В погожий летний день 1774 г. уже состоявшийся ученый в области электричества и член Лондонского королевского общества, но в то же время немного опальный, Джозеф Пристли занимался тем, что фокусировал линзой солнечный свет на соединении ртути (сейчас мы знаем, что это был оксид). Вещество испарялось, и Пристли заинтересовался получаемым газом.
Оказывалось, что газ здорово поддерживает горение, гораздо лучше, чем воздух. «Охохонюшки, – вероятно, подумал Пристли, – как много флогистона может впитать этот газ, может я тут получил полностью очищенный от флогистона воздух?».
В 1775 г. Пристли поделился наблюдением со своим французским коллегой Антуаном Лавуазье. Позднее Лавуазье узнал, что похожий газ получил шведский химик Карл Шееле еще в 1771 г., однако результаты своей работы он опубликовал только в 1777 г.
Лавуазье увлекся темой не на шутку. Он обнаружил, что этот газ является компонентом множества веществ: воздуха, соединений металлов, кислот и т.д.
В 1777 г. Лавуазье набирает достаточно фактов, а главное набирается смелости и публикует работу «О горении вообще», в которой подводит итог своих исследований.
Он утверждает, что воздух состоит из двух основных компонентов: «здорового» воздуха, который поддерживает горение и воздуха курильщика нездорового (мефитического), который горению не способствует.
Но самое важное, что говорит Лавуазье, горение – это не процесс разложения вещества, при котором из него выходит сущность в виде флогистона. Вообще забудьте свой флогистон.
Горение – это процесс присоединения этого нового открытого газа к сжигаемому веществу. Это прекрасно объясняло, почему прокаливание металла в огне приводило к росту его массы.
Лавуазье назвал новый газ оксигеном (от греч. «кислый» и «рождение»), т.к. ошибочно считал, что этот газ участвует в образовании всех кислот.
В русский язык слово вошло как «кислород».
