Неожиданное решение
Елена Петровна поправила очки на переносице и оглядела зал суда. Ей вдруг показалось, что она попала в какую-то нелепую пьесу, где ей досталась роль не то героини, не то злодейки - она еще сама не решила.
"Господи, ну и балаган", - подумала она, разглядывая судью - полную женщину с лицом, напоминающим недовольную луну. "Того и гляди, сейчас объявят антракт и предложат бутерброды с чаем".
- Гражданка Соколова, - прогудел густой бас судьи, - вы готовы взять на себя ответственность за воспитание несовершеннолетней Анастасии Соколовой?
Елена Петровна почувствовала, как у нее пересохло во рту. Она покосилась на свою дочь Марию, сидевшую в первом ряду. Та энергично закивала, словно китайский болванчик на приборной панели.
"Ох, Машка-Машка", - мысленно вздохнула Елена Петровна, "и в кого ты такая деловая уродилась? Явно не в меня".
- Я... - начала она, и вдруг в памяти всплыло лицо Насти. Большие карие глаза, опушенные пушистыми ресницами, смотрели с такой затаенной болью, что у Елены Петровны защемило сердце.
Она вспомнила тот весенний день 2005 года, когда арестовали Ольгу и Алексея. Настя стояла на крыльце, сжимая в руках потрепанного плюшевого медведя, и молча смотрела, как родителей увозят в милицейской машине. Ни слез, ни криков - только эти огромные, недетские глаза.
- Я готова, - твердо сказала Елена Петровна, удивляясь собственной решимости.
Судья удовлетворенно кивнула и что-то черкнула в бумагах.
- Объявляется перерыв на 15 минут, - прогудела она и грузно поднялась со своего места.
Елена Петровна вышла в коридор. К ней тут же подлетела Мария, сияющая, как начищенный самовар.
- Мам, ты молодец! Я знала, что ты согласишься. Настя будет в надежных руках.
Елена Петровна окинула дочь ироничным взглядом.
- Да уж, в надежных. Как у слона в бивне. Ты хоть понимаешь, во что мы ввязываемся?
Мария нетерпеливо отмахнулась:
- Брось, мам. Ты же педагог с сорокалетним стажем. Уж с одним ребенком справишься.
- Ага, - хмыкнула Елена Петровна, - только этот "один ребенок" - дочь твоего брата-алкоголика и невестки-наркоманки. Прямо букет.
Мария поморщилась, как от зубной боли.
- Ну хватит, мам. Ты же не оставишь девочку в детдоме?
Елена Петровна тяжело вздохнула. Перед глазами снова встало лицо Насти - бледное, с закушенной губой и глазами, полными недетской тоски.
- Не оставлю, - тихо сказала она. Елена Петровна тяжело вздохнула. Перед глазами снова встало лицо Насти - бледное, с закушенной губой и глазами, полными недетской тоски.
- Не оставлю, - тихо сказала она. - Черт возьми, да как я могу ее оставить?
Мария просияла и чмокнула мать в щеку.
- Вот увидишь, все будет хорошо!
"Ага", - подумала Елена Петровна, глядя вслед упорхнувшей дочери, "хорошо-то оно хорошо, да только легко не будет. Но разве я когда-нибудь искала легких путей?"
Она вспомнила, как Настя впервые назвала ее "бабушкой" - не "Елена Петровна", не "тетя Лена", а именно "бабушка". Сердце тогда едва не выпрыгнуло из груди от нежности и какого-то удивительного, забытого чувства.
"Вот ведь как бывает", - усмехнулась про себя Елена Петровна, "думала, заскорузла душа, а поди ж ты - оттаяла. И ради кого? Ради внучки, которую и знать не хотела. Воистину, пути Господни неисповедимы".
Она тяжело опустилась на скамью, чувствуя, как ноют колени. В голове вертелась строчка из Пушкина: "И жить торопится, и чувствовать спешит".
"Ну что ж", - усмехнулась про себя Елена Петровна, "видно, на старости лет решила наверстать упущенное. Авось не помру".
Она прикрыла глаза, и память услужливо подкинула картинку двухлетней давности. Весна 2005 года ворвалась в их жизнь не ласковым теплом и цветением, а холодным ветром перемен и скрежетом милицейских сирен.
Елена Петровна снова увидела себя, стоящую у окна своей квартиры. Внизу, у подъезда дома напротив, мельтешили люди в форме. Она щурилась, пытаясь разглядеть, что происходит, когда в дверь позвонили.
На пороге стояла Мария - бледная, с кругами под глазами и потухшим взглядом.
- Машенька? Что случилось? - Елена Петровна втянула дочь в прихожую.
Мария рухнула на банкетку, словно ноги отказались ее держать.
- Мама... Лешку и Ольгу арестовали. Наркотики, представляешь? У них дома нашли какую-то дрянь...
Елена Петровна почувствовала, как у нее подкашиваются ноги. Она медленно опустилась рядом с дочерью.
- А Настя? Где Настя?
- У соседки пока, - Мария провела рукой по лицу, словно стирая невидимую паутину. - Мам, нам надо что-то делать. Ее же в детдом заберут!
Елена Петровна покачала головой, пытаясь осознать услышанное.
- Погоди, Маша. Давай по порядку. Что именно произошло?
Мария глубоко вздохнула и начала рассказывать. С каждым словом лицо Елены Петровны становилось все мрачнее. Когда дочь закончила, воцарилось тяжелое молчание.
- И что ты предлагаешь? - наконец спросила Елена Петровна, хотя уже догадывалась, каким будет ответ.
- Мам, - Мария посмотрела на нее умоляющим взглядом, - ты должна взять Настю к себе. Хотя бы на время, пока все не утрясется.
Елена Петровна почувствовала, как внутри все сжалось. Она представила, как в ее тихую, размеренную жизнь врывается восьмилетний ребенок - ребенок, которого она едва знала.
- Машенька, милая, - мягко сказала она, - ты же понимаешь, что я не могу. Мне шестьдесят лет, какая из меня нянька?
- Но мам! - в голосе Марии зазвучали истерические нотки. - А что делать? У меня своих двое, сама знаешь, как мы крутимся. А Настю в детдом... Нет, нельзя!
Елена Петровна закрыла глаза. Перед внутренним взором возникло лицо Насти - большеглазой, серьезной не по годам девочки. Она вспомнила, как на семейных праздниках внучка всегда держалась особняком, словно чувствовала себя лишней.
"Господи," - подумала Елена Петровна, "за что мне это наказание? Ведь только-только начала жить для себя, а тут..."
Она открыла глаза и встретилась взглядом с дочерью. В глазах Марии стояли слезы.
- Хорошо, - тяжело вздохнула Елена Петровна. - Я возьму ее. Но учти - только на время. Пока ваши охламоны не образумятся.
Мария с облегчением выдохнула и крепко обняла мать.
- Спасибо, мамочка! Я знала, что ты не откажешь!
"Ага," - подумала Елена Петровна, неловко похлопывая дочь по спине, "знала она. А я вот, дура старая, не знала, что на старости лет в няньки запишусь. Эх, Ленка-Ленка, говорила тебе мама - не связывайся с этими Соколовыми. Так нет же, полезла, как муха в патоку. Теперь расхлебывай..."
Но где-то в глубине души шевельнулось странное чувство - не то тревога, не то предвкушение. Словно судьба, хитро подмигнув, приоткрыла дверь в новую, неизведанную жизнь.
"Ну что ж," - усмехнулась про себя Елена Петровна, "поживем - увидим. В конце концов, кто сказал, что в шестьдесят лет поздно учиться новому?"
"Первые дни"
Старая "хрущевка" встретила их скрипом лифта и запахом кошек в подъезде. Елена Петровна, тяжело дыша, втащила чемодан Насти на четвертый этаж. Девочка семенила следом, крепко прижимая к груди потрепанного плюшевого медведя.
"Господи," - подумала Елена Петровна, отпирая дверь, "во что я ввязалась?"
Квартира встретила их тишиной и запахом книжной пыли. Настя остановилась на пороге, настороженно оглядываясь.
- Ну, проходи, - Елена Петровна попыталась придать голосу бодрость. - Вот здесь ты будешь жить.
Настя молча кивнула, не двигаясь с места.
- Да не стой ты, как памятник! - не выдержала Елена Петровна. - Проходи, разувайся.
Девочка вздрогнула и торопливо стянула обувь. Елена Петровна вздохнула. "Молодец, Ленка," - мысленно отругала она себя, "так держать. Первым делом напугай ребенка."
- Пойдем, я покажу тебе твою комнату, - уже мягче сказала она.
Комната, бывшая когда-то кабинетом мужа Елены Петровны, а потом хранилищем старых вещей, теперь преобразилась. Книжные полки потеснились, освободив место для небольшой кровати. На письменном столе появилась настольная лампа с абажуром в цветочек - Елена Петровна специально купила ее для Насти.
- Вот, - она обвела рукой комнату, - располагайся.
Настя осторожно присела на краешек кровати, все еще прижимая к себе медведя.
- Спасибо, - тихо сказала она.
Елена Петровна почувствовала, как у нее защемило сердце. "Господи," - подумала она, "да она же совсем еще крошка. Что ж с тобой делать-то, горемычная?"
- Ну, ты тут осмотрись, - сказала она вслух, - а я пойду чай поставлю.
На кухне Елена Петровна опустилась на табурет и закрыла лицо руками. "Ну и влипла ты, старая дура," - подумала она. "И что теперь? Как с ней обращаться? Чем кормить? О чем говорить?"
Чайник на плите засвистел, возвращая ее к реальности. Елена Петровна встряхнулась и начала собирать на стол.
- Настя! - позвала она. - Иди чай пить!
Девочка появилась в дверях кухни, все такая же настороженная.
- Садись, - Елена Петровна кивнула на стул. - Вот, печенье бери.
Настя послушно села и взяла печенье, но есть не стала, а принялась крошить его на блюдце.
- Эй, - не выдержала Елена Петровна, - ты что творишь? Нечего продукты переводить!
Настя вздрогнула и отдернула руку от печенья, как от огня. В глазах ее мелькнул страх.
Елена Петровна почувствовала, как к горлу подкатывает комок. "Черт," - подумала она, "вот я дура..."
- Ладно, - сказала она уже мягче, - не хочешь - не ешь. Может, чего другого хочешь?
Настя молча помотала головой.
- Ну, как знаешь, - вздохнула Елена Петровна.
Они сидели молча, Елена Петровна - потягивая чай, Настя - уставившись в свою нетронутую чашку. Тишина давила, словно душное одеяло в жаркую ночь.
"И вот так теперь каждый день?" - с тоской подумала Елена Петровна. "Господи, дай мне сил..."
Вдруг в тишине раздался громкий звук - у Насти забурчало в животе. Девочка покраснела и еще ниже опустила голову.
Елена Петровна не выдержала и фыркнула. Настя подняла на нее удивленный взгляд.
- Ну что, - сказала Елена Петровна, пытаясь сдержать смех, - может, все-таки поужинаем по-человечески? А то ведь твой медведь решит, что мы тут с голоду помираем.
Уголки губ Насти дрогнули в подобии улыбки.
- Давай-ка я тебе котлет пожарю, - решительно сказала Елена Петровна, вставая. - С картошкой. Любишь котлеты?
Настя неуверенно кивнула.
- Вот и славно, - Елена Петровна достала из холодильника фарш. - А ты пока расскажи мне, в какой класс ты там ходишь...
"Ну вот," - подумала она, разогревая сковородку, "с голоду не помрем. А там, глядишь, и общий язык найдем..."
Утро следующего дня началось с грохота и звона бьющегося стекла. Елена Петровна подскочила на кровати, как ужаленная, и, путаясь в халате, выскочила в коридор.
"Господи, что еще?" - пронеслось в голове. "Неужели воры? В нашу-то берлогу?"
На кухне она застала картину, достойную кисти Сальвадора Дали: посреди разбросанных осколков стояла Настя, с ног до головы облитая молоком, а на полу, как белый островок в море хаоса, растекалась лужица.
- Я... я хотела завтрак приготовить, - пролепетала девочка, глядя на Елену Петровну глазами, полными ужаса.
Елена Петровна открыла рот, чтобы разразиться гневной тирадой, но вдруг осеклась. Настя, стоявшая посреди этого молочного апокалипсиса, выглядела так комично и трогательно одновременно, что у Елены Петровны вырвался смешок.
- Ну ты даешь, кулинар, - сказала она, качая головой. - Это что же ты готовить собралась? Молочный взрыв на кухне?
Настя захлопала ресницами, не понимая, почему ее не ругают.
- Я... кашу хотела...
- Кашу она хотела, - проворчала Елена Петровна, но без злости. - А ты в курсе, что кашу обычно варят в кастрюле, а не на полу?
Уголки губ Насти дрогнули в робкой улыбке.
- Ладно, горе-повар, - вздохнула Елена Петровна. - Давай-ка для начала сделаем из тебя человека, а то так и будешь ходить молочной Снегурочкой.
Она взяла полотенце и начала вытирать внучку, приговаривая:
- Вот ведь, только вчера помылись, а сегодня опять банный день. Эдак ты у меня скоро с рыбьим хвостом станешь, как русалка.
Настя хихикнула, и Елена Петровна почувствовала, как теплеет у нее на сердце.
- Ну-ка, марш в ванную, - скомандовала она. - А я пока тут Ледниковый период уберу.
Когда Настя, чистая и переодетая, вернулась на кухню, Елена Петровна уже заканчивала уборку.
- Так, юный кулинар, - сказала она, выпрямляясь. - Урок первый: завтрак - дело серьезное. Никакой самодеятельности. Будешь учиться готовить - под моим чутким руководством.
- Правда? - глаза Насти загорелись.
- Правда, правда, - кивнула Елена Петровна. - А то так и будем по уши в молоке ходить. Но сегодня, пожалуй, обойдемся бутербродами. Тут даже ты не накосячишь.
- Ба-а-аб, - протянула Настя, и Елена Петровна замерла, услышав это обращение впервые. - А можно я хотя бы чай заварю?
- Ну, попробуй, - усмехнулась Елена Петровна. - Только учти: если затопишь соседей, будешь сама объясняться с бабой Клавой снизу. А она у нас дама суровая, покруче меня будет.
Настя с серьезным видом кивнула и потянулась за чайником.
"Господи," - подумала Елена Петровна, глядя на сосредоточенное лицо внучки, "и ведь всего день прошел, а я уже не представляю, как без этой егозы жила. Вот она, старость - все с ног на голову..."
- Баб, а почему ты улыбаешься? - спросила вдруг Настя.
- А? Да так, - Елена Петровна махнула рукой. - Думаю вот, не позвонить ли в цирк. Скажу, мол, есть у меня тут один талант. И жонглер, и фокусник, и клоун в одном флаконе.
Настя надула губы, но глаза ее смеялись.
- Я не клоун!
- Ну да, ну да, - покивала Елена Петровна. - Ты у нас серьезная дама. Только вот волосы дыбом и нос в муке - прямо как у клоуна Олега Попова.
Настя прыснула со смеху, и Елена Петровна поняла: лед тронулся. Может, не все так страшно в этой новой жизни. Может, еще и споются они, две одинокие души под одной крышей.
"Ну что ж," - подумала она, намазывая маслом бутерброд, "поживем - увидим. В конце концов, всегда можно сдать ее в цирк, если что."
И, подмигнув удивленной Насте, Елена Петровна с аппетитом откусила от бутерброда. День обещал быть интересным.
Вечером того же дня Елена Петровна сидела за старым пианино, пытаясь вспомнить мелодию, которую не играла уже лет двадцать. Пальцы, некогда послушные и гибкие, теперь предательски промахивались мимо нужных клавиш.
"Эх, Ленка," - подумала она с горечью, "стара ты стала для музыки. Того и гляди, скоро будешь на балалайке 'Чижика-пыжика' наяривать".
Вдруг она почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернувшись, Елена Петровна увидела Настю, стоящую в дверях и с любопытством наблюдающую за ней.
- Ты чего не спишь? - спросила Елена Петровна, глянув на часы. - Уже десятый час.
- Я... я музыку услышала, - тихо ответила Настя. - Красиво.
Елена Петровна хмыкнула:
- Красиво? Да уж, музыка сфер. Медведь на ухо наступил, а потом еще и потоптался.
Настя нерешительно подошла ближе.
- А вы... вы меня научите? - спросила она, глядя на клавиши с восхищением.
Елена Петровна задумалась. С одной стороны, возиться с ребенком, объясняя азы музыкальной грамоты, - та еще морока. С другой...
- А знаешь что, - сказала она вдруг, - садись-ка.
Настя осторожно примостилась рядом на банкетке.
- Так, - Елена Петровна взяла руку внучки и положила ее на клавиши. - Это до. Это ре. Это ми...
Час спустя, когда первые робкие звуки "Собачьего вальса" поплыли по квартире, Елена Петровна поймала себя на том, что улыбается.
"Надо же," - подумала она, "а ведь у девчонки талант. Глядишь, еще на конкурс какой-нибудь свожу. Только представлю физиономию Машки, когда ее дочь на скрипке пилит, а моя - Шопена наяривает..."
- Баб, а баб, - Настя дернула ее за рукав, - а почему он собачий, этот вальс?
- А ты представь, - усмехнулась Елена Петровна, - как бы танцевали собаки, если б умели. Вот так же неуклюже и забавно, как эта мелодия звучит.
Настя захихикала, представив танцующих догов и пуделей.
- А давай сочиним кошачье танго! - предложила она с энтузиазмом.
- Ишь ты, - покачала головой Елена Петровна, - размечталась. Ладно, горе-Моцарт, на сегодня хватит. Марш в кровать, а то завтра в школу проспишь.
Настя послушно слезла с банкетки, но у двери обернулась:
- Баб, а мы завтра еще поиграем?
Елена Петровна хотела было отказаться - мол, дел полно, не до музицирования. Но, глядя в эти полные надежды глаза, она вдруг поняла, что не может.
- Поиграем, - кивнула она. - Только если ты хорошо в школе себя вести будешь. А то знаю я вас, юных дарований - чуть что, сразу "у меня талант, мне можно".
Настя просияла и, неожиданно подбежав, чмокнула Елену Петровну в щеку.
- Спокойной ночи, баб! - крикнула она уже из коридора.
Елена Петровна застыла, ошеломленная этим внезапным проявлением нежности. Потом медленно провела рукой по щеке, все еще чувствуя прикосновение детских губ.
"Ну вот," - подумала она, "доигралась ты, Ленка. Не успела оглянуться, как в твою берлогу пробрался маленький лучик солнца. И что теперь прикажешь делать?"
Она вздохнула, закрыла крышку пианино и направилась на кухню. Чашка чая перед сном - вот что ей сейчас нужно. А утром... Утром будет новый день, новые заботы и, кто знает, может быть, новые открытия.
Продолжение следует...
Ваш лайк - наше вдохновение. Подпишитесь сейчас и влияйте на будущие истории. Подписаться!