Отзывы Наполеона на острове Елены о России, Павле I, записанные графом Эммануэлем Огюстом де Лас Казом (1823)
Политическое положение России: легкость, с которой она могла бы посягнуть на Индию и даже Китай; беспокойства, долженствовавшие по этому поводу явиться у англичан; число войск, которое пришлось бы России употребить; их исходная точка; путь, по которому им надлежало бы следовать, богатство звонкой монетой, которую они привезли бы оттуда и т. д.
Затем император перешел на то, что он называл удивительным положением России против остальной Европы, т. е. на громадность её. Он изображал это государство сидящим под полюсом, прислонившись к вечным льдам, которые, в случае надобности, делают его неприступным.
Россия, говорил он, могла подвергаться нападению лишь в течение 3 или 4 месяцев, тогда как сама она могла действовать в течение всего года или 11 месяцев против нас; она представляла для нападающих лишь суровость климата, страдания и лишения, обусловленные пустынной почвой, мертвой или закоченелой природой, тогда как ее народы бросались на нас, влекомые прелестью нашего юга.
К этим физическим условиям нужно прибавить большое народонаселение, храброе, крепкое, покорное, и целые племена, для которых бедность и бродяжничество составляют естественное положение.
Нельзя не содрогаться, говорил он, при мысли о такой громаде, которую невозможно атаковать ни с боков, ни с тыла, тогда как она безнаказанно выступает на нас, наводняя все, в случае победы, или же отступая вглубь льдов, в недра смерти и печали, остающиеся у нее в запасе в случае поражения, и все это при легкой возможности вновь появиться, если обстоятельства того потребуют.
Не это ли голова гидры мифического Антея, с которым нельзя справиться иначе, как схватив его тело и задушив в объятиях? Но где найти Геркулеса? Право претендовать на это принадлежало только нам, и мы попробовали, но нужно сознаться, взялись неловко.
Император говорил, что в новой политической комбинации Европы участь этой части света зависит лишь от способностей одного человека.
Пусть появится в России, говорил он, мужественный, пылкий и способный император, одним словом царь, у которого есть борода на подбородке (впрочем, он выражал это гораздо более энергично), и Европа будет его. Он может начать свои действия на немецкой земле, в 100 милях от Берлина и Вены, которых государи составляют единственное препятствие.
Силой он добивается союза с одним и при его содействии поражает другого с тыла, и с этой минуты он в сердце Германии, среди государей второго разряда, из которых большая часть ему родня или ждут всего для себя от него.
В случае надобности, если обстоятельства потребуют, он мимоходом перекинет через Альпы на итальянскую почву несколько головешек, готовых вспыхнуть, торжественно пойдет на Францию и объявит себя ее новым освободителем. Будь я в таком положении, то конечно переехал бы в Кале и очутился бы там хозяином и властителем Европы.
В конце разговора император вернулся к Павлу I.
Он говорил о том, в какую ярость приводила императора Павла в свое время бессовестность английского министерства. Ему обещали остров Мальту, как только им завладеют; поэтому он поспешил сделаться великим магистром Мальтийского ордена. А когда Мальта была сдана, английские министры отрицали свое обещание.
Уверяют, будто во время чтения об этой гнусной лжи Павел так возмутился, что при полном составе совета схватил депешу, проткнул её своей шпагой и приказал отослать назад в таком виде, вместо всякого ответа.
Если это безумие, сказал император, нужно сознаться, что безумие прекрасной души, негодование добродетели, которая до того времени не могла подозревать такой низости.
В это же время английские министры, договариваясь с нами относительно обмена пленных, отказались включить в то же число русских пленных, взятых в Голландии на службе у англичан и единственно по вине англичан.
Я угадал характер Павла, сказал император. Я воспользовался удобным случаем; собрал этих русских, обмундировал их и отправил к нему даром. С тех пор это великодушное сердце всецело принадлежало мне, а так как у меня не было ни одного интереса противоположного интересам России и я всегда говорил только справедливо и поступал хорошо, то нет сомнения, что с этих пор я мог бы располагать петербургским кабинетом.
Наши враги почуяли опасность и пожелали, чтобы эта доброжелательность Павла стала для него гибельна. Это было весьма возможно, так как были кабинеты, для которых не было ничего святого.
Позднее Наполеон продиктовал подробности трагической кончины несчастного Павла 1-го.
Павел был умерщвлен в ночь с 23-го на 24-е марта 1801 года. Лорд Витворт был послом при его дворе и очень дружен с графом Паленом, генералом и другими лицами, достоверно признанными за виновников и исполнителей этого ужасного цареубийства.
Раздражительным и обидчивым характером Павел восстановил против себя часть русского дворянства. Отличительной чертой его царствования была ненависть к французской революции. Он считал одной из причин этой революции "фамильярность французского монарха и принцев и упразднение этикета при дворе".
Поэтому при своем дворе он ввел очень строгий этикет и требовал к себе знаков благоговения, которые мало соответствовали обычаям и всех возмущали. Быть одетым во фрак, носить круглую шляпу, не выйти из кареты, когда царь или кто-нибудь из великих князей проезжал по улице или на гулянье, наконец, малейшее нарушение этикета вызывало полное негодование в нем, и этого одного было достаточно, чтобы считаться якобинцем.
С тех пор как он сблизился с первым консулом, он отказался от некоторых своих мыслей, и возможно, что если бы он прожил еще несколько лет, то вновь приобрел бы и любовь своего двора. Англичане, недовольные и даже чрезвычайно раздраженные происшедшей в нем переменой за один год, ничего не упустили, чтобы поощрить его внутренних врагов.
Им удалось распустить слухи, будто он сошел с ума и наконец затеять заговор, чтобы посягнуть на его жизнь. Накануне своей смерти Павел, сидя за ужином, получил депешу, в которой ему подробно сообщали всю нить заговора; он положил депешу в карман, отложив чтение ее до следующая дня. В ночь он погиб.
Совершение покушения не встретило никакого препятствия: граф Пален имел большую силу при дворе; он считался любимцем и первым доверенным лицом Государя. В 2 часа утра он явился к двери, ведущей в комнату императора; его сопровождали генералы. Верный казак, стоявший у двери в комнату, оказал им сопротивление, не впуская их в помещение государя; но они тотчас закололи его.
Император, проснувшись от шума, схватился за шпагу; но заговорщики бросились на него, повалили и задушили его. Генерал сделал последний удар; он наступил на труп императора. Императрица (Мария Федоровна), супруга Павла, несмотря на то, что имела причины сетовать на него, выказала действительную и искреннюю скорбь; все, принявшие участие в этом убийстве, подверглись ее неизменной немилости.
Что бы там ни было, это страшное событие поразило ужасом всю Европу, которая была особенно смущена откровенностью, с какой русские сообщали подробности об этом во все дворы. Оно изменило положение Англии и дела всего мира.
Затруднение нового царствования дали новое направление политике русского двора. Начиная с 5 апреля, английские матросы, попавшие в плен, вследствие задержания судов в гавани, и отправленные вглубь страны, были отосланы. Комиссия, которой был поручен расчет сумм, должных английским купечеством, была распущена.
Граф, продолжавший оставаться первым министром, дал знать 20-го апреля английским адмиралам, что Россия согласна на все требования Англии; он сообщил им, что намерением его повелителя было кончить миром все распри с правительством Великобритании. Неприятельские действия были прекращены до получения ответа из Лондона.
Желание поскорее заключить мир с Англией было явно и предвещало торжество этой державы.
Когда зашла речь о Густаве IV, Наполеон сказал: Будучи еще ребенком, он оскорбил Екатерину, отказавшись от ее внучки (Александра Павловна) в то самое время, когда императрица, сидя на троне и окруженная своим двором, ожидала только его прибытия, чтобы начался свадебный обряд.
Позднее, он не менее оскорбил Александра I, запретив после гибели Павла въезд в свою страну одному офицеру нового императора и ответив на официальные жалобы, обращенные к нему по этому поводу, что Александру не следовало порицать то, что он, Густав, оплакивающий еще убийство своего отца (Густав III), заграждает вход в свою страну одному из тех, которых общий голос обвиняет в убийстве его отца, т. е. отца Александра.
Другие публикации:
- Я по собственному опыту знаю, что конвой этих кораблей бывает всегда слабый (Письмо И. Ф. Крузенштерна к О. М. Рибасу (на случай войны с Англией))
- Государь сказал, что любит военное дело, но войну ненавидит (Из "Федор Васильевич Ростопчин. Письма в Англию к графу С. Р. Воронцову", 1796)
