По-хорошему, лучше остыть. Некоторые вопросы любят холодную голову. Только рванину в груди не заштопаешь никакими «потом». Она требует: «Сейчас!» — и против любой анестезии временем.
***
Найти адрес Германа Боровского оказывается легче легкого. Через пару минут после моего запроса Валера присылает название улицы, номер дома и добавляет, что хозяин на месте.
Большего и не нужно. Сев в машину, я отключаю телефон и на той же скорости, с которой спешил к Диане, несусь к ее недолюбовничку.
Делаю то, что нужно было сделать еще два года назад.
Как можно было догадаться, трус Боровский живет примерно в таком же квартале, в каком я поселил Диану. Отдельный дом, гирлянды видеокамер и будка с сонным охранником в начале улицы.
Стандартно и скучно. Чтобы обойти все препятствия, не приходится даже напрягаться.
Для начала сую охраннику деньги, плату за молчание, и прокурорскую ксиву — презент от одного полковника после удачной сделки. Затем, опустив солнцезащитный козырек, проезжаю мимо всех камер.
Когда я паркуюсь возле нужного дома, вокруг тихо и спокойно. Никаких прохожих, никаких детей на соседнем участке. Никаких переодетых в собачников телохранителей и прочих свидетелей.
Идеальная ситуация для хорошего разговора и качественной разминки.
***
Суицидник Боровский даже не пытается спрятаться, когда я нажимаю на кнопку звонка. Наоборот, посмотрев в окно, этот гений сразу же открывает дверь.
Здороваемся мы почти одновременно — ударами. Левой рукой я блокирую его правый хук и бью в живот. Мой кулак просто обязан встретиться с мягким офисным брюхом, но Боровский внезапно выворачивается и отступает вглубь дома.
— Спасибо за приглашение! — Долго не думая, врываюсь следом.
Раз уж хозяин так «радушно» начал встречу со спарринга, я продолжаю в предложенной манере. Для удобства сбрасываю пиджак. После этого мы с Боровским, не сговариваясь, закатываем рукава рубашек.
— Давно мечтал это сделать! — Он нападает первым.
С ловкостью уличного бойца обходит мой блок и умудряется дотянуться до челюсти.
Боль мгновенно отрезвляет. Последний раз мне прилетало по морде от Ярослава два года назад. Учитывая дядькин разряд по боксу, в этом не было ничего удивительного. А вот Боровскому подобную удачу простить нельзя.
Отбросив страх прибить этого ботаника, начинаю играть грязно. Использую особый талант, за который меня ненавидели еще в детдоме.
Обманным маневром я увожу внимание на правую руку и бью снизу левой. Учитывая, что она такая же сильная, как и правая, апперкот получается жестким.
От встречи кулака с животом подонка на душе становится легче. Но не расслабляюсь. Не сбавляя темпа, я провожу еще пару ударов, заставляю Боровского уйти в оборону. А еще через мгновение — ловлю крученый в корпус и чуть не падаю на пол.
— В институте благородных девиц нынче учат драться по-мужски? — Поставив блок на следующий выпад, меняю позицию.
— А в подворотне сейчас спрос на балет? — уходя от моего удара влево, хмыкает Боровский.
— Зато там нет спроса на чужих женщин! — Делаю подсечку и валю этого гада на спину. — Особенно насильно!
— На насилии только в вашем чумном бараке специализируются. — Ботаник бьет под коленную чашечку и опрокидывает меня на себя.
Это совсем не тот «бутерброд», о котором я сегодня мечтал. Впрочем, злости так много, что через секунду я уже готов продолжать.
— Что ты с ней сделал?! — Хватаю Боровского за грудки и вколачиваю в паркет.
— Я сделал?
Он снизу лупит головой в мой лоб и, стоит на секунду ослабить хватку, делает кувырок. Теперь мы поменялись местами.
— Она даже прикоснуться к себе не позволяет. — Ударив под левое ребро, скидываю этого мудака на пол. — За это я тебя живьем закопаю. Понял?
— Вначале себе могилу вырой! — Боровский прижимает руку к груди и смотрит с такой ненавистью, на которую не способна никакая офисная крыса.
— Добавки хочешь?! — Вновь стискиваю ладони в кулаки.
— Где ты был, когда Диана осталась одна? Скольких баб перетрахал, пока она месяцами выла в подушку? Ты даже мизинца их стоишь! Ни ее, ни Вероники!
— А ты, значит, у нас благородный герой? — Я провожу серию из четырех ударов. По голове и в корпус. Правой и левой. — Решил сломать мою женщину и вырастить мою дочь?
— Сломать?!
В Боровского словно бесы вселяются. Он больше не защищается — никаких блоков. На меня сыплются точно такие же удары, как только что делал я сам.
Этот гондон — мое зеркало. Немного мутное из-за ярости, но не менее опасное.
Очередной прокол службы безопасности. Слишком хорошая подготовка для занудного счетовода, который целыми днями стучит по клавиатуре и не поднимает ничего тяжелее мышки.
— В отличие от тебя, сбежавшего за границу при первой опасности, я был с ней рядом и помогал всем, чем мог!
После хука справа Боровский делает шаг назад и демонстративно поправляет рубашку.
— Ты ни хрена не знаешь! Ни обо мне, ни о том, почему я уехал. Если бы было возможно, я бы и на день Диану не оставил. Особенно с таким уродом, как ты!
Нужно заканчивать с этой болтовней. Делать из мудака отбивную и вызывать Валеру.
— Даже после того, как она тебе изменила? Ты ведь из-за этого сбежал в Китай? — Боровский будто провоцирует. Специально подливает масла в огонь.
— Плевать. Не твое дело.
— Может, напомнить, как это было?
Готовые снова сцепиться, мы медленно кружим по комнате. Переступаем с ноги на ногу. Мягко, шаг за шагом.
— На том свете будешь напоминать! — Я позволяю ему сделать первый выпад и, присев, бью в левый бок. — На этом у тебя больше ничего не будет.
— Сука... — шипит Боровский, сгибаясь пополам.
— Показать тебе, как в нашей подворотне разбираются с теми, кто насилует женщин?
Ударом сверху заставляю его свалиться на пол.
— Насилуют? — Шипение переходит в рык. — Это ты имеешь в виду, что я два года заботился о Диане, утирал слезы, заставлял ее вернуться к нормальной жизни, помогал растить ребенка и решал проблемы на работе?
— Хочешь сказать, что ты весь в белом, а с ней это само случилось?
— С насилием ты не по адресу. — Боровский сплевывает кровью. — Я бы и сам все отдал, чтобы узнать, какая сволочь это сделала.
— Конечно...
Нужно добить, но не хочу. У меня нет ни одного основания верить этому подонку. Слишком долго он обхаживал мою женщину, слишком сладко целовал ее на тех фото. Однако внутри все будто выгорело. Пепелище без ориентиров и виновных.
— Когда? — Расправляю рукава рубашки. — Когда она изменилась?
— У меня тот же вопрос.
Не пытаясь подняться, Боровский со стоном откидывается на спину.
— Хочешь сказать, что это было до клуба? — цежу я.
— Там... — Гад делает паузу. На миг прикрывает глаза.
Похоже, не мне одному трудно вспоминать некоторые моменты из прошлого.
— Там Диана уже была другой, — завершает он холодно, словно мы говорим не о женщине, а о финансовом отчете за квартал. — Так что, если и можно кого-то найти, начинай искать... с себя!
За последние годы я привык к плохим новостям. Раньше, в детстве, это было нормой, тогда и не мечталось ни о чем хорошем. Психика тренировалась вывозить весь трындец без подпитки серотонином.
Потом я смог взять свою жизнь под контроль, и плохие новости начали приходить моим конкурентам.
За третий десяток лет, казалось, удалось окончательно вылечиться от дурацкой паранойи — вечного ожидания неприятностей. Но перед Китаем старая проблема вернулась.
На меня навалилось по всем фронтам, от личного до бизнеса. После ареста объявились все, кому я когда-либо был должен, и выставили счета к оплате.Судьба, похоже, решила, что мне пора выходить на новый уровень, и, чтобы замотивировать, впервые со времен детдома вынудила прогнуться под чужую волю.
Еще утром был уверен: это худшее, что могло случиться. А сейчас... Даже мордобой с Боровским не помогает спустить пар.
Несмотря на сбитые костяшки, ярости становится только больше. Очкарик подтверждает самые жуткие подозрения и оставляет без виновного.
Худшая пытка, какую только можно придумать.
Успокоиться адски сложно. Не спасают ни быстрая езда по вечернему городу, ни холодный душ.
В груди припекает. Похоже на ожог, только не обычный, а под кожей. Из-за этого жара даже одеваться не хочется. Так, забив на одежду, я обвязываю бедра полотенцем и сажусь на диван.
Открыв ноутбук, пытаюсь вспомнить каждый момент отношений с Дианой два года назад.
Нашу короткую сумасшедшую близость. Такую долгожданную, что не верилось.
Внезапное похищение Дианы Пекарским, уродом акционером, возомнившим себя великим мстителем.
Быстрое освобождение, мой арест. Показательный! С несколькими статьями, из настоящего и прошлого.
И прощальный разговор по телефону...
Тогда на горизонте еще не было никакого «китайца». Все, что я мог сделать для любимой женщины, — попросить ее довериться бывшему мужу и моему лучшему другу, Марку Шаталову.
Не самый красивый расклад, но Марк был мне должен. Он бы защитил Диану от кого угодно. Ни одна сволочь не подобралась бы к ней и на пушечный выстрел.
Согласись Диана вернуться под защиту Шаталова, все вышло бы иначе. Но... она выбрала Боровского. Мгновенно. Не дав мне ни единого шанса подготовить ее отъезд.
Невеселая хронология. Каждый этап будто доска подвесного моста через бездну. С виду деревяшки одинаковые, как на подбор. И все же где-то прореха.
Ища пробел во времени, когда могли изнасиловать Диану, я штудирую все свои записи и все отчеты охраны. Не сплю до самого утра. А в девять еду в офис и, не заходя в кабинет, иду в шоферскую к водителям.
К счастью, человек, который мне нужен, уже вышел на смену. Словно зная, что за ним придут, он спокойно пьет кофе и пялится на дверь.
— Здравствуй. Я тебя возвращаю, — говорю бывшему телохранителю. — Перевод оформят с сегодняшнего дня.
— Доброе утро. У вас вроде как штат укомплектован, — жмет плечами Николай.
— Будешь работать на меня лично. Как раньше.
— Я могу отказаться?
— Только когда справишься с одним заданием.
Я закрываю дверь, чтобы нас никто не подслушал, и кладу перед Николаем флешку со всеми материалами, в которых пытался разобраться этой ночью.
— Какой-то объект?
Прежде он без вопросов брался за любое задание. Доверял мне так же, как и я ему. Сейчас Николай лишь внешне напоминает себя двухлетней давности.
— Диана, — решаю говорить начистоту. — Ты был ее охранником и знаешь все, что происходило с ней перед моим отъездом и после него. Именно ты отвез ее в тот гребаный клуб. Здесь, — киваю я на флешку, — фото и видео с наружных камер, отчеты и графики работы охраны.
— Что мы ищем? — Он так сильно стискивает зубы, что в уголках губ образуются складки.
— Кто-то изнасиловал ее тогда. Я в этом уверен, но не знаю, какая сволочь. Чтобы все выяснить, мне нужен ты.
— Босс… — Николай тяжело сглатывает.
— Найди архив записей с регистраторов. Составь список всех людей, с которыми она встречалась. Вспомни каждого! Поименно! И разыщи их всех!
— Клим Александрович...
— Если понадобится оперативная группа, бери любую. Мою или Вольского, без разницы.
— Босс... — Он опускает голову.
— Что-то еще?
— Клим Александрович, никого не нужно.
— То есть?
— Это не моя тайна, хоть я и поклялся ее хранить... — как-то странно начинает Николай. — Диана Дмитриевна солгала вам на складе Пекарского. Она и меня убедила солгать. Тогда это казалось правильным. Вы бы не оставили его в живых... Вы бы там никого не пощадили.
— Стоп! Что ты имеешь в виду? — Догадка обжигает нутро как кислота.
— Это все… — Николай возвращает мне флешку, — лишнее. Вам нужно поговорить всего с одним человеком. Давно нужно... С Пекарским.
***
Диана
После ухода Клима не могу найти себе места. В мыслях круг за кругом звучит один и тот же вопрос: «Что ты наделала?» А тело горит, будто я подхватила какую-то болезнь.
Попытки отвлечься не помогают. Встречаю Катю и Нику, рассказываю сантехникам, что случилось с краном, заказываю ужин. Суечусь, не позволяя себе ни минуты отдыха. Однако стоит глянуть на барную стойку – снова чувствую ту волну эмоций, которая накрывала с головой от поцелуев Клима.
Совершенно дикое ощущение! Смесь забытых потребностей, жгучего желания и страха.
Два года не было ничего подобного. Порой я откликалась на поцелуи Германа, разрешала ему обнимать, прикасаться к груди. Но каждый раз все заканчивалось одинаково. В определенный момент внутри словно срабатывал какой-то датчик. Он отключал все рецепторы, замораживал чувства и превращал тело в пустую оболочку.
Мне становилось противно и от себя, и от Германа. Отвращение было таким сильным, что за много месяцев мы так и не дошли до прелюдии.
Ничего не вышло даже в мой день рождения, два месяца назад. Тогда, чтобы поздравить, Герман снял целый ресторан для нас двоих. Играла живая музыка: рояль, скрипка и саксофон. На каждом столике горели свечи. Услужливый официант появлялся, лишь когда мы его звали, и сразу же исчезал.
Это была романтическая мечта любой женщины. А уж мне, работающей маме, вечно разрывающейся между дочкой и бизнесом, впору было плакать от счастья и молиться на мужчину, который смог так эффектно вырвать из рутины.
Впрочем, я и пыталась... отблагодарить. Надеясь расслабиться, выпила два бокала вина. Позволила Герману прижать меня к себе во время медленного танца. Сама поцеловала его в шею... осторожно, едва касаясь, чтобы не спугнуть собственную смелость.
Ради того, чтобы почувствовать себя живой, я готова была пойти до конца. Пусть без той безумной любви, которая была у нас с Климом. Без его одержимости. Но с тем, что намного дороже слепой страсти, — с доверием, с уважением и с самой искренней симпатией, какая только возможна между мужчиной и женщиной.
Мне просто необходимо было избавиться наконец от своей фригидности. Перестать быть эмоциональной калекой.
И я честно старалась.
Не вздрогнула, когда музыканты оставили нас одних и Герман накрыл мои губы своими. Не запротестовала, когда он повел в просторную ВИП-комнату с шикарными диванами и там, спустив бретели платья, обнажил мою грудь.
Я выдержала даже легкие прикосновения к заострившемся соскам. Это выглядело так правильно, так красиво... Еще один вид заботы, настоящее преклонение перед женским телом.
Но дальше... Вместо того чтобы отпустить себя окончательно, я вновь закоченела. Руки Германа напомнили вдруг руки другого мужчины, потные и требовательные. Поцелуи превратились в пытку — ко мне будто снова прижимались влажные губы Пекарского.
Упругий горб под ширинкой воскресил в памяти те моменты, когда я лежала на столе перед своим акционером, умоляла его остановиться и отсчитывала минуты насильного, распирающего проникновения.
Сказочный вечер за одно мгновение превратился в оживший кошмар. Не спасли никакие свечи, никакие цветы и холодное шампанское в хрустальных бокалах.
Попробуй Герман дотронуться до меня между ног, как это делал сегодня Клим, и я бы, наверное, сбежала. Это был бы конец любым отношениям, окончательная точка в робких попытках почувствовать себя женщиной.
Несмотря на все старания и внимательность, с Германом не получилось и десятой доли того, до чего мы за несколько секунд дошли с Климом.
Ирония, мать ее, судьбы. Впору начать верить в глупые байки о том, что первый мужчина прописывается не только в сердце женщины, но и в коде ее ДНК. Становится мастер-ключом от всех трудностей.
Продолжение следует…
Контент взят из интернета
Авто книги Коваленко Мария Сергеевна
