Потеплели отношения, жарче стали ночи. И сердце уже не камень, под него упала семечка и стала прорастать. Ирина пополнела, похорошела, по деревне шла гордо, животом рассекая воздух, словно лодка плыла по волнам. Про Никиту она почти забыла, знала, что у него родился сын. Назвали Ильей.
Видела у магазина их с Кристинкой везли коляску. Ничего, вот скоро и у них с Романом сынок родится. То, что будет сын, Ирина точно чувствовала. Она, как скульптор, лепила его только мысленно. Головка русая, глаза, как у Романа зеленые, ручки и ножки пухлые, словно перевязаны ниточками.
Из роддома приехали забирать свекор со свекровью. Стелла Андреевна просто умоляла пожить хоть немного с малышом у них. Но Иринке хотелось домой. Там Катерина все уже приготовила.
Ирина сидела, держа сына на руках, ворковала с ним:
- Агу! Агу! Тима!
Свекровь недовольно поджала губы:
- Почему же Тимофей? Он ведь вылитый Герман! - Агу! Агу! Герочка!
Но Ирина словно не слышала, что говорит свекровь. Она твердо решила назвать сына в честь деда. Отец для Иринки был всем. Он баловал её больше, чем братьев. Маленькой приносил из леса чёрный хлеб, посыпанный крупной солью, и она, как и все дети, верила, что это действительно подарок от лисички, съедала его весь до крошечки. А еще кусочек вкусной смолы, пучок заячьей капусты. Вот поэтому имя у сына будет Тимофей, Тимочка.
Свекровь обиженно надула губы. Ромка в деревню из города переехал, а теперь еще,и на имя для внука дали запрет. Ирина обиду свекрови заметила, решила как-то сгладить ситуацию:
- Стелла Андреевна. Мы с Ромой уже решили назвать Тимофеем. Не обижайтесь.
Густо подведенные черным карандашом, брови свекрови сблизились у переносицы. От этого лицо приняло еще более суровое выражение:
- Уж когда ты нас родителями станешь называть? Мама, папа, как все другие называют.
Ирина молчала с любовью смотрела на сына остальное ей было неинтересно. Стелла Андреевна встала около Ирины, склонилась над внуком:
- Герочка, - Зачем ручку в ротик тащишь, - А? Зачем. - Нельзя!
Свекровь сделала последнюю попытку в надежде, что её услышат. Но в ответ получила лишь молчание.
- Да делайте вы, что хотите! - сказала она раздраженно и вышла из комнаты.
Лето выдалось сухим и жарким. На небе вот уже вторую неделю без облачка. Весь день на сенокосе, успеть скосить, убрать. Все в хлопотах, все в спешке. С утра дома оставалась Ирина. Она еле-еле успевала по хозяйству. Тима капризничал, постоянно плакал. Жара, воздуха почти нет, как будто он выпарился. Роман приходил с работы, Ирина кормила его обедом, потом хватала грабли и бежала на луг.
Прибегала вечером. Так и есть! Роман спал, сидя на диване, а Тима, видимо, наплакавшись, засыпал поперек кроватки. Комар, уже с красным брюшком, сидел на голой попке, еще два кружили у пухлой щечки. Ирина, сама не чуя под собой ног от усталости, расстилала постель, толкала туда сонного Романа.
- Спит на ходу! - До ребенка дела нет, - думала она с обидой и злостью.
Потом, согрев кипятильником воды, шла в баню, ополаскивалась и буквально проваливалась в сон. Утром соскакивала первой, готовила завтрак, кормила сначала маленького, потом мужа. Смотрела на его вялое лицо:
- Опять не выспался. Зевает!
Не молчала. Упрекала за вчерашнее.
- Как можно заснуть?
Роман недовольно морщился:
- А чего он орет постоянно? - Давай сдадим его в ясли? Ведь другие отдают и работают?
Ирина так взглянула на мужа, что тот чуть чай не пролил. Роман даже оробел. Он еще никогда не видел такого взгляда. Продолжил разговор чуть тише:
- Мать вон обижается, что внука почти не видит. Давай отвезем к нашим на неделю? И я свободным буду, смогу вам помочь. Быстрее закончим.
Ирина колебалась. С одной стороны, вроде бы все так и есть. Свекровь сердилась, что Тимушка только дома находится. Даже когда сваты приезжали в гости, Ирина все время находила предлог забрать у них с рук маленького. Боялась признаться сама себе. Свекровь она не любила. Не лежало сердце, как не лежало и к Роману.
Наверное, поэтому только сына она любила до беспамятства. Вот и сейчас при словах мужа дать ребенка его родителям, у Ирины мысленно словно барьер вырос. Это вроде как бежишь, а на самом деле стоишь на месте. И чувство такое нехорошее.
- Наверное, я себя накручиваю, - подумала она.
Свекровь не замедлила приехать. Радостно гулила с внуком. Ночевать не остались. Какими-то вялыми, негнущимися руками Ирина собирала одежонку. Уговаривала себя: ведь это же его бабушка! Всего недельку, и они управятся с сенокосом окончательно. Целовала пухлые щечки сына.
Наконец дверца захлопнулась, и машина тронулась. Работа приглушила, стерла мысли. Было душно, жарко, но когда работаешь, многое не замечается. К концу недели, уже к вечеру, приехала свекровь. Вышла из машины, держа Тиму на руках. Ирина бросилась к сыну. Малыш капризничал, тяжело дышал. Потрогала губами лобик - горячий! Бросила вопросительный взгляд на свекровь.
- Что с ним? Почему горячий?
Та лишь хлопала накрашенными ресницами, уверяла, что с утра все было в порядке.
- В машине должно быть жарко. Вот и разомлел.
Стелла Андреевна мялась, теребила в руках уголок носового платка.
- Мы поедем. На работу завтра. И так неделю пропустила за свой счет ...
Но не через час, не через два Тимоше не становилось лучше. Наоборот, малыш стал дышать еще чаще, еще учащеннее. Сельский фельдшер, пожилая дородная женщина, осмотрела малыша, послушала, как дышит, и поставила неутешительный диагноз - обширная ангина. Сделала укол и велела ждать до утра.
У Ирины даже не было сил что-то спрашивать, что-то доказывать мужу о свекрови. И так было очевидно, что начало заболевания она скрыла. Привезла Тимошу уже в тяжелом состоянии.
К вечеру малышу становилось все хуже, все тяжелее дышал Тимоша. Ирина держала его на руках, не подпускала даже Романа. В сердцах крикнула ему:
- Что стоишь, как пентюх! Беги на ферму! звони в район, в больницу!
Звонок в диспетчерскую службу "Скорой помощи" застал дежурную в самый неподходящий момент. Она собиралась поужинать. Уже разложила бутерброды с колбасой, воткнула вилку от электрочайника в розетку, положила в чашку чайную ложечку сгущенного кофе с молоком.
Сняла трубку. Скорая помощь слушает. Говорите громче! Вас не слышно! Деревня? Понятно, у черта на куличках. Да это я не вам! Сколько лет ребенку? Спокойно, папаша, не кричите! Машина выезжает!
"Скорая" приехала только через час.
- Ну и дороги у вас! Водитель чертыхался, отряхивая от пыли куртку.
Молодая девушка, фельдшер поторапливала Ирину:
- Скорее, мамочка! Счет времени пошел, успеть в реанимацию нужно.
А у Ирины все валилось из рук. Наконец они сели в машину.
Катерина от безысходности молилась в горнице:
- Не отнимай. Господи!
Тимофей Максимович ушел в боковушку и там, прислонившись к дверному косяку, беззвучно плакал.
- Только бы успели!
Машина уже почти проехала через деревянный мост, пересекающий ручей, и тут раздался оглушительный хлопок. От влажности одну из досок вывернуло, и острый конец гвоздя проколол шину. Водитель матерился. Темно. И как назло, батарейки в фонарике сели сразу после того, как он направил луч света на колесо.
Роман жег спички. Что бы хоть как-то осветить место, водитель откручивал гайки.
Маленькому становилось все хуже. Тима дышал все тяжелей, почти задыхался.
Ирина не могла вот так сидеть и смотреть, как сын мучается. Она поплотнее запахнула одеяльце и с ребенком на руках вышла из машины.
Ты куда? - крикнул Ромка. Горящая спичка обожгла ему палец, и он замахал рукой в воздухе.
Ирина ни чего не слышала. Она шагала в темноте, запинаясь о вековые корни, которыми проросла дорога. Скоро должно быть шоссе. Она поймает попутную машину. Тима хватал губами воздух. Ирина наскоро выпростала грудь, но малыш не брал. Тогда она постаралась бежать. Тапочки цеплялись друг за друга, она на ходу скинула их, но ускорения не получилось. Ноги предательски заплетались.
Вот вдалеке уже мигнули огоньки проезжающих фар, шоссе уже рядом. И сзади зашумела "Скорая помощь". Впереди - Тимочкино избавление. Но Ирина вдруг ощутила, как сын напрягся, попытался приподнять головку, но тут же обмяк и затих ...
Назначение Никиты в председатели предполагало, ну уж если не портфель, то хотя бы беспрекословное подчинение. Именно так он себе и представлял свое положение. Молодой, горячий, отдает распоряжения, и все его слушаются. Планов было много. На первом же собрании колхозного правления Никита решил убедить руководство строить новую дорогу. Летом в сухую погоду и легковушка проедет, но, весной, когда разливался ручей, её размывало так, что еле-еле проходила почтовая машина. Добраться до шоссе, что бы сесть, на рейсовый автобус нужно было пройти по болотине. Жители ходили в резиновых сапогах, а у автобусной остановки переодевались в легкие сапожки или туфли. Сапоги заворачивали в пакет и прятали в лесу.
Никита тогда настоял. Собрал деревенских мужиков на пилораме, выписал доски, кряжи и общими усилиями до шоссе сделали крепкие мостки. А что бы сделать поселковую дорогу, нужны были бетонные плиты, ну или на худой конец подсыпка гравием. Но те слова, что колхозу нужны молодые кадры, так и остались словами в кабинете директора техникума. Никто не хотел ничего слушать, ссылаясь на вечное авось. А Никита рассчитывал с первых мгновений, когда с Кристинкой приехали хоронить её родителей.
Спасибо тогда деревенским. Помогли, организовали, проводили в последний путь. Но Никиту поразил дом. Как будто не убирали несколько лет. Кристинка тогда была как квашня, все время спала на ходу, её постоянно тошнило.
Он сам сначала разложил всё на свои места, перемыл всю посуду, потом вскипятил еще воды, кипятком поливал пол, скоблил ножом, пока половицы не приобрели цвет топленого молока. Затопил баню, попарился, выгнал березовым веником весь застоявшийся дух. Как же было приятно ходить босыми ногами по гладкому чистому полу. Вот теперь можно жить!
Только сейчас он более или менее стал ощущать, что этот дом - его и он в нем хозяин. Ну и девчонок, Кристинкиных сестер, со счетов не сбрасывал. Летом на каникулы пусть домой возвращаются. Да и с сенокосом, когда помочь.
Никита серьезно задумывался поднимать хозяйство. У коровы, что осталась после Кристинкиных родителей, пропало молоко. Пришлось сдать на мясо. В соседней деревне семья уезжала на жительство в город, всю скотину распродавали. Там Никита и решил корову купить. Так появилась пестрая Мирта. Вымя небольшое, а выдаивала по ведру.
И главное, что шло в плюс Кристинке - корова совсем не умела грязниться. Даже мужики, стараясь поддеть Никиту, говорили:
- Ну, Никитка, видать, ты корову с мылом каждый день моешь. По нашим коровам скребок сломать можно. Вот как изгваздаются. А твоя как королева!
Никите стало нравиться возвращаться домой, переодеваться в чистую рубашку, и ничего, что она с заплаткой на локте. Что бы дома был густой борщ и горбушка черного хлеба, натертого чесноком с солью. Но Кристинка обед готовить ленилась, от запаха чеснока её тошнило.
- Уж родила бы скорее, - думал тогда Никита. Но с рождением маленького Илюшки ничего не изменилось. Жена продолжала ходить вечно не выспавшейся размазней, готовила кое-как. Иногда, приходя домой, Никита довольствовался лишь хлебом с молоком.
Конец марта выдался солнечным. Гуляя с сыном на улице, Кристинка иногда заходила на сельскую почту. Там всегда кипела жизнь: старухи, командировочные, дачники. Все новости можно узнать на почте. А еще там работала бывшая Кристинкина одноклассница Мила Грушина.
Кристинка заходила к Милке в подсобку. Они пили чай с конфетами, болтали, пока Илюшка спал. В этот раз Кристинка прошла мимо, на почту не зашла. Малыш капризничал, требовал еду и наверняка был мокрый. Милка сама выскочила на крыльцо и закричала:
- Кристина! Зайди! Срочно!
Та повернула коляску, подъехала к крыльцу почты. Милка сбежала по ступенькам:
- Тебе телеграмма. И денежный перевод! От какого-то Аль. Аль. Тьфу, забыла!
Кристинка не могла поверить:
- Может, Альберта?
Милка щелкнула в воздухе пальцами:
- Точно! Альберт. Слушай Кристинка, а кто это?
Но Кристинка уже не слушала, повернула коляску и быстро направилась домой. Стащила с сына комбинезон, переодела, накормила и положила в кроватку. Только тогда распечатала телеграмму. Текст был короткий.
Милая. Жду Сочи. Встречаю вокзал. Альберт.
Кристинка взглянула на себя в зеркало. Оттуда на неё смотрело изможденное серое лицо. Волосы цвета ржавчины, сальные, забранные в хвост.
- Господи, в кого я превратилась?
Она вспомнила, как когда-то в белой блузке и черной юбочке плавно лавировала между столиками, и каждый из мужчин норовил ущипнуть или сунуть в кармашек юбочки рубль.
- Эх! Золотое было времечко! А что у меня сейчас? Двор, скотина, ребенок, нытик и этот. Комсомолец, борющийся за правду. А кому нужна его справедливость? Никто и не прислушивается даже к его правде. Досками замостил путь к шоссе. А по ночам, кто-то хорошие доски домой к себе тащит. Взамен кладут подгнившие.
Свекровь постоянно учит. Зрение её совсем подвело. В школе уже прямым текстом намекают, чтобы собиралась на пенсию. А на пенсии что? Дома не усидит, сюда прикатит. И тут будет учить! Мысли роем вились в Кристинкиной голове. Она пересчитала деньги, что послал Алик.
Двести рублей! Вот это мужик! Любит её до сих пор. Кристинка встала, посмотрела на часы. До рейсового автобуса оставался час. Сын спал.
Стащила с полатей чемодан, распахнула дверцы шкафа. Бросала все, что могла считать лучшим.
- Остальное куплю.
Натянула на волосы вязаную шапочку. Под ней незаметно было, что волосы не мыты. В городе зайду в парикмахерскую, сделаю прическу. Оглядела комнату. Через полчаса должен вернуться Никита. Еще раз перебрала купюры, вытащила пятьдесят рублей, положила на стол. Сын спал крепко, даже не ворочался.
Кристинка взяла в руки чемодан, посмотрела на стол. С минуту колебалась, раздумывала. Вырвала листок из тетради, куда Никита заносил отчеты, начеркала на бумаге несколько слов и быстро вышла из дома. Уже на крыльце остановилась, вернулась, взяла со стола пятьдесят рублей и бегом, чтобы никто не видел, пробежала по натоптанной тропинке вдоль огородов, свернула к шоссе.
Никита, придя с работы, еще не успел открыть калитку как услышал плач сына. Разулся в сенях, вошел в комнату. Илюшка стоял на коленках, вцепившись ручками в прикроватные палочки, размазывая по щекам слезы. Никита улыбнулся, подошел, взял сына на руки.
- Кто это тут у нас плачет? - А где мама?
И только тут заметил на столе вырванный тетрадный листок. На нём крупным Кристинкиным почерком было написано:
- Не ищи! Не вернусь.
Что думал Никита в ту минуту, когда читал эти строчки? Наверное, облегчение. Уже через день вся деревня знала, что Кристинка сбежала к любовнику. Некоторые удивлялись, другие плевались, а еще через неделю и думать забыли.
Продолжение следует. часть-1. часть-2. часть-3. часть-4. часть-5. часть-6.
Благодарю за подписки и помощь! Желаю всем чудесного, радостного и хорошего настроения! Пускай, оно остается таким на протяжении всего времени, несмотря ни на какие обстоятельства. Пусть грусть, от прочтения, переживания и огорчения пройдут мимо, не затрагивая ваше сердце!