Еще раза три братки подкатывали к машине. Вместо меня торговала женщина-реализатор, которая с причитаниями и стенаниями отсыпала рэкетирам пару килограммов картофеля, якобы, из своего заработка, из полагающихся ей процентов. «Нам закусить надо, тетка, - втолковывал ей главный. – А ты десяток-другой покупателей обвесишь и свои вернешь».
Однако же два кило картошки, даже помноженные на три раза, – это не два мешка…
Конечно, я лихо отрапортовал, что братков можно послать или в морду плюнуть. Нет, чисто теоретически такой вариант не исключается, но практически… Одна знакомая, торгующая на рынке, рассказала, как однажды продавец, здоровый мужик, бывший военный летчик, решительно отказался раскошелиться. Банда приехала на двух машинах. Торговца метелили восемь человек. Били долго и тщательно. Лицо у бедняги превратилось в кровавое месиво. И, самое главное, во время показательной экзекуции все остальные участники трагедии, словно загипнотизированные видом ужасного зрелища, не то что не вступились, даже милицию не вызвали. Я сам не уверен, что, будучи в это время на рынке, решился бы вмешаться. Уродовали летчика, скорее всего, не злобствуя, а в назидание окружающим. Пытались им втолковать, мол, не стоит нам перечить, а то с вами то же самое случится…
После случая с братками я стал чувствовать себя уверенно на «своем поле». Зато на выездах отстегивал направо и налево. И деньгами, и товаром. Пока не стал замечать, что рэкет трясет торговый народ довольно вяло. То есть в провинции лютует по-прежнему, а на рынках больших городов парни с бритыми затылками появляются все реже и реже. И как-то на одном среднего пошиба столичном базаре я поинтересовался у начальника охраны Адика, плотного приземистого крепыша, не балуют ли на территории братки? Тот ухмыльнулся, показав крупные желтоватые зубы: «Неужто соскучился?». «Да нет, - улыбнулся я. – Но странно как-то… То слетались, как мухи на мед, а то ни одного не видно». «Наш хозяин, - объяснил Адик деловито, – по молодухе сам в рэкетирах ходил. А потом деньжат подкопил и приобрел по случаю этот вот рыночек. И кормится сейчас на нем. Это его вотчина… Кто же на чужой территории решится пастись? Разве что отморозки…». «То есть все-таки бандюки могут нагрянуть?» – уточнил я. «Если подойдут и что-либо потребуют, ничего не давай, а беги прямо ко мне. Если меня нет – обращайся к охранникам. Мы сами разберемся и накажем… Ты за место бабки кидал? Сюда входит и плата за охрану от «левых» поборов. Ясно?».
Куда уж ясней. Значит, братки рынки тихой сапой скупают и начинают совершенно легально обогащаться? Удобно и для них, и для торговцев. Рэкетирам не надо рисковать жизнью и свободой, бояться загреметь в «ментовку», «сорить» нервными клетками, которые, как известно, не восстанавливаются. Продавцам не приходится платить дважды за одно и то же… Вложил бандит деньги, приобрел базар в личное пользование и потихоньку подергивает этой «дойной корове» «вымя». Ведь по сути дела, что такое первоначальное накопление капитала? Кто-то под шумок денег нахапал немерено, но не пропил их и на девок не потратил, а заводик какой-никакой купил или магазин, или тот же рынок и начал хозяйствовать «цивилизованно». А кто-то и собственное дело завел. Организовал производство… И никаких пальцев веером и «фени» блатной, и злобных наглых оскалов! Наоборот, жесты должны быть образцово-показательными, фразы – четко построенными, гладкими, улыбки – интеллигентными. Уголовники выходят на качественно новый уровень. Превращаются в добропорядочных граждан. Платят налоги в бюджет, их бывшие «грязные» деньги теперь служат обществу, помогают развиваться экономике…
Вроде бы все правильно, но, тем не менее, как сказал герой одной классической кинокомедии: «Меня терзают смутные сомнения». Бандит, даже если он пробился в «шишки», все равно останется бандитом, и никто не убедит меня в обратном. Волк может прикинуться вегетарианцем и даже напялить овечью шкуру. Но как избавиться от волчьих повадок? И опять же, клыки никуда не спрячешь…