую кислоту» через нагретый раствор едкого калия KOH. В результате этого он получил вещество, обогащенное кислородом KClO3, которое в дальнейшем назовут бертолетовой солью.
Бертолле порешил, что кислород взялся как раз из оксимуриевой кислоты. Но где же сам мурий, с которым связан этот кислород? Надо искать, коллеги!
Таким образом он на пару с Лавуазье не на одно десятилетие вперед пустил химиков всего мира по ложном следу в поисках элемента, которого нет.
