В октябре на самую роспись вдруг неожиданно вернулась летняя жара. Пекло так, что молодые люди переодевались в легкие рубашки, а девушки в сарафаны. Учительница труда помогла Софье Константиновне, сшила из легкого, белоснежного гипюра, прелестное платьице для Кристинки.
В комиссионке подобрали фату. Отметили дома, Софья Константиновна напекла пирогов с палтусом, приготовила нехитрую закуску. На выходные решено было нанять машину и съездить в деревню. По выражению Кристинки– «Отметиться». Софья Константиновна тоже поехала, надо же было как-то знакомиться со сватами. Все шло прилично, белые "Жигули" с шарами и куклой на капоте стремительно ворвались в притихшую, осеннюю деревню. Встречать молодых как полагается, вышли мать с отцом. Вынесли каравай, собрался народ. Все как мечтала Кристинка.
Родители только-только получили зарплату. Стол ломился от спиртного и деревенских деликатесов. Первое что поразило, в доме было прибрано, что называется для «галочки» За столом, в самом уголке сидели четыре девчонки, погодки, все рыженькие, очень похожи друг на друга. Стыдливо оглядываясь, они пытались отломить ножку от вареной курицы.
Всякий раз, встречая нахмуренный взгляд матери, отодвигали миску от себя, складывая под столом тоненькие, как веточки руки. Лишь только мать отворачивалась, миска снова пододвигалась, и цепкие пальчики вновь крутили куриную ножку. Отец Кристинки, маленький, толстый, в жилетке, застегнутой на одну пуговицу, пытался всунуть рюмку в худенькие ладони Софьи Константиновны.
По мере наполнения и опустошения рюмок, назойливый сват, постоянно утирая слюнявый рот платком, лез целоваться к Софье Константиновне. Она лишь пригубила, из рюмки, и от созерцания происходящего ей сделалось дурно. Отдохнуть от грохота и гвалта, вышла на улицу. Присела на лавочку. Сердце зажала тоска и грусть. Разве такое будущее желала она своему сыну? Стараясь унять ноющую боль под лопаткой, склонилась вперед.
- Вам плохо?
Софья Константиновна подняла голову и увидела перед собой девушку. Тоненькая, беленькая, в домашнем, цветастом халатике она словно излучала свет. Софья Константиновна вдруг заметила, что смотрит на ноги девушки, одна туфелька была чуть больше, а подошва толще, чем у другой.
- Вам плохо?
Повторила свой вопрос девушка.
– Сердце … Что-то щемит. А валидол забыла взять.
Девушка встрепенулась:
- Я сейчас принесу!
Она сделала пару шагов и тут же повернулась:
- А пойдемте к нам? Мама самовар как раз согрела, чаю выпьете, с клубничным вареньем.
Софья Константиновна вдруг ощутила, как ей хочется клубничного варенья, прямо ежеминутно захотелось. И чаю, крепкого.
Девушка протянула ей руку, Софья Константиновна встала со скамейки, взяла свою неожиданную спутницу под локоть и они пошли.
- Я вас не напрягаю? Софья Константиновна заметила, что у девушки при ходьбе немного заплетаются ноги.
- Нет, что вы! - голос девушки звучал как ручеёк.
- Не обращайте внимания. - Я родилась уже с такими ногами. Вот спасибо маме, парила в бане, отвары, так и спасла.
- Вот мы и пришли. - Меня кстати Ирина зовут.
Зайдя в просторную избу, Софья Константиновна обратила внимание как чисто и свободно в комнате. Пол светлый, крашеный. Огромный, зеленый фикус стоял в кадке в углу. Накрахмаленный белоснежный тюль мягкими складками висел на окнах. Во всей этой свежести, чувствовались умелые руки хозяйки. Из-за закутка кухни, на ходу вытирая руки полотенцем, вышла Катерина, несмело поздоровалась.
- Мама, вот гости у нас. Это к Калининым приехали.. На свадьбу.
Говоря это, Ирина заметно волновалась. Катерина встрепенулась:
- Ой, что же это я стою, проходите, сейчас будем чай пить.
За столом Катерина подкладывала Софье Константиновне разное варенье.
- Попробуйте, вот вишневое, нонче варила.
Пододвигала поближе большое блюдо с творожниками.
- Кушайте, кушайте!
От одного, этого участия, Софье Константиновне стало просто и легко на душе. Казалось, что она всю жизнь знает эту семью, эту милую, робкую девушку. Вот бы Никите такую невесту!
Ну и что, что у неё ножки неправильно росли. В душе-то, совсем не испорчена, не то, что эта … Прости Господи!
Пока, Софья Константиновна с Катериной пили чай и разговаривали, Ирина вышла на улицу. Ей нужно было наносить воды коровам. У дома Калининых вовсю шло гулянье.
- А вдруг увижу Никиту? - думала Ирина.
Она и увидела его, и Кристинку, в белом,свадебном платье.
Ирка! - закричала та, увидев Ирину. Вместе с Никитой они подошли, у Ирины сердце замерло и провалилось.
- Ирка-а! Я в замуж вышла! - подвыпившая Маринка повисла на плече Ирины.
- Поздравляю!
Ира обращалась не к Кристинке, она смотрела, не отрываясь на Никиту, значит и речь предназначалась ему.
– Спасибо … - А я вас помню.. - Вы работали в конторе.
Как показалось, Ире, Никита проговорил это с нежностью. Сердце ликовало:
- Он меня помнит!
- Помочь? - Никита взглянул на пустые ведра.
- Нет, спасибо, я сама. - Еще раз поздравляю вас.
И Ирина взяв оба ведра в руку, пошла на колодец. Она носила воду, поглядывала временами на гуляющих. Уже стемнело, когда Ирина, подоив корову, вернулась домой.
- А где гостья? - спросила она у матери.
- Эко, ты хватилась. Софья Константиновна домой уехала. - Ага, прямо на этой такси, на которой молодые прикатили. Я уж оставляла её ночевать, не осталась. Домой говорит надо, завтра на работу. А сын с невесткой утром уедут.
У Иринки ведро с молоком чуть не выпало из рук. Белые капли расплескались на полу. Она присела на стул:
- Так, это была мать Никиты?
Приближался Новый год, Софья Константиновна шла по улице, холодный, голубой закат опускался за крыши домов. Свежий морозный воздух был вкусный, как только что разрезанный арбуз. У остановки трамвая торговали елочками. Софья Константиновна остановилась, что бы приценится, потом пересчитала деньги в кошельке. Дорого. Собралась уже уходить, как тут подошла супружеская пара.
Она в серебристой песцовой шубке, в серых кожаных сапожках. Из-под шубки был заметен выпирающий животик. Сзади, одетый в морскую форму, подошел мужчина, вероятно муж. Женщина оглянулась на мужа:
- Лёвочка! - Посмотри, какая прелесть! - Давай купим?
И не дожидаясь, когда муж ответит, обратилась к продавцу:
- Отрубите мне, пожалуйста, верхушечку? Мне большая ель не нужна. Если можно конечно.
Продавец посмотрел в миловидные глаза женщины, ответил:
- Сейчас сделаем!
И ловко орудуя топориком, отрубил верхушку у ели, завернул тугие, колючие ветки в мешковину, перевязал бечевкой и подал женщине. Та поблагодарила, заплатила и пара скрылась в людском потоке. Оставшийся обрубок ёлки продавец отбросил в сторону. Софья Константиновна еще некоторое время стояла, наконец, решившись, спросила:
- Можно мне забрать вот этот обрубок? А то, у меня денег не хватает, купить. Продавец с головы до ног оглядел щупленькую фигурку Софьи Константиновны, и поколебавшись с минуту, подал ей обрубленное деревце. Густой, смолистый запах ударил в нос.
Софья Константиновна поспешила домой. В квартире никого не было. Сын с Кристинкой, вероятно, ушли на каток. Без верхушки, елка выглядела убого и безрадостно. Тогда Софья Константиновнаа обрезала ветки, налила в трехлитровую банку воды, бросила туда таблетку аспирина, и аккуратно поставила ветки в воду. Но, и этот результат, её не устроил. Тогда она обложила банку ватой, из бумаги нарезала снежинок.
В шкафу, в коробке из-под ботинок, лежали елочные игрушки. Не спеша, украсила ими елку. Софья Константиновна любила это состояние, предновогоднего одиночества, когда колдовать над украшением елки, приходилось ей самой.
Проделанная работа её удовлетворила, и Софья Константиновна решила выпить чаю, пока одна. И только она отправилась было на кухню, как тут раздался звонок в дверь. Софья Константиновна пошла, открывать, дверная цепочка долго не поддавалась. По ту сторону слышалось недовольное сопение. Наконец цепочка высвободила себе дорогу, дверь распахнулась, и на пороге предстали... сват и сватья.
В первую минуту Софья Константиновна растерялась настолько, что не могла вымолвить и слова. Хотелось дверь закрыть, и чтобы при следующем открытии, чудесным образом за ней никого не было. Но чуда не произошло. Голос сватьи заставил прозреть:
- Здравствуйте Софья Константиновна! - А мы к вам, на праздники! Ага!
Сватья, дородная, в черном плюшевом жакете, застегнутом на большие, круглые пуговицы. В руках большая корзина, из которой выглядывало горлышко бутыли с молоком, заткнутой плотно свернутой бумагой. Какие-то свертки завернутые в промасленную бумагу. С другого края выглядывала еще одна бутыль, с мутным содержимым. И эту корзину, кто-то постоянно дёргал. Как оказалось, сзади сватов стояла самая младшая из Кристинкиных сестер.
- Вот, еще, Алёнку, с собой взяли, а то они мне там вчетвером все хозяйство переполошат. Девочка робко поглядывала из-за спины матери. Сват, маленький, толстый, в засаленном полу пальто, еле-еле сходящимся на круглом животе, стоял молча. Слова вернулись к Софье Константиновне, и она смогла выговорить:
- Проходите …
Более ужасной ночи у Софьи Константиновны не было никогда. Из-за хмельного гомона она не расслышала даже боя курантов. Пьяный сват, постоянно сотрясал в воздухе мутную бутыль, как оказалось, в ней находился самогон. На столе, вперемешку с пирожками и закусками, что приготовила Софья Константиновна, лежали куски крупно нарезанного сала, соленые огурцы. Это так называемые деревенские "гостинцы" Выпивая, сват откусывал, то от одного огурца, то от другого, недоедая до конца, бросал объедки на стол. Даже Кристинка притихла, глядя, до чего же в последнее время, опустились родители.
К утру, сваты угомонились, Никита постелил им на полу в своей комнате, а Алёнку Софья Константиновна взяла, к себе в комнату, положив ее на раскладушку. Девочка уснула сразу, как только коснулась головой подушки. Софья Константиновна включила настольную лампу "грибок", сверху накинула легкий платок. Что-то глухо упало, Софья Константиновна подошла к раскладушке, в полумраке на полу увидела выпавшее из-под подушки печенье и конфеты. Это был тайный Алёнкин "запас".
Продолжение следует. часть-1. часть-2. часть-3. Спасибо за помощь! Пусть солнце греет вас, если не снаружи, то внутри!
