=10=
Рассчитывала отоспаться в воскресенье, однако у Мироздания были другие планы.
– Ир, доброе утро. Умоляю, выйди сегодня, – звонок в семь утра вырвал меня из тяжелого забытья, который по непонятным причинам назывался сном. Привычный рингтон казался ужасно въедливым, как комариный писк. – Капитонова свалилась с ротавирусом, а у нее сегодня три операции в графике. Зотова уехала с детьми на дачу и не успевает вернуться. Выручай!
– Недоброе, Маш. Во сколько начинаем? – буркнула, с трудом открывая глаза. Голова гудела, как Царь–колокол. В эту ночь я так и не смогла отдохнуть от тяжелых мыслей.
– В одиннадцать. Успеешь. Ну???
Прикрыв глаза, я растирала лицо руками, стараясь проснуться. Маша, наш бессменный администратор, терпеливо ждала ответа, нервно щелкая кнопкой ручки, и этот звук отдавался в моем мозгу пистолетными выстрелами.
– Собираюсь и выезжаю. Не нервничай, Машуль. Буду на месте через полтора часа.
– Спасибо! Жду.
Мальчишки еще спят, а Дима проснулся. Он всегда чутко спит, первым слышит будильник и отключает его. Дает мне понежиться в теплой постели пару минут, а потом решительно стаскивает одеяло. Да, все это было совсем недавно… Жизнь течет, меняется.
– Ты куда собралась?
Голос спросонья хриплый, волосы встрепанные. Такой уютный, домашний, теплый. Прижаться бы к крепкому плечу, вздохнуть и пожаловаться, что выходной день перестает быть таковым.
– Маша позвонила. Нужно выйти на замену Капитоновой.
– Что с ней?
– Ротавирус. Спи.
– Я тебя отвезу, Ир.
Спускает ноги с дивана, нашаривает домашние брюки, отворачивается, стараясь скрыть мощный утренний стояк. Смущается. Я вижу. Слишком хорошо знаю этого мужчину, кожей его чувствую.
Все, что раньше было моим, теперь таковым не является. Как выдержать и не сойти с ума? Что мне делать?
Тосты с авокадо, яйца пашот, геркулесовая каша, чашка крепкого кофе – и на выход.
– Ира, – открывает пассажирскую дверь Мурано, помогает занять место в машине. – Давай поговорим.
Димка – джентльмен. Вежливый, предупредительный. Сумку с продуктами нести не позволит, входную дверь откроет и придержит, руку подаст, поможет выйти из машины. Он стал таким за долгие годы нашей совместной жизни. Четырнадцать лет я давала знать, что подобные милые пустяки приятны и выделяют его среди прочих мужчин, а он с удовольствием включался в незатейливую игру. Рыцарь… Да, он такой, только уже не мой.
– Говори, я слушаю.
Мурано медленно выезжает с заполненной парковки и вырывается на простор проспекта. Москва, которая никогда не спит, встречает нас теплым ветром, ярким солнцем и тонкими перистыми облаками на пронзительно–синем небе.
– Ира, отложи развод. Дай мне время… – я смотрю в окно, слушаю знакомые слова. Скажет ли что–то новое, или опять включит заезженную пластинку про «верен» и «люблю»? – Мне очень нужно время.
– Зачем, Дим? Все и так ясно…
– Не ясно, ничего не ясно. Я сейчас… – он делает глубокий вдох и с выдохом резко выбрасывает правду, – влюблен. Это как болезнь, Ир. Прилетела и скрутила так, что дышать невозможно. Мне нужно разобраться, вылечиться…
Почему лобовое стекло не затянулось коркой льда, как мое сердце? Влюблен… сам признался, уже не нужно гадать.
– И как же ты лечиться собираешься?
– Переболеть нужно, как ветрянкой. Потом все пройдет и вернется к тому, что было. Вы – моя семья, Ир. Ты, Юра, Алешка.
– А она? Она – твоя влюбленность, твоя любовь…
– Да.
Черт! За четырнадцать лет наши чувства стали спокойными, мягкими, как элитный коньяк многолетней выдержки, а его влюбленность – игристое вино, наполняющее кровь пузырьками дофамина и окситоцина. Как их сравнить?
– Дима, а мне в это время что делать? – я рассматривала свои руки, кусая губы. То, что он говорил… Это же безумие! Просто ждать? – Я должна молча смотреть, как ты переписываешься с другой, бегаешь к ней на свидания по первому зову, покупаешь квартиру, меняешь работу? Дим, твоя влюбленность цепляет нашу семью, разрушает ее. Ты – взрослый мужик и можешь спокойно уйти, я отпущу. Пострадаю, переживу и отпущу, но у нас мальчишки…
– Я не люблю Алину, но меня к ней тянет, Ир. И я ничего не могу с этим поделать. Это сильнее меня. Она такая…
«Тянет»… слово–нож ударило в сердце и пару раз провернулось, расширяя дыру, раскидывая по сторонам отрезанные куски.
– Хватит, Лебедев! – я подавила желание выскочить из машины, пока мы стояли на светофоре. – Не надо мне рассказывать о прелестях этой девицы. Ты предлагаешь дать тебе время и молча ждать, пока ты будешь выбирать между ей и мной. Так? Я правильно понимаю, Дим? Запастись попкорном и занять место в первом ряду? Когда ты объявишь победительницу, к который ты перейдешь в качестве приза? Сколько времени потребуется для принятия решения?
– Ну… не знаю. Ты – моя жена, мать мальчишек. Я тебя люблю, Ир…
– Вся беда в том, что ее ты тоже любишь, – слово-выдох. «Любишь». Больно, но честно.
– Не знаю. Не уверен. Наверное. Мне нужно с этим разобраться.
– Хорошо. Разбирайся. Условия те же: ты спишь в гостиной, никакой близости между нами не будет. А по времени… я подумаю и приму решение, но это не может длиться вечно.
– Но Ир, я же мужик, мне нужно…
Это точно. Сексуальная жизнь у нас активная, несмотря на возраст, и обоим – в кайф, но после того случая в ванной… Я не смогу, а заставлять себя не хочу. Тупик…
– Справляйся с этим сам, Лебедев. Для начала прими решение, сделай выбор, потом все станет ясно. И Дим… – Мурано остановился на парковке перед клиникой. Я открыла дверь и бросила взгляд на мужа. – Это не шантаж, пойми. Я не приемлю треугольники в принципе.
Клиника «Афродита» давно проснулась. В коридорах на мягких диванчиках сидели пациенты, ожидая утреннего амбулаторного обследования, в палатах проходил традиционный обход.
– Ириш, спасибо, что откликнулась, – Маша, неунывающий администратор, ждала меня за стойкой в холле. – Сегодня работаешь с новым хирургом–онкологом. Готовься… Кстати, он такой симпатяга… И, говорят, свободный.
