На сцену «Под крышей» Театра имени Моссовета худрук Евгений Марчелли выпустил «Тартюфа». Трудно сказать, какие именно не очевидные простому зрителю причины заставили Марчелли отдать предпочтение именно этой камерной площадке, где артистам достаётся узкая полоска между рядами амфитеатром поставленных кресел, а зрителей помещается всего-навсего 56 или 58… Не удивлюсь, если успех в этих стеснённых условиях заставит театр перенести спектакль на основную сцену. Это будет логично. Другой вопрос, много ли логики в самом спектакле?
На афише написано — «Жан-Батист Мольер. Тартюф», в программке указано, что театр воспользовался переводом Е. Федюкина. Порывшись в интернете, можно найти, что в Российской Государственной библиотеке, бывшей Ленинке, хранится перевод этого самого Федюкина — прозой, — изданный типографией Иогансона в 1871 году. Да, в новом спектакле Театра Моссовета все герои «Тартюфа» разговаривают прозой. Хотя более известные переводы Донского или Лозинского (под редакцией Николая Любимова) учитывают, что Мольер эту комедию написал в стихах.
Чем объяснить такой выбор? Попыткой избежать ненужной режиссёру высокопарности, которую — как ни крути — диктует поэтический слог? Может быть, логика в том, что прозаические реплики проще поддаются сокращению, лишая речь обязательности? Трудно сказать. Спектакль идёт 2 часа 10 минут с антрактом, а если бы некоторые сцены не повторялись по нескольку раз, можно было, наверное, уложиться в час пятьдесят, а то и в полтора без антракта.
Жанр своего спектакля, своей сценической версии мольеровской пьесы Марчелли определяет так: трагифарс точка кино точка. Трагифарс — ладно, с таким определением, возможно, согласился бы сам Мольер, но почему кино, имея в виду, что в «Тартюфе» Евгения Марчелли нет ни экранов, ни онлайн-съёмки, нет видеопроекций, так назойливо появляющихся сегодня на театральной сцене кстати, а чаще — некстати. Я не против трагифарса и даже не против кино, — главное, чтобы всему находилось объяснение, а тут оно не находится.
Героев спектакля публика застает на середине или уже излёте затянувшегося домашнего праздника с дискотекой, куда все пришли в ярких платьях, в костюмах с блестками, играет громкая музыка, мужчины в париках — но не 17 века, эпохи написания пьесы, а в образах рок-н-рольных героев, так убедительно спародированных в советских «Бременских музыкантах» художником Максом Жеребчевским (в «Тартюфе» за сценографию и костюмы отвечает Анастасия Бугаева). Узкая игровая площадка густо засыпана разноцветными конфетти, а еще — резиновыми детскими игрушками, которые пищат и свистят, когда на них наступает случайно кто-то из актёров.
Папа на работе и веселье детей не знает границ. Заглянувшая «на огонёк» бабушка, госпожа Пернель, которую играет Ольга Остроумова, оценивает увиденное коротко и жёстко: «У вас в доме кабак», — и решительно покидает это гнездо разврата.
В этот момент, пытаясь поймать мысль постановщика и логику его решения, думаешь: с такими-то детьми не странно, что Оргон доверился Тартюфу, который без конца повторяет про нравственные основы бытия. Как ныне модные коучи, он запудрил Оргону мозги бесконечным повторением азбучных истин. Такое решение возможно, но для Марчелли оно слишком простое, его, если угодно, увлекает игра сама по себе. И в этой увлечённости он, на мой взгляд, не замечает очевидных зрителю противоречий и нестыковок.
Герои много говорят про уродство Тартюфа, — он ещё не появился на сцене, а нам уже не раз повторили об этом, — складывается впечатление, что только это мешает Марианне выйти за него. Но Тартюфа играет Виталий Кищенко — один из главных актеров Марчелли, который много лет получал главные роли в его спектаклях в «Тильзит-театре», потом — в Омске, в Ярославском Волковском, — Кищенко актёр, обладающий обаянием особого рода, иногда — отрицательным, а временами — вполне положительным. Его Тартюф весьма странно одет — штаны подтянуты к груди, плюс нелепая рубашка с короткими руками, но даже в таком виде, скажем так, разве он сильно уступает по красоте здешнему Валеру? Валеру, который так безжалостно заставляет страдать влюблённую в него и, если верить его словам, им тоже любимую Марианну? В их дуэте режиссёр, кажется, оставляет молодым актерам пространство для импровизации, и Екатерина Девкина и Ваня Пищулин кричат друг на друга так истошно и долго, что их дуэт становится примером неумелой и неловкой самодеятельности.
Признавшись Эльмире в охватившей его страсти и убедившись, что Оргон не собирается мешать ему на этом пути, Тартюф больше не злоупотребляет красноречием, а режиссер и не даёт ему как-то выделиться на фоне других неожиданно стройным и убедительным монологом.
В этом, возможно, и состоит главная проблема спектакля, потому что Мольер, как и последующая великая французская драматургия представляет собой драму слов, а не действия, а Марчелли, где только можно, сокращает текст, фактически не давая героям толком разговориться, обозначив все вопросы и проблемы.
В общем, единственная, кого жалко в этой истории, — конечно, Эльмира. Не Оргон, которого убедительно и понятно — погруженным в вопросы государственной важности, в модном и хорошо выглаженном костюме играет Валерий Ярёменко. Спрятав мужа под столом, из-под которого Оргон и не думает вылезать, то ли уснувший, то ли всё ещё не получивший достаточных оснований для ревности, она в бессилии спрашивает Тартюфа: «Вам недостаточно моего признания?» — «Нет», — коротко и честно отвечает Тартюф, готовый потерпеть, но получить желанный поцелуй. Она в этой истории теряет всё.
Страдания героини Дарьи Балабановой режиссёр демонстрирует с физиологическими подробностями: оставшись с Тартюфом наедине и выговорив всё, что должно было по ее разумению, взбесить спрятанного под столом супруга, но не дождавшись его реакции, Эльмира в бессилии бросается к окаменевшему Тартюфу, пытается обнять его, закинуть его руки себе на плечи и тут её тошнит. Когда служанка Дорина вытирает последствия этого приступа, Эльмира обращается к Тартюфу: давайте ещё раз. Давайте, молча кивает он. И сцена повторяется во второй, потом — в третий раз. И Тартюфу-Кищенко всё равно, сколько раз подряд её стошнит, главное — чтобы на второй, третий, четвёртый раз он получил подтверждение её «любовному признанию».
В этой истории режиссёр не ищет счастливого финала хотя бы для одного из героев. Тартюф, конечно, плохой жених для Марианны, но и Валер, кажется, сильной любви к ней не испытывает. Женится — будет мучить её наверняка, а счастье составит едва ли. Оргон лишается последних надежд в своих неустанных поисках моральных авторитетов. Эльмира окончательно разочаровывается в супруге. Госпожа Пернель, мать Оргона, к концу сюжета начинает терять связь с реальностью и, возможно, это сделает её если не счастливой, то хотя бы утешит.
