Лежала у нас в отделении ревматологии женщина преклонного возраста по имени тётя Софья. Она сама попросила, чтобы мы звали её по имени, хотя всех остальных называли по фамилиям. Тётя Софья лежала в больнице долго. Артрит изуродовал её руки так, что они с трудом держали ложку, не говоря уже о чём-то более сложном. Ежедневные уколы и капельницы стали для неё рутиной.
И каждый раз, когда ей делали инъекцию, она мастерски ругала нас на трёх языках — русском, украинском и татарском, причём никогда не повторялась. Например, однажды она зашла в процедурную с сияющей улыбкой:
— Доброе утро, золотая! Ах, какая ты сегодня красавица! Старая Софья пришла, попу принесла. Коли!
Я набираю шприц, начинаю колоть, и тут начинается:
— Ай ты, дитя осла и кактуса! У тебя вместо рук копыта с иголками, что ли?
— Потерпите, тётя Софья, уже почти всё, — спокойно отвечаю я, привыкшая к таким сценам.
— Замучить меня решила, злобная дщерь осиного гнезда? Жалишь, как бешеная оса!
— Всё, вот держите ватку.
— Уже всё? Спасибо, дорогуша, — радостно улыбалась она. — И не почувствовала ничего!
Так происходило каждый раз. Мотив был один и тот же, но слова менялись. Мы даже записывали её изысканные фразы, чтобы потом посмеяться и похвастаться друг перед другом на смене. Я однажды стала "безруким выкидышем верблюдицы и дикобраза". Её воображение поражало, и никто на неё не обижался.
Тётя Софья была настоящей душой отделения. Вечером в фойе вокруг неё собирались пациенты, и она рассказывала захватывающие истории — как из своей жизни, так и выдуманные. Слушать её было одно удовольствие.
Каждый день к тёте Софье приходили родственники — дети, внуки, племянники, принося с собой кастрюльки и контейнеры с домашней едой. Она щедро делилась угощением с другими пациентами, сестрами и даже врачами.
— Бери, зачем отказываешься? Не обижай меня, столько не съем! — с укоризной говорила она, протягивая пакет с пирожками.
— Скажите им, чтобы не носили так много! — пыталась я отговорить её.
— Как же я им скажу? Обидятся ведь!
Так и жили. Но однажды я пришла на дежурство и не увидела тётю Софью. Оказалось, что её увезли в реанимацию с инфарктом. Каждый день я навещала её. Она лежала тихая, уколы терпела молча, как будто вся её живая энергия куда-то испарилась.
— Мне нельзя сейчас умирать, — однажды сказала она тихо. — Невестка беременная, кто же детям поможет?
Спустя месяц, возвращаясь с дежурства, я услышала знакомый голос из процедурной:
— Ах ты, колючая отрыжка дикобраза! Убить меня хочешь?!
И я сразу заулыбалась. Тётя Софья вернулась!
