Гийом Питрон — французский журналист, специализирующийся на геополитике природных ресурсов. В своей первой книге — «Третья цифровая война: энергетика и редкие металлы» — он рассказывал о том, как переход от ископаемого топлива к возобновляемым источникам энергии и электронным технологиям привёл к зависимости человечества от нового вида природных ресурсов — редкоземельных металлов, которые содержатся в электромобилях, солнечных батареях, компьютерах и смартфонах, и большинство месторождений которых находится на территории Китая. В своей новой книге, «Чёрное облако», он развенчивает миф о том, что цифровые технологии и интернет помогают сократить потребление природных ресурсов и снизить негативное воздействие на окружающую среду, напоминая о том, сколько электроэнергии и воды потребляют дата-центры, сколько ресурсов и энергии необходимо для производства цифровых устройств, и о всё возрастающем объёме электронных отходов.
ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕИМУЩЕСТВА ЦИФРОВЫХ ТЕХНОЛОГИЙ: МИФЫ И ФАКТЫ
Всего в получасе езды от Абу-Даби находится город Масдар-Сити, возведённый на 640 гектарах пустыни у автострады, которая соединяет ОАЭ с Саудовской Аравией. Что делает этот город будущего особенным, так это амбициозные планы правительства сделать его наиболее устойчивым экогородом в мире при помощи самых современных цифровых технологий. К 2030 году, благодаря инвестициям в размере 17 миллиардов долларов, Масдар должен стать образцом городского смарт-дизайна. Согласно промо-ролику, 50 тысяч жителей города смогут наслаждаться «высочайшим качеством жизни при минимальном негативном воздействии на окружающую среду».
Умные города спасают планету
Масдар-Сити олицетворяет собой надежды, возлагаемые на умные города и цифровые технологии. И есть веские причины верить, что они способны сделать нашу жизнь лучше.
Более половины населения мира сегодня сосредоточено в городской местности. Но несмотря на то, что города занимают всего 2 процента поверхности Земли, на них приходится 75 процентов всей вырабатываемой электроэнергии и 80 процентов выбросов двуокиси углерода. Это оказывает огромную нагрузку на водные и пищевые ресурсы, а также на электросети. Цель состоит в том, чтобы сделать поток людей, товаров и энергии максимально эффективным, а жизнь в городе — более приятной и экологически устойчивой. Данные, собираемые и обрабатываемые датчиками, системами геолокации и искусственным интеллектом, должны снизить нагрузку на окружающую среду.
Масдар — это полномасштабный эксперимент. Цель — полное обеспечение солнечной энергией, никаких выбросов СО2 и отходов. Чтобы достичь этой цели, город будет напичкан датчиками движения и цифровыми счётчиками, которые позволят сократить потребление электроэнергии и воды более чем вдвое; для передвижения будут использоваться 1,800 беспилотных автомобилей системы PRT (персонального быстрого городского общественного транспорта); а в умных домах системы кондиционирования воздуха будут переключаться в экономный режим, когда владельцев нет дома, что позволит снизить потребление энергии на 72 процента.
В 2007 году британское архитектурное агентство «Фостер и партнёры» разработало проект, руководствуясь здравым смыслом. Город был обращён на север, чтобы снизить количество солнечного света; улицы расположены по направлению ветра, чтобы улучшить циркуляцию воздуха; а лестницам отдано предпочтение перед лифтами, чтобы поощрять жителей больше двигаться. Однако правительство решило сделать ставку на новейшие технологии, из-за чего всё пошло не по плану. Технические вызовы стали множиться, и власти вынуждены были признать, что город может обеспечиваться возобновляемой энергией лишь на 50 процентов. От PRT в итоге тоже решено было отказаться в пользу более скромных шаттл-бусов. Что касается умных домов, то амбициозная система оптимизации потребления энергии также была поставлена на паузу.
Реальные экологические издержки умных городов
Состоянием на сегодняшний день, только 10 процентов изначальных проектов было реализовано, и в городе проживает всего около 2 тысяч человек. Обречён ли Масдар стать первым «зелёным городом-призраком»? И действительно ли это экологически чистый город, как утверждают его создатели? Умные технологии считаются главным инструментом в стремлениии к экологической устойчивости. Согласно Европейскому Парламенту, умные города позволят обеспечить «экономическое процветание и социальное благополучие» «эффективным и устойчивым способом». Именно поэтому в 286 городах по всему миру было реализовано около 443 умных проектов.
Урбанисты оценивают экологические показатели города на основе анализа так называемого городского метаболизма — движения материалов, энергии и отходов — чтобы. Какой метаболизм у Масдара? Никто не знает. Более того, до недавнего времени в мире не было ни одного исследования, посвящённого влиянию умных городов на экологию. Лишь в 2016 году вышла статья группы датских исследователей под руководством Кикки Ламбрехт Ипсен. На протяжении полугода Ипсен сопоставляла издержки и выгоды семи категорий умных технологий (среди которых были умные окна, счётчики воды и электросети). Она обнаружила, что хотя они и помогают снизить потребление электроэнергии в городах, данная выгода сопряжена с высокими расходами ресурсов и энергии, поскольку умные технологии подразумевают производство и транспортировку огромного количества компонентов и оборудования.
Ламбрехт Ипсен пришла к неожиданному выводу, что «внедрение умных решений в городе, как правило, негативно отражается на показателях экологической устойчивости городской системы».
Не поймите неправильно. Умные города — это чистые и приятные места для жизни, и дальнейшее развитие технологий несомненно поможет снизить их негативное воздействие не окружающую среду. Однако необходимо принимать во внимание, что настоящие границы этих городов лежат на расстоянии тысяч километров за пределами пригородных районов. Урбанист Федерико Кугурулло считает, что в случае с Масдар-Сити «экологические издержки также превосходят предполагаемые преимущества». Он уверен, что «передовые решения — это и есть корень проблемы … 95 процентов географов и городских планировщиков скептически относятся к умным городам». Как это возможно?
Математика на службе у природы
Чтобы ответить на данный вопрос, нужно обратиться к истории математики. На протяжении многих тысяч лет люди использовали числа и вычисления, чтобы понять окружающий мир. Пять тысяч лет назад на берегах Евфрата пастухи использовали глиняные фишки для подсчёта голов скота в конце каждого дня. В древнем Риме при строительстве акведуков использовался дипотр — приспособление для измерения углов строений. В Средние века арабские межевальщики при помощи тригонометрии переводили свои шаги в расстояния. На заре Ренессанса исследование морей стало возможным благодаря компасу, транспортиру и астролябиям. Во Франции XVIII века знания статистики и вероятности использовались для оценки налоговых поступлений относительно демографических процессов. Математика была мощным инструментом для понимания, организации, а значит и установления господства над природой.
Однако на протяжении последних трёх столетий математики также работали над достижением иной цели. Начиная с XVIII века, лесничие в Германии стали проводить ротацию вырубки с целью ускорить восстановление лесов и повысить прибыль. В рыбной промышленности после Второй мировой войны стал применяться принцип максимального устойчивого вылова с целью обеспечить сохранение популяций. Другими словами, люди начали производить расчёты не только чтобы господствовать над природой, но и чтобы защищать её.
Цифровые технологии вкупе с невероятной производительностью современных ИТ-инструментов одновременно усилили нашу жажду знаний и помогли сохранить леса Германии.
Цифровые технологии позволили нам приобрести исчерпывающие знания о состоянии планеты. Изображения и данные в огромных количествах углубляют наше понимание угрозы, которую представляет загрязнение. Учёные на протяжении многих лет наблюдали присутствие в атмосфере газа трихлорфторметана (запрещённого Монреальским протоколом 1987 года) — виновника дыры в озоновом слое — однако не могли определить, какие страны ответственны за его выбросы. В 2019 году благодаря спутниковым изображениям и моделированию ветра, переносящего газ, группе международных экспертов удалось определить источник выбросов трихлорфторметана — фабрики на востоке Китая.
«Мегасозвездия» из тысяч спутников позволяют отслеживать загрязнение океанов, измерять кислотность почвы, оценивать темпы разрушения Великого барьерного рифа и таяния снегов на вершине Килиманджаро — и всё это в реальном времени.
Цифровые технологии помогают нам лучше организовать и нашу повседневную жизнь. С их помощью можно «адаптировать уличное освещение к реальным нуждам населения, выявлять утечки в водопроводных системах, получать информацию о решениях для маломобильных граждан, оптимизировать уборку мусора».
Китайское правительство использует данные о загруженности дорог для борьбы с загрязнением воздуха. Система «городского мозга», разработаная компанией Alibaba, анализирует данные с сотен тысяч камер, установленных в городе Ханчжоу. По утверждению Alibaba, собранные данные используются для того, чтобы подстроить работу светофоров под потоки машин, что помогает снизить количество пробок на 15 процентов, а с ними и выбросы двуокиси углерода.
В умных домах датчики прогнозируют реальные потребности в энергии, снижая мощность кондиционеров и опуская электроставни, что позволяет сэкономить до 30 процентов электроэнергии. И, наконец, цифровые технологии помогают нам быть более экологически ответственными потребителями. В США платформы вроде CropSwap и FarmMatch помогли значительно сократить цепи поставок, связав напрямую потребителей и местных фермеров. Датский стартап Too Good to Go позволяет производителям скоропортящихся продуктов связаться с покупателями, готовыми купить их продукцию по сниженным ценам. Компания утверждает, что с 2016 года таким образом во всём мире было «спасено» почти 50 миллионов обедов. Экологические преимущества также очевидны, учитывая, что треть всего производимого на планете продовольствия выбрасывается, порождая 8 процентов выбросов СО2.
Согласно аналитическому центру The Shift Project, «всё больше экспертов считают, что изменение климата невозможно остановить без использования цифровых технологий». Ожидается, что «зелёный искусственный интеллект» сможет разрабатывать экологическую политику на 200 лет вперёд. В этом будущем, которое предсказывают некоторые технопророки, люди поручат алгоритмам управлять природой во благо планеты.
Цифровая индустрия переписывает будущее
В 2015 году ЮНЕСКО заявила: «Тогда как углеродный след ИКТ к 2020 году достигнет 1,27 тонн CO2-эквивалента, общее потенциальное снижение углеродного следа [благодаря ИКТ] в 7 раз выше». Ещё одна авторитетная в данном вопросе организация — Global e-Sustainability Initiative (GeSI), лобби-группа, состоящая из представителей цифрового сектора и международных организаций. Её первый отчёт, опубликованный в 2012 году, предсказывал снижение выбросов СО2 благодаря ИКТ на 16,5 процента к 2020 году; второй, опубликованный 3 года спустя, гласил, что «объём выбросов, которых позволяет избежать использование ИКТ, почти в 10 раз выше объёма выбросов, которые обуславливаются их использованием».
Цифровая индустрия не просто обещает снизить своё негативное воздействие на окружающую среду, а и претендует на то, чтобы достичь положительного.
Международные организации, в том числе ООН и Международный союз электросвязи (МСЭ), растиражировали выводы GeSI. То же самое сделали Всемирный банк и влиятельные фирмы вроде McKinsey, Boston Consulting Group, Deloitte и Orange. Как следствие, отчёты GeSI стали восприниматься как истина в последней инстанции. Однако вскоре некоторые эксперты поставили результаты исследований под сомнение. Среди них была Франсуаза Берту из Национального центра научных исследований (НЦНИ). По её словам, «критерии оценки достоверности данных недостаточно жёсткие», а «выводы основаны на неуказанных источниках». Более того, «оба отчёта посвящены исключительно выбросам СО2. В них не учитываются электронные отходы … и они не были одобрены независимыми организациями».
И действительно, оказалось, что 13 из 17 организаций, участвовавших в исследованиях GeSI, принадлежат к частному сектору. Более того, хотя некоммерческим организациям вроде Всемирного фонда дикой природы было предложено принять участие в исследовании, за участие им пришлось бы заплатить, что они делать отказались.
Тысячи лет войн научили нас тому, что победители переписывают историю под себя. В XXI веке технокомпании пытаются переписывать будущее.
Цифровая индустрия очень «грязная». В силу потребления воды и энергии, а также вклада в истощение запасов полезных ископаемых, её углеродный след в 2—3 раза углеродного следа таких стран как Великобритания и Франция. В этом нет ничего удивительного, ведь в мире около 24 миллиардов единиц цифрового оборудования; это 223 миллиона тонн, или 179 миллионов машин. ИКТ потребляют около 10 процентов всей электроэнергии в мире, что равноценно генерации 100 ядерных реакторов.
Если бы цифровая индустрия была страной, то была бы третьим по величине потребителем энергии в мире после Китая и США (а 35 процентов производимой в мире электроэнергии вырабатывается путём сжигания угля).
На цифровые технологии приходится 4 процента мировых выбросов парниковых газов. И это лишь текущее положение вещей. Цифровые технологии потребляют на 5—7 процентов больше электроэнергии с каждым годом, поэтому к 2025 году показатель может подняться до 20 процентов всей производимой в мире электроэнергии. А доля выбросов СО2, приходящаяся на ИКТ, может за этот период вырости в 2 раза.
География одного лайка
Предположим, вы кликаете на иконку с поднятым вверх большим пальцем и лайкаете фотографию на странице симпатичной девушки с работы. Для того, чтобы ваш лайк достиг объекта ваших чувств, он должен преодолеть семь слоёв интернета, первый из которых — ваш смартфон, компьютер или ноутбук. Уведомление затем погружается в промежуточные слои сети (канальный, сетевой, транспортный) и в итоге достигает первого физического слоя интернета — прикладного — к которому относятся подводные кабели. Благодаря 4G антенне мобильного оператора уведомление путешествует по телекоммуникационной инфраструктуре здания и медным кабелям, зарытым на глубине 80 сантиметров под асфальтом, после чего передаётся по кабелям, тянущимся вдоль главных дорог, и соединяется с другими лайками в технических помещениях оператора. Оттуда, благодаря дата-центру, оно пересекает моря и океаны. Достигнув глубин интернета, ваш лайк проделывает обратный путь к седьмому слою — мобильному телефону вашей коллеги. Несмотря на то, что она сидит всего в 10 метрах от вас, сигнал преодолевает тысячи километров.
Чтобы отправлять письма в Gmail, сообщения в WhatsApp, смайлики в Facebook, выкладывать видео в TikTok и фотографии котиков в Snapchat, мы построили инфраструктуру, которая, согласно Greenpeace, «с высокой долей вероятности будет самым крупным объектом, когда-либо созданным человечеством».
До недавнего времени научная литература подтверждала, что преимущества цифровых технологий превосходят издержки. Однако в 2018 году аналитический центр The Shift Project опубликовал детальный отчёт, в котором пришёл к иному выводу: «Переход на цифровые технологии в том виде, в котором он осуществляется на данный момент, скорее способствует глобальному потеплению, чем предотвращает его».
Так кому же верить? «Многие люди высказывают своё мнение; исследований очень мало. В конечном счёте, никто ничего не знает», — резюмирует специалист по дата-центрам Марк Эктон. Однако «десятилетия цифровизации также были периодом наиболее значительного увеличения нашего углеродного следа», согласно отчёту, опубликованному несколькими исследовательскими и некоммерческими организациями, в том числе WWF.
Осознание реальных масштабов цифрового загрязнения
Швеция стала первой страной, которая занялась проблемой цифрового загрязнения. В начале 1990-х годов некоммерческая организация TCO Development создала первую международную сертификацию ответственного цифрового оборудования. Затем страна взялась за загрязнение, возникающее в процессе производства оборудования. Результатом стали ограничения на использование тяжёлых металлов, запрет на использование конфликтных металлов и обеспечение надлежащих условий работы на заводах.
В других странах глаза на потенциальные угрозы открылись позже благодаря авторам вроде Эрика Уильямса, который стал одним из первых американских исследователей загрязнения, вызываемого ИКТ. В Европе американский консультант и исследователь Майкл Огия первым организовал международную конференцию, посвящённую данной проблеме. А вот на институциональном уровне проблема по-прежнему не признаётся. «Цифровое загрязнение — это слепое пятно в европейской политике», — говорит атташе Европейского парламента в Страсбурге. Европейская комиссия — ярый сторонник использования цифровых технологий для совершения экологического перехода. «Зелёный пакт для Европы основан на идее о том, что цифровые технологии — это решение всех проблем. Брюссель уделяет вопросу цифрового загрязнения крайне мало внимания», — говорит советник парламента.
Возможно, частный сектор первым должен начать искать решение проблемы. «Концепция цифровой экологии набирает популярность в мире бизнеса», — говорит менеджер по корпоративной социальной ответственности одного из европейских банков. Тем не менее, директор ИТ-отдела одной из европейских страховых компаний признаётся, что на ИКТ приходится 30 процентов углеродного следа его компании. Подобные цифры разрушают зелёную репутацию, которой так гордятся ключевые игроки.
Складывается впечатление, что всё, что мы читаем и слышим о «зелёных», «устойчивых» и «экологически чистых» цифровых технологиях, способствует поддержанию опасной иллюзии.
Всё больше активистов, предпринимателей и политиков ныне задаются вопросом, который до недавнего времени казался нелепым: могут ли ИТ действительно использоваться на благо окружающей среды?
СМАРТФОНЫ И ИСКУССТВО ДЗЕН
Китайская провинция Хэйлунцзян известна своими крупными запасами угля, а также графита — минерала, без которого не могут работать большинство смартфонов и компьютеров. На Китай приходится почти 70 процентов мировой добычи этого минерала. Графит добывают в шахте городка Люмао, напичканного камерами наблюдения. Экскаваторы откалывают белёсую породу, которая затем отправляется на фабрики, где её крошат, погружают в кислотную баню и бросают в печь. Конечный продукт — серый порошок, пахнущий испортившимся маслом — упаковывается в 25-килограммовые мешки, которые хранятся в полуразрушенных ангарах.
В аккумуляторе каждого из миллиардов телефонов по всему миру содержится немногим более 2 граммов графита для электропроводности. Однако добыча графита дорого обходится людям и окружающей среде. В Мишане, ещё одном месте, известном своими графитовыми шахтами, не осталось зелени и чистой воды. В теории, в Китае есть строгие экологические требования к промышленными преприятиям, однако графит слишком важен для экономики Хэйлунцзяна: минерал приносит провинции 1,2 миллиарда евро в год, и власти ожидают, что к 2030 году эта цифра вырастет в 10 раз.
К 2025 году каждый из нас (ну почти) будет совершать 5 тысяч взаимодействий с цифровыми технологиями в день. Соответственно, производители оборудования стремятся создать ещё более простые в использовании, быстрые и многофункциональные интерфейсы. Стандартный смартфон сегодня оснащён двумя камерами, тремя микрофонами, датчиком движения, бесконтактным датчиком, магнитометром, несколькими GPS-антеннами, WiFi, 4G и Bluetooth.
Для производства дискового телефона образца 1960-х годов требовалось около десятка материалов (например, алюминий и цинк). В мобильном телефоне 1990-х, также известном как «кирпич», было примерно 19 материалов (в том числе медь, кобальт и свинец).
Смартфон, хоть и намного меньше по размеру, содержит более 50 материалов, в том числе золото, литий, магний, кремний и бром. Редкий металл неодим позвляет телефону вибрировать. А сенсорный экран возможен благодаря оксиду индия-олова.
Возьмём интернет с его многочисленным телекоммуникационнми сетями (кабелями, роутерами, WiFi) и дата-центрами. Вся эта обширная инфраструктура требует всё больше и больше ресурсов. На ИКТ приходится 12,5 процентов мировой добычи меди и 7 процентов мирового производства алюминия. В ИКТ используются металлы с уникальными химическими свойствами, которые также можно найти в телевизорах с плоским экраном, конденсаторах, жёстких дисках, микросхемах, оптоволоконных кабелях и полупроводниках. На все эти цифровые технологии приходится 15 процентов мировой добычи палладия, 23 процента добычи серебра, 40 процентов тантала, 41 процент сурьмы, 42 процента бериллия, 66 процента рутения, 70 процентов галлия, 80 процентов германия и целых 88 процентов тербия.
Собрать из всех этих материалов смартфон, который помещается в ладони — невероятно сложный и энергозатратный процесс.
На производство смартфона приходится половина углеродного следа и 80 процентов потребления энергии за весь его жизненный цикл.
Нельзя говорить о цифровой революции без упоминания недр Земли — в Чили, Боливии, ДР Конго, Казахстане, России и Австралии, где добываются необходимые ресурсы. Становится всё более очевидным, что абсурдно говорить о «дематериализации» нашей экономики, учитывая, что виртуальный мир имеет настолько сильное физическое воздействие на окружающий мир.
Большее из меньшего
Для миллиардов людей, которые свято верят словам техногуру, сама мысль о том, что нашу экономику и наш образ жизни невозможно дематериализовать без использования материалов, — это ересь. Разве расширение цифрового мира (который очевидно виртуален) не должно сопровождаться сокращением потребления ресурсов?
В своей статье для газеты «Нью-Йорк таймс», опубликованной в 2008 году, американский антрополог Джаред Даймонд писал, что «если Индия и Китай догонят Запад, то мировое потребление вырастет в 3 раза». Он считал, что такой сценарий станет катастрофрой. Его прогноз был подтверждён в 2019 году Организацией экономического сотрудничества и развития, согласно отчёту которой к 2060 году потребление ресурсов во всём мире может вырасти в 2,5 раза — с 79 до 167 гигатонн в год. Данное развитие событий предпочитают скрывать за такими многообещающими терминами как «экономика замкнутого цикла», «эффективность процессов» и «производительность ресурсов». Цель — завуалировать связь между потреблением ресурсов и генерированием прибыли («большее из меньшего»).
Интернет обещает покончить с расточительным потреблением ресурсов. Как частный, так и государственный сектор разглагольствуют о безбумажных налоговых декларациях, расчётных листах, письмах и квитанциях; виртуальном взаимодействии вместо совещаний лицом к лицу.
Эстония: страна, которая совершила цифровой переход
Крошечная страна на севере Европы с населением в 1,3 миллиона человек носит звание самой цифровизированной страны в мире. Девяносто девять процентов государственных услуг в Эстонии предоставляются онлайн. Помимо разве что браков, разводов и крупных банковских операций, всё делается дистанционно. Каждый гражданин имеет электронную идентификационную карту, с помощью которой можно заплатить налоги, зарегистрировать стартап, записаться в библиотеку, воспользоваться общественным транспортом и даже проголосовать.
Выгоды курса на цифровизацию очевидны: Эстония имеет более высокий ВВП, чем другие страны Балтии; правительство работает более эффективно, а расходы на его содержание ниже, чем в других странах. Выигрывает и окружающая среда. Каждый месяц цифровое государство экономит бесчисленное количество бумаги и электроэнергии. «Ежегодная экономия составляет 2 процента ВВП», — говорит бывший президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес.
О чём эстонцы умалчивают, однако, так это о физической, энергетической и ИТ-инфраструктуре, которая поддерживает функционирование государственного аппарата. Никого не интересует, какими средствами достигается желаемая цель.
Три типа специалистов сделали так, чтобы пользователи смартфонов и планшетов забыли о реальном, материальном мире: теоретики, рекламщики и дизайнеры.
Теоретики задумывали интернет как пространство тотальной свободы слова. Используя его, радикальные либертарианцы призывали к устранению государства. Одним из этих радикалов был политический активист Джон Перри Барлоу. Выступая против контроля государства над интернетом, в 1966 году он опубликовал свою знаменитую Декларацию независимости киберпространства: «Ваши правовые концепции собственности, самовыражения, индивидуальности, перемещения и контекста неприменимы к нам. Они базируются на материальности, но здесь нет материальности». По мнению Барлоу, настоящая политическая свобода возможна только в электронном мире: «Наши индивидуальности не телесны, так что, в отличие от вас, мы не можем добиваться порядка через физическое принуждение».
Это утопическое представление об освобождении из оков материи проникло и в мир бизнеса. Экономика знаний основана не на ресурсах, а на ноу-хау и креативности, и предположительно подразумевает безграничный и устойчивый рост. И действительно, в начале 1980-х годов 100 богатейших компаний в США «либо выкапывали что-то из земли, либо производили из природных ресурсов нечто, что можно подержать в руках», — пишет бизнес-эксперт Сет Годин. Сегодня, пишет журналист Крис Андерсон, «всего 32 из 100 богатейших компаний производят продукты, к которым можно прикоснуться руками, от самолётов и машин до химикатов, еды и металла. Остальные 68 зарабатывают преимущественно на идеях. Одни предоставляют услуги (например, здравоохранительные и телекоммуникационные). Другие создают продукты, которые являются интеллектуальной собственностью (например, лекарства и полупроводники, стоимость производства которых ничтожна по сравнению с затратами на их изобретение)».
Так родилась новая модель, в которой место продажи физического объекта заняла продажа услуг или доступа к переживаниям. Именно так делают деньги платформы вроде Spotify и Apple Music, которые продают музыку, а не музыкальные диски. Отсюда всего один шаг до продажи света вместо лампочек, транспортных услуг вместо машин и печатных услуг вместо принтеров. Объект всё больше отдаляется.
В своём диалоге «Федон» Платон утверждал, что тело (состоящее из материи, и следовательно лишённое ценности) препятствует поиску истины. Вот почему он отдавал предпочтение душе. В XXI веке армии инженеров и продажников адаптируют идеи Платона к реалиям рыночной экономики при помощи Excel-таблиц и PowerPoint-презентаций.
Рекламщики, используя маркетинговый лексикон, наделили цифровой мир атрибутами виртуальности. Не задумываясь о смысле используемых нами слов, мы говорим о «дематериализованных деньгах» и шлемах «голографической», «виртуальной» и «дополненной реальности». Однако наиболее вводящее в заблуждение понятие — это «облако», предположительно нематериальное пространство для хранения документов.
Дизайнеры, используя свою креативность, отделили физическое от цифрового. Контакт потребителя с цифровым миром осуществляется через смартфон. Эстетическое совершенство смартфона кажется несовместимым с понятием загрязнения. Элегантный, минималистичный дизайн устройств Apple во многом способствовал данному представлению. По словам Стива Джобса, дизайн продуктов его компании был вдохновлён дзен-буддизмом — философией простоты и аскетизма.
Стремление Джобса к эстетическому совершенству продуктов внушило миллиардам пользователей ложную идею о том, что цифровые продукты безвредны для планеты.
Все усилия по дематериализации за последние 5 тысяч лет свидетельствуют об обратном. Изобретение письменности в Месопотамии было первым средством дематериализации — дематериализации самого человека. «Письменное слово имеет свойство быть доступным в любой момент. Благодаря письменности правитель может издать чёткий указ без своего физического присутствия в определённом месте». Когда древние общества стали более сложными, валюта начала использоваться для обозначения ценности товаров. «Товары, изделия и продовольствие стали оцениваться с точки зрения их денёжной стоимости; благодаря этому торговля стала возможной без физического наличия продаваемых и покупаемых товаров». С появилением векселей «были дематериализованы и деньги». Сегодня, используя современные технологии, «человек поручает машинам думать за него, что дематерилизует его мысли» (калькулятор), слова (телефон) и внешность (визуальные медиа).
Таким образом, дематериализация началась задолго до появления компьютеров. На смену животным пришёл металл, на смену металлу — бумага, на смену бумаге — цифровые технологии. Предыдущие ресурсы с каждым переходом не исчезали; к ним добавлялся новый ресурс с более полезными свойствами.
Эпоха электронных чисток
В конце 2019 года, в разгар торговой войны с США, Пекин поручил всем государственным институтам и компаниям в течение 3 лет заменить все компьютеры и всё программное обеспечение фирм Dell, HP и Microsoft китайскими аналогами. Никого не интересовал вопрос: а что произойдёт с 20 или 30 миллионами полностью исправных устройств, которые высшие чиновники запретили использовать? Будут ли они отправлены на переработку? Или окажутся на незаконной свалке вроде свалки в Гуйюй в провинции Гуандун на юге Китая?
На протяжении истории было множество политических чисток. Теперь мы вступаем в эпоху электронных чисток: миллионы компьютеров объявляются нежелательными из-за того, в какой стране они были сделаны, и внезапно перестают использоваться.
Это происходит не только в Китае: из-за угрозы шпионажа правительство США в конце 2020 года выделило почти 2 миллиарда долларов на замену всего оборудования для связи и видеонаблюдения, установленного китайскими компаниями. Несколько европейских стран последовали примеру американцев и демонтировали тысячи 5G антенн Huawei.
Утилизация оборудования (пусть и по политическим причинам) отсылает к стратегии планируемого устаревания, имеющей целью сократить срок эксплуатации продукта. Планируемое устаревание может быть не только «материальным», когда определённый компонент смартфона (чаще всего аккумулятор) выходит из строя и не подлежит замене (поскольку он намертво приклеен к корпусу), но и культурным, когда предыдущая технология перестаёт пользоваться спросом из-за появления более новой. К 2025 году 80 процентов компаний закроют свои дата-центры и перенесут все данные в облачные хранилища. Это приведёт к миллионам выброшенных серверов по всему миру.
Есть ещё устаревание ПО, когда электронный продукт перестаёт работать после обновления, которое делает его несовместимым с устройством. Главные виновники в данном случае — производители ПО. Новые приложения требуют всё больше памяти и вычислительной мощности и содержат функции, съедающие заряд батареи (раздутое ПО). «Средний вес веб-страниц с 1995 по 2015 год вырос в 115 раз». А мощность, необходимая для написания текстового сообщения, растёт вдвое каждые 2—3 года. Как следствие, устройства начинают тормозить, что побуждает пользователей заменять их новыми и более мощными. Это объясняет, почему за последние 30 лет жизненный цикл компьютера сократился с 11 до 4 лет.
Homo sapiens превращается в homo detritus. Человечество ежегодно производит объём электронных отходов, равный 5 тысячам Эйфелевых башен.
Влияние антропоцена не ограничивается изменением климата и закислением океана. В 2017 году исследователи обнаружили, что в результате человеческой деятельности появилось 208 новых минералов (преимущественно из-за добычи полезных ископаемых и электронных отходов — например, закапывания в землю полупроводников и аккумуляторов). Извлекая из земли экзотические минералы вроде неалита, девилина и гидромагнезита, геологи XXX века смогут восстановить наш образ жизни так же, как это делаем мы, раскапывая древнеримские и египетские артефакты.
В будущем мире интернета всего (IoE) каждый предмет и каждый живой организм — дома, дикие животные, хвойные леса и машины — будет «умным» и «подключённым к сети». А по окончании своего жизненного цикла все эти сотни миллиардов предметов и существ, напичканных датчиками, будут превращаться в электронные отходы. Даже мёртвые люди, которым были вживлены мозговые импланты и искусственные органы, станут электронными отходами. Следующим поколениям придётся придумать, как продлевать жизненный цикл уже существующих продуктов вместо того, чтобы производить новые.
Но что наши дети будут иметь право делать с этими продуктами? К сожалению, это далеко не праздный вопрос. Производители вот уже много лет лишают пользователей права ремонтировать электронику. Покупая смартфон, например, пользователь приобретает право только на использование операционной системы, но не на её модификацию.
Американская компания John Deere не позволяет своим клиентам ремонтировать тракторы; хоть клиенты и владеют самими тракторами, установленным на них ПО по-прежнему владеет John Deere!
С 2020 года данную стратегию практикует и Apple, разрешая только авторизированным центрам ремонтировать камеры на iPhone. Встроенное ПО «позволяет продавцу контролировать, кто может делать ремонт, когда и по какой цене … а поскольку во многих случаях продукт не подлежит ремонту, вам приходится покупать новый», — говорит Кайл Виенс, основатель компании iFixit.
Аналогичный подход уже давно практикуется агрохимической компанией Monsanto, которая продаёт индийским фермерам лицензию на посев своих семян, но не продаёт им сами семена. Поскольку фермеры не владеют семенами, они ежегодно вынуждены покупать новые семена у Monsanto вместо того, чтобы сеять те, которые у них остались. Все мы вскоре можем стать, как эти индийские фермеры, ведь наше право на владение продуктами постоянно ограничивается самыми разными патентами, которые не позволяют нам распоряжаться электронными устройствами по своему усмотрению.
Цифровой мир может быть другим
В следующие несколько десятилетий то, что скрывается под корпусом смартфона, капотом машины и клавиатурой ноутбука, станет объектом ожесточённого противостояния. По одну сторону будут производители, всеми правдами и неправдами пытающиеся сделать нас более зависимыми от своих продуктов. По другую — организованные группы потребителей, стремящихся вернуть себе контроль над окружающими их вещами. Данное движение зародилось 25 лет назад в Германии и США и привело к созданию тысяч фаблабов по всему миру. Философия этих мастерских проста: если хочешь знать, как что-то устроено, сделай это сам! Позже возникли ремонтные кафе, где каждый может принести сломанную электронику и починить её с помощью волонтёров.
Есть множество способов ограничить негативное влияние устройств. Продайте свои подержанные устройства на Swappa или Back Market; найдите запчасти и пособия по ремонту на Spareka; арендуйте смартфон на Commown вместо того, чтобы покупать новый, и т.д. Данные примеры показывают: потребители осознают, что они, как и компании, несут ответственность за цифровое загрязнение, и могут что-то изменить. Правительства могли бы поощрять данные инициативы, а также установить 10-летний период совместимости устройств с новым ПО и требовать от производителей предоставлять запчасти для продаваемых продуктов.
ТЁМНАЯ МАТЕРИЯ ЦИФРОВОГО МИРА
Любой астрофизик скажет вам, что невооружённым глазом можно увидеть лишь крошечную часть космоса (всего около 3 тысяч звёзд), тогда как Млечный Путь содержит более 100 миллиардов звёзд. Во Вселенной также 100 миллиардов галактик. Однако всё это вместе составляет лишь 20 процентов массы Вселенной. Остальное приходится на загадчную тёмную материю, о которой нам известно очень мало. Вот почему для наблюдений за космосом используются технологии, измеряющие гамма-лучи, ультрафиолетовое и инфракрасное излучение, гравитационные волны. Точно так же, нам следует использовать менее очевидные инструменты, чтобы составить представление о невидимом загрязнении, порождаемом цифровыми технологиями.
MIPS и внутреннее устройство материи
Йенс Тойблер из Вуппертальского института в Германии отчётливо помнит момент, когда впервые увидел изображение мужчины с обручальным кольцом на пальце и огромным рюкзаком на спине, олицетворяющим реальный физический вес кольца. Это была иллюстрация революционного метода MIPS, разработанного институтом в 1990-х годах. Данный метод служит для оценки количества ресурсов, необходимого для производства товара или предоставления услуги.
Чтобы оценить своё воздействие на окружающую среду, компании измеряют выбросы СО2. И это логично. Борьба с глобальным потеплением — приоритет экологической политики: Зелёный пакт для Европы ставит за цель достичь углеродной нейтральности в ЕС к 2050 году, а Китай недавно пообещал сделать то же самое к 2060. Однако учитывать исключительно выбросы СО2 — это «очень редукционистский подход», говорит эксперт в области интернета вещей (IoT) Карина Сэмюэл.
Метод MIPS предлагает кардинально новый подход: принимать в расчёт экологический ущерб, причиняемый не самим продуктом, а процессом его производства.
Метод учитывает все ресурсы, которые задействованы в производстве, использовании и переработке продукта, будь то предмет одежды, бутылка апельсинового сока, ковёр или смартфон: возобновляемые и невозобновляемые ресурсы (растения и минералы), переход на новые участки при подсечно-переложном земледелии, использование воды и химикатов.
Например, для производства футболки на фабрике в Индии требуется электричество, которое вырабатывается путём сжигания угля, для добычи которого необходимо вырубить сосновый лес, и т.д. MIPS учитывает не только хлопок, но также кирпичи для строительства фабрики, вольфрамовые нити накаливания для освещения помещения, уголь для выработки электроэнергии, деревья, которые были срублены для посадки хлопка, и т.д.
Метод MIPS — аналог эффекта бабочки в мире материалов. Точно так же, как взмах крыльев бабочки может вызвать ураган на другом конце света, каждый этап производства простого предмета одежды может оказывать влияние на окружающую среду во всём мире.
Для производства одной футболки требуется 226 килограммов ресурсов, литра апельсинового сока — 100 килограммов, газеты — 10 килограммов, а содержащего несколько граммов золота обручального кольца — 3 тонны. Реальный вес окружающих нас предметов в среднем в 30 раз выше, чем мы привыкли считать.
Можно также подсчитать MIPS услуги или акта потребления. Например, один километр езды на машине обходится в 1 килограмм ресурсов, а час просмотра телевизора — в 2 килограмма. Текстовое сообщение «весит» 0,632 килограмма.
Ошеломляющий MIPS цифровых технологий
Цифровые технологии имеют высокий MIPS из-за большого количества содержащихся в них металлов, особенно редких металлов, добыча которых сопряжена с большими трудностями. При производстве 2-килограммового ноутбука, среди прочего, используется 22 килограмма химикатов, 244 килограмма топлива и 1,5 тонны воды. Коэффициент MIPS телевизора колеблется в пределах от 200 к 1 до 1,000 к 1 (то есть, производство 15-килограммового телевизора требует от 3 до 15 тонн сырья), смартфона — 1,200 к 1 (183 килограмма сырья на конечный продукт весом 150 граммов). Однако самый высокий MIPS имеет чип: 32 килограмма сырья на изготовление микросхемы весом 2 грамма (16,000 к 1).
Экологический вред нанотехнологий
Всего несколько компаний — Samsung в Южной Корее, Intel и Qualcomm в США, TSMC на Тайване — ежегодно производят около 100 миллиардов чипов для самой разной электроники, от ноутбуков, стиральных машин и мобильных телефонов до ракет. Чипы — один из самых сложных электронных компонентов. Для их производства требуется 60 видов сырья, в том числе кремний, бор, мышьяк, вольфрам и медь, очищенные на 99,9999999 процентов. Производство транзисторов — сложный процесс. А микрочипы могут содержать до 20 миллиардов транзисторов. Пятьдесят чипов на одной пластине — это тысяча миллиардов транзисторов, «в 4 раза больше, чем количество звёзд в Млечном Пути». В процесс создания микросхемы вовлечены тысячи субподрядчиков в десятках стран мира.
Если есть предмет, олицетворяющий глобализацию, то это, без сомнения, чип.
Жан-Пьер Коланж говорит:
«Кварцевая шахта, скорее всего, находится в Южной Африке; кремниевые пластины производятся в Японии; оборудование для фотолитографии импортируется из Нидерландов; Австрия — один из главных мировых производителей вакуумных насосов, шарикоподшипники для которых делают в Германии; упаковывают микросхемы в целях экономии средств во Вьетнаме; оттуда они отправляются в Foxconn в Китае, где их устанавливают на iPhone; чтобы оптимизировать процесс, TSMC использует ПО, разработанное в итальянских и шотландских университетах».
Одна только логистика требует «чудовищного количества энергии», — говорит исследователь Карина Сэмюэл.
Гонка за энергию
Добыча и очистка кремния, изготовление пластин при температуре 1,400 градусов Цельсия, ультрафиолетовое освещение и многократные очистительные процедуры для пластин — всё это сопряжено с огромным расходом энергии. Казалось бы, разумно было бы попытаться минимизировать затраты энергии, хотя бы просто в целях экономии средств. Но «чем меньше энергии потребляют производители чипов, тем ниже их прибыль», — объясняет Жан-Пьер Коланж. Конкуренция в данной отрасли очень высока. Всего одного контракта с компанией вроде Apple или Huawei достаточно, чтобы бизнес продержался на плаву целый год. А чего хотят производители смартфонов? Более скоростные и более функциональные устройства.
Будучи зависимыми от технических спецификаций своих клиентов, компании вроде TSMC вынуждены совершенствовать свой производственный процесс высокими темпами. Очень скоро производить транзисторы размером от 5 до 7 нанометров будет недостаточно, и TSMC уже пообещала уменьшить размер до 3 или даже 1 нанометра. Поэтому нет ничего удивительного в том, что вес сжигаемого топлива в несколько сотен раз превышает вес готовой микросхемы. По словам Агнес Крепе, большинство производителей микросхем «не заинтересованы в уменьшении своего углеродного следа». В их оправдание стоит сказать, что потребители не более экологически сознательны, чем производители.
Влияние подобного подхода на общественное здоровье и окружающую среду отчётливо видно на примере Тайваня — страны, производящей больше электроники на душу населения, чем любая другая страна мира. На тайваньскую TSMC приходится более половины всех производимых в мире полупроводников. В последние годы компания столкнулась со множеством обвинений в загрязнении окружающей среды. Точные цифры неизвестны, однако при производстве одного килограмма кремния образуется 280 килограммов химических отходов. Более того, микросхемы должны обмываться деионизированной водой (которая чище, чем дистиллированная вода) на каждой стадии производственного процесса. Как следствие, TSMC потребляет около 156 тысяч тонн воды в день (86 процентов используется повторно). Ещё больше впечатляет количество потребляемой TSMC электроэнергии.
Тайваньские фабрики TSMC потребляют эквивалент генерации трёх ядерных реакторов, или 3 процента электроэнергии, потребляемой всей страной (ожидается, что за следующие 10 лет эта цифра вырастет вдвое).
А поскольку 43 процента электричества в стране вырабатывается угольными и нефтяными электростанциями, «углеродный след тайваньской электронной индустрии составляет 10 процентов всех выбросов страны», — говорит Коланж.
Правление TSMC недавно приняло решение перейти на возобновляемую энергию. Однако праздновать рано. Тайваньские производители чипов потребляют так много электроэнергии, что они не готовы быстро отказаться от угля. Более того, они производят другой, невидимый вид загрязнения — выбросы фторсодержащих газов.
Смертоносный туман цифровой индустрии
Весной 2019 года Датун, город с населением 3,4 миллиона человек, расположенный в 300 километрах к западу от Пекина, на 3 дня окутал смог. Главный враг китайских конурбаций — это двуокись углерода. Когда дым, выделяемый угольными электростанциями, ветром приносит в центры городов, лучше не выходить из дома. Однако двуокись углерода — не единственный газ, угрожающий человечеству. Среди используемых в цифровой индустрии и индустрии микроэлектроники бесцветных, невоспламеняющихся веществ без запаха, которые вносят вклад в глобальное потеление — 50 фторсодержащих газов, о которых нам известно очень мало.
HFC, SF6, PFC, NF3 и CF4 — вот лишь некоторые из химических формул этих газов, содержащих один или несколько атомов фтора. Эти газы используются в системах кондиционирования для охлаждения машин, помещений и дата-центров. А ещё, благодаря своим химическим свойствам, фторсодержащие газы используются при производстве полупроводников, микросхем и плоскопанельных дисплеев. Их общий объём составляет всего 2 процента всех выбросов парниковых газов. Главный из фторсодержащих газов, HFC, в отличие от CFC, которому он пришёл на смену, имеет одно огромное преимущество — он не разрушает озоновый слой. Но не всё так однозначно.
Депутат Европейского парламента Бас Эйкхаут, который уже много лет борется за ограничение использования фторсодержащих газов в Европе, объясняет: «Этот газ намного мощнее двуокиси углерода». Его потенциал глобального потепления в 2,000 раз выше. NF3 в 17,000 раз эффективнее удерживает тепло в атмосфере, чем двуокись углерода. А SF6, самый мощный парниковый газ, — в 23,500 раз. «Один килограмм SF6 нагревает планету так же, как 24 человека, летящих из Лондона в Нью-Йорк», — говорит британский журналист Мэтт МакГрат. Было бы логично ограничить использование этих газов, раз мы боремся с изменением климата. Однако происходит наоборот, так как спрос на 5G, алгоритмы, хранение данных и здания и машины с кондиционерами постоянно растёт.
Поскольку фторсодержащие газы синтетические, они не распадаются естественным путём и остаются в атмосфере очень долго: NF3 — 740 лет, SF6 — 3,200 лет, а CF4 — 50,000 лет. Это экологическая бомба с часовым механизмом.
Об опасности фторсодержащих газов известно давно. В 1975 году индийский климатолог Вирабхадран Раманатан публично заявил о том, что HFC способствует глобальному потеплению. Почему никто к нему не прислушался? Во-первых, потому что HFC значительно менее опасен, чем CFC, который он заменил (и который ответственен за дыру в озоновом слое). Во-вторых, «в 1975 году никто не беспокоился по поводу глобального потепления». Фторсодержащие газы широко использовались до 2016 года, когда международное сообщество собралось в столице Руанды, Кигали, чтобы обсудить их запрет. В итоге 197 стран-подписантов согласились на поэтапный отказ от HFC. Кигальская поправка должна была стать прорывом. Однако чтобы достичь консенсуса, некоторым странам пришлось предоставить отсрочку. Китай, крупнейший мировой производитель HFC, начнёт отказываться от него только в 2029 году, а Индия — в 2032.
Honeywell: нефть и ложка дёгтя в бочке мёда
Теоретически, нет необходимости так долго ждать с отказом от HFC, поскольку альтернатива им уже есть: HFO (гидрофторолефин). Под брендом Solstice его производит американская компания Honeywell. HFO имеет намного более низкий потенциал глобального потепления, чем HFC. Однако прежде чем может начаться широкое использование этого волшебного газа, необходимо отдать дань законам бизнеса. Honeywell вложила в Solstice сотни миллионов долларов. Чтобы вклад окупился, компания запатентовала продукт до 2030 года, и продаёт его по цене в 20 раз превышающей цену HFC. Хоть цена, возможно, и оправдана, она непосильна для развивающихся стран.
В США использование HFC по-прежнему не запрещено. Европа действует более решительно. Начиная с 2006 года, использование фторсодержащих газов там стабильно сокращается. Но Европа — это всего одна пятая человечества.
ИССЛЕДОВАНИЕ ОБЛАКА
На здании без окон по адресу Science Park, 610 в Амстердаме, где располагается дата-центр Equinix AM3, отсутствуют вывески, и нет никаких указаний на то, что происходит внутри. Запущенный в 2017 году, Equinix AM3 может обмениваться данными с 80 процентами европейского континента менее чем за 50 миллисекунд. А ещё он является частью того, что принято называть облаком.
Фабрики цифрового века
Наши смартфоны соединены с дата-центром. Когда мы покупаем билеты на самолёт, заказываем пиццу или звоним другу, наши интерфейсы не контактируют напрямую с интерфейсами EasyJet, Pizza Hut или Майка. Между двумя точками есть промежуточный пункт, в котором информация хранится и обрабатывается. Наши фотографии в Instagram, видео в Facebook и сообщения в WhatsApp находятся не только в памяти нашего телефона; они также хранятся в этих промежуточных пунктах — то есть, на серверах, — с которыми мы обмениваемся данными, когда пользуемся интернетом.
На протяжении долгого времени компании хранили данные на местах, в так называемых технических помещениях. Сегодня крупнейшие компании мира вроде Google, Facebook и Apple по-прежнему пользуются собственными серверами. Однако всё больше компаний из финансовых соображений и соображений безопасности предоставляют управление своими серверами провайдерам (Equinix, Interxion, EdgeConneX, CyrusOne, Alibaba Cloud, Amazon Web Service), которые размещают данные своих клиентов в колокационных дата-центрах — чём-то вроде отелей для серверов. Из этих дата-центров и состоит облако. «Ежедневно мы пользуемся услугами, вероятно, 100 дата-центов в десяти разных странах», — говорит Фредрик Каллиониеми, коммерческий директор опаратора дата-центров Hydro66. Однако обычно мы даже не задумываемся о существовании дата-центров. Это скрытная отрасль. Внешне дата-центры ничем не отличаются от обычных зданий. Модный район Сантье в центре Парижа переполнен дата-центрами, распложенными в старых промышленных зданиях. По адресу бульвар Вольтера, 138 находится дата-центр оператора Telehouse площадью 7 тысяч квадратных метров. В Нью-Йорке дата-центром служит 23-этажное здание телеграфа Western Union по адресу Хадсон-стрит, 60. В Лондоне на территории кампуса Университета Восточного Лондона в районе Доклендс расположено около 20 дата-центров.
За последние 10 лет облако «пустило корни» во всех главных коммуникационных хабах, от Вашингтона и Гонконга до Йоханессбурга и Сан-Паулу, а также в большинстве финансовых центров: Лондоне, Франкфурте, Нью-Йорке, Париже и Амстердаме. Всего есть около 3 миллионов дата-центров площадью 500 квадратных метров, 85 тысяч дата-центров среднего размера и 10 тысяч дата-центров размера Equinix AM4. Есть также более 500 гигантских дата-центров размером с футбольное поле.
Любопытный парадокс: чем больше мы рассуждаем о переориентации экономики на сферу услуг, тем больше разговоров о «фермах» и «фабриках» данных, информационных «хабах», «путях» и «магистралях» — понятиях из сельского хозяйства и промышленности, которые должна была заменить собой сфера услуг.
Мировой рынок инфраструктуры для хранения данных, ныне оценивается примерно в 124 миллиарда евро и ежегодно растёт на 7 процентов.
Давайте попробуем представить себе это цунами данных. Возьмите стакан и подставьте его под кран. Предположим, одна капля воды равняется 1 байту. Тогда тысяча капель (1 килобайт, или короткое электронное письмо) — это 100 миллилитров воды, или полстакана. Повторите это тысячу раз и получите мегабайт — 1-минутный MP3 файл, или 100 литров воды. Один гигабайт (что в тысячу раз больше) — это двухчасовой фильм, и полный резервуар для дождевой воды. Терабайта достаточно, чтобы разместить половину коллекции Национальной библиотеки Франции; а ещё это 27 олимпийских бассейнов. А 5 эксабайт данных, производимых в мире каждый год, равны объёму воды, содержащемуся в пяти Женевских озёрах. Человечество в буквальном смысле утопает в данных.
Менее известные возможности электросамокатов
Впервые появившись на улицах Санта-Моники, штат Калифорния, в 2017 году, электросамокаты быстро приобрели популярность во всём мире. Рыночная капитализаиця пионеров в данной области — Lime, Bird, Jump и Lyft — на рекордно высоком уровне. «Около десятка кикшеринг-стартапов уже привлекли инвестиции на сумму более чем 1,5 милларда долларов, и, по нашим ожиданиям, к 2025 году глобальный рынок достигнет 40—50 миллиардов», — утверждает одна консалтинговая фирма.
Однако электросамокаты не очень надёжны. Они редко служат дольше нескольких месяцев. Так что аренда электросамокатов — не самый прибыльный бизнес; тем не менее, инвестиционные фонды активно вкладывают в кикшеринг. Может, дело в том, что в ближайшем будущем электросамокаты станут более надёжными и более прибыльными. А, может, в том, что кикшеринговые компании «собирают огромное количество данных, генерируемых передвижениями их клиентов». Создавая аккаунт в специальном приложении, вы сообщаете своё имя, электронный и почтовый адреса, номер телефона, банковские реквизиты и предоставляете доступ к своей истории платежей. Оператор получает информацию о ваших передвижениях благодаря встроенным в электросамокаты датчиками и данным, передаваемым вашим мобильным телефоном.
Операторы проявляют активный интерес к тому, как мы перемещаемся по городу. Ведь чтобы добраться из точки А в точку В, можно, например, воспользоваться такси, электросамокатом и автобусом. Священный Грааль называется «мобильность как услуга»: это единый сервис, объединяющий все виды транспорта. Услуги кикшеринга — это всего лишь один из способов получить доступ к огромному рынку, что невозможно сделать без подробной и точной информации о привычных способах передвижения пользователей. «Что компания вроде Bird сделает с собранными данными о наших передвижениях? Заработает на них много денег!» — говорит специалист по геомаркетингу. По крайней мере, именно на это рассчитывают инвесторы, когда доводят рыночную капитализацию компании до 2 миллиардов долларов всего за один год. Данные являются стратегическим активом для компаний, стремящихся найти способы передвижения, лучше всего подходящие для наших нужд. Однако здесь есть одна уловка.
Пользуясь электросамокатом, вы даёте согласие на то, что оператор будет делиться вашими данными «с третьими сторонами в исследовательских, коммерческих или других целях». В сущности, вы соглашаетесь на использование оператором трекера, собирающего о вас дополнительную информацию, не связанную с использованием электросамоката. «Трекеры от Facebook и Google наиболее распространены в приложениях».
Трекер AppsFlyer (Bolt, Bird) исследует вашу историю поисков в браузере, Tune (Bolt) собирает ваши геолокационные данные, Adjust (Bird, Dott, Hive) отслеживает все ваши покупки, а Branch (Lime) собирает цифровые отпечатки устройств.
Эти трекеры делают возможной персонализированную рекламу, а также геофенсинг (специальное предложение, которое вы получаете на телефон, проходя мимо магазина одежды) и сегментацию (рассылка сообщений определённой группе населения).
«Данные о наших передвижениях сообщают о нашей жизни больше, чем любые другие данные», — говорит Мохаммад Тайзар, адводкат из Американского союза защиты гражданских свобод (АСЗГС). На основе этих данных можно узнать наш домашний адрес, наше вероисповедание, наши политические взгляды и даже болезни, которыми мы страдаем.
Конец анонимности
В 2014 году австралийский исследователь Энтони Токар, используя находящиеся в открытом доступе данные, отследил маршруты останавливающихся перед нью-йоркским стриптиз-клубом такси и установил домашние адреса постоянных посетителей. Кто-то может сказать, что данные анонимизированы. Однако, утверждает инженер Лиам Ньюкомб, на самом деле «данные почти невозможно анонимизировать; единственный надёжный способ предотвратить злоупотребление данными — это не собирать их вовсе». А немецкий профессор ИТ-безопасности Торстен Штруфе прямо заявляет, что «анонимизация данных — это обман».
Данные, собранные при помощи электросамокатов, могут позже быть сопоставлены с данными, которые собрали о вас другие компании.
Брокеры данных покупают информацию и составляют полные профили пользователей, после чего продают их тому, кто больше заплатит. Профиль пользователя может включать до 1,500 параметров, которое продаются отдельно (30 центов за имя и фамилию) или вместе (в среднем 600 евро).
Глобальный рынок оценивается в 300 миллиардов евро. Давая согласие, вы лишаетесь контроля над тем, как будут использоваться ваши данные. Ваши данные могут циркулировать по сотням дата-центров во всём мире, и вы не будете иметь ни малейшего понятия о том, для чего они используются.
Некоммерческие организации не раз предупреждали о том, что данные геолокации могут использоваться правительствами в целях за гражданами. Lime и Bird признают, что делятся данными с правительствами, если считают, что в этом есть необходимость. Это нарушение нашего базового права на приватность. «Китайская система социального рейтинга — это лишь более неприкрытая версия того, что мы наблюдаем в западных странах», — говорит Лиам Ньюкомб.
Умножение данных
Поскольку данные превратились в новый философский камень, способный превратить убыточный бизнес в машину по зарабатыванию денег, компании хранят всё. Будем объективны: данные могут помочь улучшить мир. С их помощью можно более эффективно выявлять рак, с более высокой точностью прогнозировать возникновение эпидемий и сделать предиктивную медицину доступной для большего количества людей. Большие данные также могут позволить правительствам работать более эффективно, некоммерческим организациям лучше помогать нуждающимся, и школьные программы адаптировать под нужды учеников. Учитывая огромные объёмы данных, которые мы собираем о Вселенной, считает шведский академик Карл Андерссон, возможно даже, что на одном из серверов у нас уже есть доказательства наличия жизни на других планетах, просто на данный момент у нас ещё нет достаточно мощных инструментов, чтобы их расшифровать.
Каждый из нас генерирует около 150 гигабайт данных в день — достаточно, чтобы заполнить память девяти 16-гигабайтных iPhone. Если в 2015 году человечество произвело 12 зеттабайт информации, то в 2035 произведёт 2,142 — почти в 180 раз больше.
«Цифры просто сумасшедшие. Если конвертировать темпы ускорения производства данных в бумажную форму, то получим стопку, которая будет взмывать вверх быстрее, чем взлетающая ракета», — говорит Фредрик Каллиониеми. Данные, собираемые кикшеринговыми операторами, — лишь крошечная капля в океане данных, однако и ими заполнено несколько сотен серверов.
Систематический сбор всех видов данных повышает потребность в дата-центрах. Как следствие, в коммуне Плен на севере Парижа, где уже находится 47 дата-центров, вскоре появится цифровая фабрика площадью 40,000 квадратных метров — в 5 раз больше, чем поле стадиона «Стад де Франс». В Китае по всей стране возникают «облачные города». Самый крупный дата-центр в мире находится всего в часе езды от Пекина, в городе Ланфан, и занимает площадь в 600,000 квадратных метров (110 футбольных полей).
Со временем появился спрос на услуги агентов по недвижимости, которые ищут по всему миру подходящие места для следующих фрагментов облака: предпочтительно, подальше от потенциальных наводнений, сельскохозяйственных угодий, жилых районов, воздушных корридоров и железнодорожных путей, чтобы снизить риск происшествий, однако также не более чем в часе езды от международного аэропорта, чтобы можно было привлечь самых талантливых сотрудников. А ещё нужны надёжные электросети, благоприятные налоговые условия, привлекательные цены на землю и умелые строители, чтобы новый дата-центр мог заработать максимум через полтора года.
Человек, который пытался перекрыть воду АНБ
Помимо сбора наших данных в коммерческих целях, Google также передаёт нашу историю поисковых запросов АНБ. Агентство также отслеживает нашу электронную переписку, наши телефонные звонки, наши штрафы за парковку, маршруты наших поездок, покупки книг и т.д. В 2013 году, когда был разработан проект флагманского дата-центра АНБ территории тренировочного центра Национальной гвардии на окраине Блаффдейла, штат Юта, это был третий по величине дата-центр в мире.
Почему Блаффдейл? Из-за квалифицированных и патриотически настроенных кадров (которые не станут ставить под сомнение деятельность агентства), но также из-за очень низких цен на воду, которая необходима для охлаждения дата-центров. Для охлаждения дата-центра средних размеров требуется 60 тысяч кубических метров воды в год (160 олимпийских бассейнов). Однако Юта — третий самый сухой штат в США. Журналист газеты Salt Lake Tribune Нэйт Карлайл задался вопросом: откуда поступает вода и хватит ли её? Карлайл запросил информацию об использовании воды АНБ. Поначалу агентство отклонило запрос, заявив, что на основании этой информации можно было бы определить, сколько данных собирает и хранит АНБ, но 2 месяца спустя все же призналось, что дата-центр потребляет от 100 до 200 тысяч кубометров воды в месяц.
Раскрытие данной информации спровоцировало неожиданное противостояние. Узнав о произошедшем, некоммерческая организация Центр десятой поправки взялась за дело. Возмущённые информацией, которую ранее слил Эдвард Сноуден, защитники гражданских прав задались целью помешать деятельности АНБ. В ходе расследования исполнительный директор ЦДП Майкл Болдин узнал, что несколькими годами ранее другой дата-центр АНБ в Балтиморе едва не «положил» местную энергосистему. Осознав, что вода — это ахиллесова пята АНБ, Болдин решил подать против агентства иск, ссылаясь на 10-ую поправку, согласно которой штат не обязан предоставлять материальную поддержку федеральному правительству. Он также сослался на прецедент, который случился в 2007 году в Неваде, когда штат выступил против создания хранилища ядерных отходов в горе Юкка, отказавшись предоставлять федеральному правительству доступ к своим водным ресурсам и тем самым вынудив администрацию Обамы отказаться от планов. Юта хотела в буквальном смысле перекрыть воду АНБ.
Здесь на сцене появился неожиданный политик — Марк Робертс, член Республиканской партии и Палаты представителей штата Юта. В 2014 году он вынес на голосование проект закона, «позволяющий штату отказывать в материальной поддержке любому федеральному агентству, занимающемуся сбором данных и слежкой». Нет воды, нет АНБ. Законопроект не был принят, однако в следующем году Робертс предпринял новую попытку. Она тоже провалилась. В итоге Робертс вынужден был сдаться.
Блаффдейл, тем временем, продолжает укреплять свою репутацию хаба для сбора данных. В 2021 году Facebook построил гигантский дата-центр в Игл-Маунтен, в 20 километрах от дата-центра АНБ.
Грязная слежка
Однако не всё потреяно. Блаффдейлское дело помогло установить взаимосвязь между массовой слежкой и экологией. Если данное мышление получит широкую поддержку среди граждан, может сформироваться мощное движение против государственной слежки, включающее не только защитников личных свобод, но и экоактивистов. Кто-то может заявить, что 12 статья Всеобщей декларации прав человека, 4 поправка к Конституции США и 8 статья Европейской конвенции по правам человека, в которых идёт речь о защите приватности, — это, по сути, экологические тексты, и что на их основе должен быть заключён новый общественный договор.
Однако это вряд ли произойдёт, так как уже появилось понятие «зелёной слежки». АНБ без устали превозносит свои солнечные панели, озеленённые крыши, электромобили и даже безводные туалеты, которые экономят 200 тысяч литров воды в год. А британская MI6 в 2014 году хвалила себя за сокращение выбросов СО2.
КОЛОССАЛЬНАЯ ТРАТА ЭЛЕКТРОЭНЕРГИИ
Всё становится быстрее. Каждую минуту 1,3 миллиона человек заходят на Facebook, 4,1 миллиона поисковых запросов вводятся в Google, 4,7 миллиона видеороликов просматриваются на YouTube и 1,1 миллиона долларов тратится в онлайн-магазинах. Однако время от времени вся эта активность останавливается, когда дата-центр перестаёт работать из-за отключения электричества, утечки в системе охлаждения или вируса. Подобные происшествия могут иметь серьёзные последствия. В 2012 году дата-центр Amazon Web Services пострадал от экстремальных погодных условий, из-за чего пользователи на 6 часов потеряли доступ к Instagram и Pinterest. В 2016 году мировой интернет-трафик упал на 40 проценов на 2 минуты, когда «лёг» Google. А в 2019 году на полдня перестал работать Gmail. Согласно опросу, треть компаний сталкивались с отключениями в прошлом году. Иногда всё оборачивается кошмаром: в 2017 году вышел из строя дата-центр British Airways, из-за чего было отменено 400 рейсов, и 75 тысяч пассажиров застряли в аэропорту Хитроу. «Устранение проблемы заняло два дня. Самолёты все это время простаивали на другом конце света. Убытки компании составили сотни миллионов долларов», — вспоминает Марк Эктон.
Буря в облаке
Один сбой в работе дата-центров компании запомнят надолго. Он произошёл в 2017 году в OVH, одной из крупнейших компаний облачных вычислений в мире. Утром 9 ноября в двух дата-центрах в Страсбурге отключилось питание. Для подобных случаев предусмотрены резервные генераторы. Однако по неизвестным причинам они не запустились. Пока специалисты работали над устранением неполадки, произошёл сбой в другом дата-центре, на этот раз в Рубе. Вероятность того, что «ляжет» один дата-центр, очень мала; а здесь «легло» два дата-центра, причём почти одновременно. Тревогу вселяло то, что у OVH было ещё 27 дата-центров в 19 странах; хостингом от OVH пользовалось 1,3 миллиона клиентов, в том числе 14 крупнейших компаний Франции и 20 из 500 крупнейших компаний мира. Сбой затронул десятки тысяч сайтов.
В основе интернета лежит императив «непрерывности услуг»: сеть должна работать бесперебойно. В интернете никогда не заходит солнце. Более того, мы больше не готовы ждать, пользуясь интернетом. «В конце 1990-х годов домашняя страница сайта должна была загружаться не более 8 секунд. Сегодня если страница не загружается за одну восьмую секунды, люди теряют терпение», — говорит директор Institut Datacenter Филипп Люс. Ситуация лишь усугубляется беспилотными автомобилями, которые анализируют препятствия в реальном времени; автоматическими торговыми системами, которые покупают и продают в считанные миллисекунды; и онлайн-магазинами, которые ежеминутно генерируют доход в миллионы долларов и фунтов. Вот почему дата-центр не может иметь перерывов в работе. По мере того, как конкуренция усиливается, многие компании начинают обещать, что их инфраструктура будет работать 99,995 процентов времени (не более 24 минут остановки в год).
Цифровая непрерывность любой ценой
Чтобы обеспечить бесперебойную работу, облачные провайдеры перестраховываются.
Прежде всего, они используют более одной энергосистемы и резервные генераторы. «Никакое другое здане не обходится дороже в расчёте на 1 квадратный метр, чем дата-центр», — говорит Филипп Люс. Как если бы этого было недостаточно, они дублируют сами дата-центры, акцентируя внимание на том, чтобы те находились на разных тектонических плитах. Последнее, что нам нужно, это чтобы землетрясение помешало нам выложить фотографию содержимого нашей тарелки в Instagram или сорвало свидание через Tinder. Предположительно, где-то в районе 2010 года инженеры Google признались, что сервис Gmail реплицирован 6 раз, тогда как среднестатистическое видео с котиками хранится как минимум на 7 дата-центрах в разных точках мира. А крупные финансовые организации, по слухам, реплицируют содержимое дата-центра 15 раз. А ещё провайдеры используют более мощную инфраструктуру на случай повышения трафика.
Следствие всех этих излишеств — колоссальная трата электроэнергии. Расследование, проведённое газетой «Нью-Йорк таймс», показало, что некоторые не использующиеся на полную мощность дата-центры расходуют впустую до 90 процентов потребляемой энергии. Сегодня известно, что дата-центры — одни из главных потребителей электричества в городах. «По слухам, в контракте Amazon Web Services в Парижском регионе прописано снабжение 155 мегаваттами электричества. Этого количества энергии хватило бы для обеспечения нужд 100-тысячного города». Сегодня на отрасль приходится 2 процента мирового потребления электричества. Учитывая темпы развития облачных услуг, к 2030 году цифра может вырасти в 4 раза.
В Амстердаме летят искры
Наряду с Дублином, Лондоном и Франкфуртом, Амстердам — один из крупнейших дата-хабов в Европе. Расположенный по соседству со столицей муниципалитет Харлеммермер имеет много преимуществ: он лежит прямо на пути оптоволокнового кабеля, соединяющего США с Европой; воды, необходимой для охлаждения систем, здесь предостаточно; электричества тоже; транспортные связи отличные. Харлеммермер — это рай для облачных услуг.
Однако в 2015 году начали возникать опасения по поводу способности энергосистем справиться с ростом количества дата-центров. Более того, в Амстердаме и Харлеммермере оставалось всё меньше места. Следствием стал принятый 12 июля 2019 года первый в мире мораторий на строительство дата-центров, действие которого закончилось в июне 2020 года. В Харлеммермере снова могут строиться новые дата-центры, но только до 2030 года, после чего для них не останется места.
С теми же проблемами сталкиваются Однако датский полуостров Ютландия, Лондон, Париж и Дублин. В 2020 году китайская компания ByteDance (материнская компания TikTok) объявила о намерении построить в Дублине дата-центр для хранения своих видео. Однако к тому моменту свои дата-центры в городе уже имели Google, Apple, Microsoft и Facebook, из-за чего «дата-центры потребляли больше электричества, чем население города». Согласно исследованию, проведённому ирландской энергокомпанией EirGrid, к 2028 году дата-центры могут потреблять до 29 процентов электричества страны.
©Guillaume Pitron
Это сокращённая версия книги. Оригинал можно почитать тут.
