Часть 1
"Перемены"
Осень во Владимире выдалась на редкость красочной. Золотые купола церквей тонули в багряном море листвы, а воздух, казалось, был пропитан ароматом антоновских яблок.
Елена Петровна сидела за столом, склонившись над тетрадкой Насти. Внучка, закусив губу, старательно выводила буквы.
- Вот так, молодец, - одобрительно кивнула Елена Петровна. - А теперь давай-ка прочтем стихотворение.
Настя вздохнула, но послушно открыла книгу:
"У лукоморья дуб зеленый..."
Елена Петровна прикрыла глаза, вслушиваясь в детский голосок. Память услужливо подкинула картинку из прошлого: вот так же, за этим самым столом, она занималась с маленькой Машей, а потом и с Лешей...
"Ах, Лешка-Лешка," - подумала она с горечью. "Где ж я промахнулась-то? Когда упустила?"
Она вспомнила мужа, Павла Сергеевича, его грустные глаза, когда он смотрел на сына.
"Лена," - говорил он, "мальчишке внимания не хватает. Ты бы поменьше с книжками своими, побольше с ним..."
А она отмахивалась: мол, вырастет - поумнеет. Не выросло, не поумнел...
- Баб, а баб! - голос Насти вырвал ее из воспоминаний. - А правда, что русалки на ветвях сидят?
Елена Петровна моргнула, возвращаясь в реальность.
- Ну, это ж сказка, солнышко. В сказках и не такое бывает.
- А вот Ленка из нашего класса говорит, что сказки - это для маленьких, - вдруг выпалила Настя. - И что я дура, раз в них верю.
Елена Петровна почувствовала, как внутри закипает знакомый гнев.
- Это кто ж такая умная выискалась? - спросила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
- Да Ленка Сидорова, - махнула рукой Настя. - Она меня все время дразнит. Говорит, я детдомовская...
"Ах ты ж..." - Елена Петровна не закончила мысль. Вместо этого она решительно встала:
- Так, собирайся. Едем в школу.
- Прямо сейчас? - удивилась Настя. - Но ведь уроки давно кончились...
- А мы не на уроки, - хмыкнула Елена Петровна. - У меня есть разговор к твоей учительнице.
Через час они уже выходили из школы. Настя шла притихшая, искоса поглядывая на бабушку.
- Баб, а ты правда учительницу математики в угол поставила? - наконец спросила она.
Елена Петровна фыркнула:
- Ну что за глупости! Просто объяснила ей, что негоже взрослой женщине потакать детским дразнилкам.
Она умолчала о том, что "объяснение" больше напоминало выволочку, и что бедная математичка в конце разговора выглядела так, словно и впрямь простояла час в углу.
На следующий день Настя вернулась из школы сияющая:
- Баб, представляешь, Ленка ко мне подошла и извинилась! А потом мы вместе на перемене в классики играли!
Елена Петровна довольно хмыкнула. "Ну вот," - подумала она, "глядишь, и обойдется без жертв и разрушений."
Но не тут-то было. Вечером в дверь позвонили. На пороге стояла соседка, Клавдия Семеновна, - грозная старуха, держащая в страхе весь подъезд.
- Это что ж такое творится, Петровна? - с порога начала она. - Твоя девчонка опять в подъезде мусорит! И шумит! Житья от нее нет!
Елена Петровна почувствовала, как закипает кровь.
- А ну-ка, Клавдия Семеновна, - сказала она, чеканя каждое слово, - пойдемте-ка со мной.
Она решительно двинулась к лестнице, ведя за собой опешившую соседку. В подъезде было чисто, лишь у батареи лежал скомканный фантик.
- Ну и где мусор? - Елена Петровна обвела рукой пространство. - Может, вы мне покажете, где тут Настя нагадила?
Клавдия Семеновна растерянно хлопала глазами.
- Ну... это... Было же...
- Было, да сплыло, - отрезала Елена Петровна. - А насчет шума - так это дети, Клавдия Семеновна. Они, знаете ли, имеют свойство шуметь. Или вы в детстве только в бирюльки играли?
Соседка побагровела, открыла рот, чтобы что-то сказать, но Елена Петровна ее опередила:
- И вот что я вам скажу, уважаемая. Еще раз услышу, что вы мою внучку обижаете, - пеняйте на себя. Я ведь тоже умею шуметь. Да так, что вам мало не покажется.
С этими словами она развернулась и пошла к себе, оставив Клавдию Семеновну стоять с открытым ртом.
"Ох, Ленка," - подумала Елена Петровна, закрывая дверь квартиры. "Докатилась ты до скандалов в подъезде. А ведь когда-то сама таких склочниц на дух не переносила..."
Но, глядя на Настю, увлеченно рисующую за столом, она поняла: ради этого ребенка она готова хоть каждый день устраивать бои без правил с соседями.
"Ничего," - усмехнулась про себя Елена Петровна, "прорвемся. Не таких крокодилов на аркане водили."
И она села рядом с внучкой, с интересом разглядывая рисунок, на котором отчетливо угадывалось что-то похожее на русалку на ветвях.
"Возвращение"
Зима в том году выдалась на редкость снежной. Елена Петровна стояла у окна, наблюдая, как Настя лепит снеговика во дворе. Внезапно она заметила женщину в потрепанном пальто, решительно шагающую к девочке. Походка – нервная, дерганая, но в каждом движении чувствовалась целеустремленность голодного хищника, учуявшего добычу.
Сердце Елены Петровны екнуло. "Ольга," - пронеслось в голове. "Явилась, не запылилась... И ведь как не вовремя, чтоб ее!"
Не раздумывая ни секунды, она выскочила из квартиры, на ходу натягивая старенькое пальто.
- Настенька! - крикнула она, выбегая во двор. - Пора домой, замерзнешь!
Настя обернулась, и Елена Петровна увидела, как изменилось лицо внучки: от беззаботного веселья не осталось и следа. В глазах девочки плескался страх, смешанный с недоумением.
- Здравствуйте, Елена Петровна, - голос Ольги прозвучал неожиданно резко, словно удар хлыста. - Я пришла за своей дочерью.
Елена Петровна почувствовала, как внутри все заледенело. Она машинально притянула Настю к себе, словно пытаясь защитить от этого голоса, от этого взгляда – цепкого, жадного.
- Пойдемте в дом, - сказала она, стараясь говорить спокойно, хотя внутри все клокотало. - Не на улице же разговаривать. Да и Насте нужно согреться.
В квартире Ольга, казалось, заполнила собой все пространство. Она нервно ходила по комнате, то и дело бросая взгляды на Настю, которая молча жалась к бабушке.
- Я вышла, - без предисловий начала Ольга. - Работу нашла. В парикмахерской. И хочу забрать Настю. Она моя дочь, в конце концов!
Елена Петровна почувствовала, как Настя вцепилась в ее руку. Ногти девочки больно впились в кожу, но эта боль словно придала сил.
- Оля, не так быстро, - начала она, стараясь, чтобы голос звучал рассудительно. - Настя привыкла здесь. У нее школа, друзья…
- А от меня, значит, отвыкла? - перебила Ольга, и в ее голосе прозвучала горечь пополам с яростью. - Я ее мать! У меня есть права!
- Права? - Елена Петровна почувствовала, как внутри закипает гнев – тот самый, который она старательно сдерживала все эти годы. - А об обязанностях ты не забыла? Ты хоть понимаешь, сколько Настя натерпелась из-за тебя?
Ольга на мгновение замерла, и Елена Петровна увидела в ее глазах промелькнувшее чувство вины. Но оно тут же сменилось упрямством.
- Я изменилась! - выпалила Ольга. - Я завязала, понимаете? Совсем!
- За два года в тюрьме? - Елена Петровна скептически приподняла бровь. - И мы должны в это поверить? После всего, что было?
- Я имею право на второй шанс! - в голосе Ольги звенели слезы, но Елена Петровна видела: это были слезы не раскаяния, а злости. Злости на мир, на обстоятельства, на саму себя. - Вы не можете просто так забрать моего ребенка! Это незаконно!
- Я не хочу с тобой жить! - вдруг выпалила Настя, и обе женщины повернулись к ней, словно впервые заметив. - Ты... ты никогда меня не любила! Тебе всегда было на меня наплевать!
Ольга побледнела, словно от пощечины:
- Настенька, милая, я же твоя мама... Я любила тебя всегда, просто...
- Нет! - Настя вжалась в Елену Петровну еще сильнее. - Моя мама – бабушка! Она меня любит по-настоящему!
В комнате повисла тяжелая тишина, густая, как патока. Елена Петровна чувствовала, как ее разрывает изнутри. С одной стороны – Настя, ставшая ей родной, которую она поклялась защищать. С другой – понимание, что нельзя просто так лишить ребенка матери, как бы ни хотелось. Ведь кто она такая, чтобы решать? Имеет ли она право встать между матерью и дочерью?
- Вот что, - наконец сказала она, стараясь, чтобы голос звучал твердо. - Сейчас ты уйдешь, Оля. А потом... потом мы подумаем, как быть дальше. Может быть, начнем с редких встреч, посмотрим, как пойдет...
- Я не уйду без дочери! - Ольга шагнула вперед, и в этот момент Елена Петровна увидела в ее глазах что-то такое, от чего внутри все похолодело. Отчаяние? Решимость? Или просто слепая ярость загнанного в угол зверя?
- Уйдешь, - твердо сказала Елена Петровна, вставая между Ольгой и Настей. - Иначе я вызову полицию. У меня есть законное право опеки. И поверь, я его использую, если придется.
Ольга замерла, глядя то на Настю, то на Елену Петровну. В ее взгляде мелькнуло что-то, похожее на понимание: сейчас она проиграла.
- Я этого так не оставлю, - выдавила она сквозь зубы. - Я буду бороться за свою дочь. В суде, если понадобится. Я ее мать, и никто не сможет это изменить!
С этими словами Ольга развернулась и вышла, громко хлопнув дверью. Звук эхом разнесся по квартире, словно последний аккорд этой неприятной сцены.
Когда шаги Ольги стихли на лестнице, Елена Петровна тяжело опустилась в кресло. Настя прижалась к ней, дрожа всем телом. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем старых часов на стене.
- Баб, - наконец прошептала Настя, - она ведь не сможет меня забрать, правда?
Елена Петровна посмотрела на внучку. Лицо девочки было бледным, в глазах стояли слезы. Но за этими слезами Елена Петровна увидела то, что заставило ее сердце сжаться: недетскую решимость и страх.
- Не сможет, солнышко, - сказала она, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. - Я тебя не отдам.
Но где-то в глубине души шевельнулось сомнение. Имеет ли она право так говорить? Ведь Ольга - мать Насти, как ни крути. А она... кто она? Просто бабушка, пусть и любящая.
- Знаешь что, - сказала Елена Петровна, пытаясь собраться с мыслями, - давай-ка сделаем чай. С малиновым вареньем. Помнишь, как мы его летом варили?
Настя слабо улыбнулась и кивнула. Они прошли на кухню, и пока закипал чайник, Елена Петровна украдкой наблюдала за внучкой. Как она повзрослела за эти два года! И как изменилась. Из забитого, запуганного ребенка превратилась в... Во что? В кого?
- Баб, а помнишь, как мы первый раз пирог пекли? - вдруг спросила Настя, доставая чашки. - И он у нас подгорел?
Елена Петровна рассмеялась, чувствуя, как немного отпускает напряжение.
- Еще бы не помнить! Ты тогда так расстроилась...
- А ты сказала, что это не пирог подгорел, а мы с тобой корочку специальную сделали. Чтоб хрустела.
Они обе рассмеялись, и на мгновение Елене Петровне показалось, что все будет хорошо. Что они справятся. Вместе.
Но когда Настя отвернулась, чтобы достать варенье, лицо Елены Петровны снова стало серьезным. Она понимала: это только начало. Впереди - долгая борьба, и кто знает, чем она закончится?
"Господи," - подумала она, глядя в окно на падающий снег, "дай мне сил. Дай мудрости. Как решить, что правильно? Как не ошибиться?"
А снег все падал и падал, укрывая город белым покрывалом, словно пытаясь спрятать под ним все тревоги и печали. Но Елена Петровна знала: под этим покровом жизнь продолжается. И им с Настей предстоит пройти через многое, прежде чем наступит весна.
- Ну что, солнышко, - сказала она, ставя на стол дымящиеся чашки, - давай-ка выпьем чаю. А потом... потом будем жить дальше. День за днем. Как думаешь, справимся?
Настя подняла на нее глаза, и Елена Петровна увидела в них отражение своей собственной решимости.
- Справимся, баб, - твердо сказала девочка. - Мы же вместе.
И в этот момент Елена Петровна поняла: что бы ни случилось, они выстоят. Потому что у них есть то, чего нет у Ольги. У них есть любовь и доверие друг к другу. А это, пожалуй, посильнее любых судебных решений.
"Выбор"
Елена Петровна сидела на кухне, бездумно помешивая остывший чай. За окном сгущались сумерки, а в голове крутились воспоминания. Словно кадры старого фильма, перед глазами проносились сцены из прошлого.
...Вот Алексей, еще совсем молодой, приводит в дом Ольгу. Красивая, яркая, она словно вносит свет в их тихую квартиру. "Мам, это Оля," - говорит Алексей, и в его глазах столько счастья, что у Елены Петровны щемит сердце...
...А вот первая ссора. Крики, звон разбитой посуды. "Да пошел ты!" - голос Ольги, визгливый, злой. И грохот захлопнувшейся двери...
...Рождение Насти. Ольга, измученная, но счастливая, держит на руках крошечный сверток. "Смотрите, какая она красивая," - шепчет она, и Елена Петровна видит в ее глазах проблеск прежней Ольги...
...И наконец, тот страшный день. Звонок в дверь среди ночи. Милиция. "Ваш сын и его жена задержаны за хранение наркотиков. Девочку нужно забрать..."
Звонок в дверь вырвал ее из задумчивости. На пороге стояла Мария, румяная от мороза.
- Мам, ты готова? Завтра суд, - с порога начала дочь.
Елена Петровна кивнула, пропуская Марию в квартиру. Они прошли на кухню, где на стене висела старая фотография: молодая Елена Петровна держит на руках маленького Алексея.
- Знаешь, Маша, - тихо сказала Елена Петровна, глядя на снимок, - иногда я думаю: где я ошиблась с Лешей? Что я сделала не так?
Мария взяла мать за руку:
- Мам, ты не виновата. Леша сам выбрал свой путь.
- Может быть, - вздохнула Елена Петровна. - Но теперь я не могу позволить себе ошибиться с Настей. Она заслуживает лучшего.
- Именно поэтому ты должна бороться за нее, - твердо сказала Мария. - Ольга... она, может, и хочет измениться, но ребенку с ней будет плохо.
Елена Петровна покачала головой:
- А имею ли я право, Маша? Все-таки Ольга - мать...
- Мать? - Мария фыркнула. - Какая она мать? Ты для Насти сделала больше за эти два года, чем она за всю жизнь.
Елена Петровна молчала, глядя в окно. Снег все падал и падал, словно пытаясь укрыть мир от всех тревог и сомнений.
- Знаешь, - наконец сказала она, - когда-то моя мама сказала мне: "Быть матерью – не значит родить. Быть матерью – значит любить и защищать". Тогда я не поняла. А теперь...
В этот момент в комнату вошла заспанная Настя.
- Баб, а можно мы завтра поиграем на пианино? - спросила она, потирая глаза.
Елена Петровна почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Она притянула внучку к себе, крепко обняв:
- Конечно, солнышко. Обязательно поиграем.
Когда Настя ушла спать, Мария посмотрела на мать:
- Ну что, решилась?
Елена Петровна кивнула:
- Да. Будем бороться. До конца.
...Зал суда казался неожиданно маленьким и душным. Елена Петровна сидела, выпрямив спину, стараясь не смотреть на Ольгу, расположившуюся по другую сторону прохода.
- Суд вызывает для дачи показаний Елену Петровну Соколову, - голос судьи вывел ее из оцепенения.
Поднимаясь на свидетельское место, Елена Петровна на мгновение встретилась глазами с Настей. Девочка сидела рядом с социальным работником, бледная, но решительная.
- Расскажите суду, как проходила адаптация Насти в вашем доме, - попросил судья.
Елена Петровна глубоко вздохнула и начала говорить. О первых днях, когда Настя боялась даже тени. О ночных кошмарах и слезах в подушку. О постепенном возвращении улыбки на лицо ребенка.
- Она стала хорошо учиться, - говорила Елена Петровна. - У нее появились друзья. Она...
- Протестую! - вдруг раздался голос адвоката Ольги. - Все это замечательно, но разве может бабушка заменить родную мать?
Елена Петровна почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Но тут же взяла себя в руки:
- Я не пытаюсь заменить Ольгу. Я просто люблю Настю и хочу, чтобы она была счастлива.
После ее показаний настала очередь Ольги. Елена Петровна слушала, как невестка рассказывает о своем исправлении, о планах на будущее, о любви к дочери. И с ужасом понимала: Ольга говорит искренне. Она действительно верит в то, что сможет все исправить.
Дни судебных заседаний слились для Елены Петровны в один бесконечный кошмар. Показания социальных работников, учителей, соседей... И все это время - напряженное лицо Насти, которая старалась держаться храбро, но иногда, когда думала, что никто не видит, украдкой вытирала слезы.
Наконец, настал последний день. Судья объявил, что хочет услышать саму Настю.
Девочка поднялась на свидетельское место. Она казалась такой маленькой и хрупкой, что у Елены Петровны защемило сердце.
- Анастасия, - мягко сказал судья, - расскажи нам, с кем бы ты хотела жить.
Настя глубоко вздохнула и начала говорить. Тихо, но твердо.
- Я люблю маму, - сказала она. - Но... но я боюсь ее. Я помню, как было раньше. Как она кричала, как... как было страшно.
Елена Петровна видела, как Ольга вздрогнула, словно от удара.
- А бабушка... - голос Насти окреп. - Бабушка научила меня не бояться. Она научила меня любить книги, музыку. Она... она просто любит меня. Всегда. И я хочу остаться с ней.
В зале повисла тишина. Судья задумчиво постукивал карандашом по столу.
- Суд удаляется для принятия решения, - наконец сказал он. - Оглашение решения суда состоится через час.
Елена Петровна и Настя сидели в коридоре суда. Мимо сновали люди, но они словно были отрезаны от всего мира невидимой стеной.
- Баб, - тихо сказала Настя, - что бы ни случилось, я тебя люблю. Ты ведь знаешь?
Елена Петровна крепко обняла внучку, чувствуя, как к горлу подкатывают слезы.
- Знаю, солнышко. И я тебя люблю. Больше жизни.
Они сидели, прижавшись друг к другу, и ждали. А за окном продолжал падать снег, укрывая мир белым покрывалом, словно пытаясь стереть все тревоги и печали.
Впереди была неизвестность. Но они были вместе. И это было главное.
Друзья, а Вы как считаете, права ли Елена Петровна, что хочет оставить внучку у себя? Как бы вы поступили на ее месте?
Ваш лайк - наше вдохновение. Подпишитесь сейчас и влияйте на будущие истории. Подписаться!
