Окончание воспоминаний графа Карла Васильевича Нессельроде (перевод с фр.)
1-го декабря 1812 года русские войска во многих местах перешли границу. Императорская квартира последовала за отрядом, направлявшимся в старую Пруссию, по направлению к Плоцку и в стороне от Кенигсберга.
Тотчас по вступлении нашем в Пруссию к нам приехал барон Штейн (Генрих Фридрих), которому Государь (Александр I) поручил управление занимаемого нами края; он отправился в Кенигсберг, чтоб учредить там временное правительство под председательством тайного советника Шёна.
Не успели мы войти в герцогство Варшавское, как граф Брандебург привез Государю письмо от прусского короля (Фридрих Вильгельм III) и имел поручение изобразить трудное положение Пруссии, все еще окруженной французскими войсками, а также привезти королю сведения о дальнейших движениях нашей армии.
Не высказываясь определительно, король давал чувствовать намерение свое присоединиться к нам, как скоро представится к тому возможность. Уведомление это, конечно, должно было подкрепить намерение Государя идти вперед. Мы недолго останавливались ни в Плоцке, ни в других, лежавших на пути, городах, и старались достигнуть Калиша почти форсированными маршами.
Между тем левые наши колонны заняли Варшаву, на основания заключённого с князем Шварценбергом уговора, по которому мы согласились дать ему без преследования отступить в Галицию. Таким образом, занято было герцогство Варшавское почти мирно; сражение дано было лишь одно, в коем генерал Винцингероде (Фердинанд Федорович) разбил корпус Ренье. В то же время прусский король тайно переехал из Берлина в Бреславль.
Достигну в Калиша, мы находились в весьма недальнем от него расстоянии. Сообщения сделались частыми; король прислал к нам генерала Кнезебека с поручением уговориться об основаниях предположенного союза. По окончании переговоров император Александр, чуждый тщеславия, пренебрегавший суетами этикета, поехал в Бреславль и взял меня с собою. Нас приняли там с неописанным восторгом.
На большом обеде, данном королем, я впервые увидел принцессу Шарлотту (впоследствии императрицу Александру Фёдоровну), распоряжавшуюся в качестве хозяйки. Я сидел напротив их величеств, между фельдмаршалом Блюхером и князем Гарденбергом (Карл Август фон), и имел долгий разговор с фельдмаршалом; полный отваги, он жаловался на состав армии, наполненной молодыми солдатами.
Мы пробыли в Бреславле 48 часов; свидание это связало обоих монархов тесной дружбой до гроба. Условлено было, что князь Гарденберг прибудет в Калиш для заключения и подписания союзного договора, который вслед затем был подписан им и фельдмаршалом Кутузовым (Михаил Илларионович). Одновременно условились о плане дальнейших военных действий.
Армия двинулась через Силезию на Дрезден. Князь Кутузов тяжко захворал в Бунцлау и должен был там остаться. В Дрездене мы получили известие о его смерти. Император поручил командование князю Витгенштейну (Петр Христианович), отличившемуся в сражении под Полоцком против маршалов Удино и Макдональда.
К несчастью, последствия не оправдали этого выбора. Соединенная наша и прусская армии были под начальством фельдмаршала Блюхера; начальником штаба был у него генерал Шарнхорст (Герхард), основатель "системы ландвера", давшей Пруссии возможность начать войну со стотысячным войском, тогда как по заключенному с Наполеоном трактату она обязалась не держать более 40 тысяч.
К сожалению, нам скоро пришлось оплакивать этого отменного человека. Пребывание наше в Дрездене было ознаменовано переговорами с Англией относительно трактата о субсидиях. Английское министерство выслало туда одного из своих финансистов, Гарриса, для того, чтобы под руководством посла, лорда Каслри (Роберт Стюарт), обсудить этот вопрос с князем Шварценбергом (Карл Филипп цу) и мною.
Предложения Англии были столь выгодны, что не могло быть и речи об отклонении их, так что уговор состоялся немедленно. Покуда мы занимались этим делом, до нас дошло известие, что Наполеон, покинув Париж, приближался с армией, которую успел сформировать в течение зимы.
Он шел на соединение с принцем Евгением (Богарне), занимавшим еще Магдебург и в свою очередь собравшим около себя тысяч тридцать, уцелевших после бегства из России. Государи тотчас оставили Дрезден в намерении принять начальство над войсками и начать наступление на Наполеона.
Операционный план был хорошо обдуман. Наполеон через Эрфурт приближался к Лейпцигу, куда принц Евгений направлялся через Галле. Союзники хотели напасть на Наполеона прежде соединения его с принцем Евгением, и действительно успели напасть на французскую армию под Люценом.
Сначала успешное нападение подавало надежды на победу, но нападение это не получило надлежащего подкрепления, и дурное исполнение хорошо обдуманного плана заставило союзников отступить к вечеру, когда принц Евгений, подоспев на поле сражения, угрожал захватить нас во фланге. Отступление было исполнено в большом порядке. Союзная армия очистила Дрезден, отступила за Эльбу и под Бауценом заняла позицию для новой битвы, столь же неудачно окончившейся.
Два пути лежали нам для отступления: первый, к Калишу, удалял нас от операционной нашей линии, а другой, на Силезию, по границе Богемии, обеспечивал важные для нас сношения с Австрией. Первое направление было выгоднее в военном, а второе в политическом отношении.
Действительно, двигаясь по последней дороге, мы могли продолжать переговоры с Австрией. Граф Штадион, находившийся для этих переговоров при нашей главной квартире, удалился в Гёрлиц во время Бауценского сражения.
Вечером, после того как мы были разбиты, император Александр позвал меня и приказал отправиться к графу Штадиону для сообщения ему принятого Государем намерения; при этом я должен был выставить руководившие Государем побуждения, решимость его продолжать войну, несмотря на последние неудачи и надежду на присоединение к нам Австрии, потому что хотя Наполеон и одержал победы, но победы эти дорого ему стоили и ослабили его силы, так что Австрии предстояло спасти Европу, открыто перейдя на сторону союзников.
Отступление наше совершалось в величайшем порядке. Блистательный успех, одержанный нами в арьергардном бою, лишил Наполеона маршала Дюрока и трех лучших французских генералов. Делом этим задержалось движение французов, и мы спокойно достигли Швейдница, в Верхней Силезии. Наша армия расположилась близ этой крепости; большая часть Силезии, не исключая и столицы её Бреславля, была занята французскими войсками.
Начались переговоры о перемирии, которое и было подписано. Главное дело заключалось в присоединении Австрии. Император Франц, чтобы ближе быть к событиям, расположился в Гичине, замке, принадлежавшем графу Траутмансдорфу. При нем были князь Меттерних и генерал Дука, к несчастью, главный его советник в военных делах.
Это был старый человек, предпочитавший спокойствие движению, нейтралитет войне. Я нашел австрийского императора в сущности выгодно расположенного, но занятого мыслью о том, что еще надо много времени для окончания военных приготовлений и надлежащего сформирования значительных сил, потребных для столь большого предприятия.
Словом, мне не сказали "нет", но хотели выиграть время посредством переговоров с Наполеоном. Желанию этому была еще другая причина. На деле Австрия была еще союзницей Франции, не давшей никакого достаточного повода для объявления войны. Князь Меттерних задумал предложить Наполеону умеренные условия для всеобщего успокоения во благо всей Европе.
Отказ в принятии предложенных им условий должен был служить достаточным поводом к разрыву. С этой целью князь Меттерних должен был отправиться к Наполеону в Дрезден. Таким образом Австрия становилась посредницей между Наполеоном и союзниками. К сожалению, я не успел достигнуть более положительного результата и увез из Гичина лишь поручение "представить предположение князя Меттерниха" обоим государям.
Разумеется, известие не могло им нравиться. Впечатление им произведенное было ослаблено присылкой одновременно в нашу главную квартиру полковника Латура, присланного императором Францем для совещания на всякий случай о дальнейших военных действиях. Генерал Дука также прибыл под предлогом "свидания со служившим в рядах наших его братом".
Предложение Меттерниха, как и следовало ожидать, были отвергнуты Наполеоном. Свидание их имело одно только последствие - принятие Наполеоном предложения "назначить в Праге конгресс и заключить перемирие". Князю Меттерниху предстояло склонить союзников, к принятию этого двойного предложения, что было нелегко, потому что войска наши только что были укомплектованы свежими силами, и, следовательно всякая проволочка обращалась в выгоду не нам, а нашим противникам.
Князь Меттерних предложил нам свидание в Ратиборчице, поместье первой герцогини Саган; я отправился туда с князем Гарденбергом и бароном Гумбольдтом (Вильгельм фон). Совещание это было самая бурное из всех, на которых мне когда-либо приходилось присутствовать; но для нас было так важно привлечь Австрию, что пришлось исполнить все ее требования.
Союзные государи не менее своих представителей были недовольны назначением конгресса и происходившей вследствие того отсрочкой военных действий. Предстояло назначить уполномоченных. Государь, избрал г. Анстедта (Иван Осипович), а король прусский барона Гумбольдта. Князь Меттерних сам взялся быть представителем Австрии. Наполеон назначил герцога Виченцского (Коленкур) и графа Нарбонна.
Конгресс этот был просто насмешкой: уполномоченные не собирались, а пересылали свои требования князю Меттерниху, который в качестве посредника передавал их противной стороне. На деле никто не хотел мира. Несколько недель прошло в бесплодных переговорах, затем конгресс прервался, перемирие окончено, и враждебный действия начались снова.
Во время перемирия император Александр имел в Трахенберге свидание с наследным принцем шведским (Бернадот). Я сопровождал Государя. Здесь был решен план вновь открывавшейся кампании. Силы союзников были разделены на три армии. Каждая из этих армий должна была состоять из войск всех трех наций; одни австрийцы оставались вместе, не отряжая своих сил к войскам союзников.
К австрийцам была присоединена значительная часть русской армии и два прусских корпуса. Вторая армия состояла преимущественно из пруссаков, с присовокуплением двух русских корпусов; третья, под начальством шведского наследного принца, вмещала два русских, два прусских корпуса и довольно слабый отряд шведов.
Войска, назначенные для соединения с Австрией, должны были оставить Силезию и войти в Богемию; вторая армия, под начальством Блюхера, долженствовала остаться в Силезии, а третья в Бранденбурге. Все три армии должны были одновременно начать наступательное движение и направиться против Наполеона, сосредотачивавшего свои силы около Дрездена.
Условлено было каждой армии, в случае нападения сил превосходных или предводительствуемых самим Наполеоном, отступать и дать время другим армиям прийти на помощь. Этот план действий был приведен в исполнение, но вначале он не имел тех счастливых последствий, которых в праве были ожидать от него.
Командование главной армией было поручено князю Шварценбергу. Император Александр находился здесь же и, не принимая звания главнокомандующего, имел главнейшее влияние на все движения армий, несмотря на присутствие двух других государей. За несколько дней до окончания перемирия к нам прибыл генерал Моро (Жан Виктор), по нашему приглашению покинувший Америку и готовый служить плодами своей военной опытности.
Император призвал его к участию в своих советах, надеясь извлечь из него пользу в борьбе со старинным его соперником. Моро не произвел на меня того впечатления, которого я ожидал: я нашел его ниже его славы.
Около того же времени появился генерал Жомини (Генрих), известный своей военной ученостью. Уже несколько лет тому назад мы хотели привлечь его в свою службу. Когда я состоял при парижском посольстве, то мне поручаемо было сделать ему о том предложение. Он выслушал это предложение приветливо и уже тогда имел намерение выйти из французской службы и поселиться в России.
Обстоятельства и некоторая доля нерешительности помешали ему исполнить это намерение. Император принял его благосклонно и пожаловал в генерал-адъютанты. План открывавшейся кампании был сообщен Жомини, который сделал несколько изменений, оправданных последствиями. Император Александр, в ожидании сбора войск в местах, откуда они должны были вторгнуться в Саксонию, отправился сам в Прагу и взял меня с собой.
Мы настигли армию в Коммотау, и тотчас началось движение вперед. После двух переходов мы подошли к высотам, окружающим Дрезден. Император Наполеон, по неверным уведомлениям своих шпионов, не ожидал соединения в Богемии русской и австрийской армий; он перешел Эльбу, чтобы напасть в Силезии на фельдмаршала Блюхера; следовательно, наше появление у Дрездена было весьма удачно.
К несчастью, нерешительность князя Шварценберга, не раз вредившего нам и впоследствии, заставила нас пропустить наиудобнейшее для нападения на город время. Решились атаковать спустя лишь 24 часа, когда предуведомленный Наполеон, отказавшись от нападения на Блюхера и оставив Макдональду командование войсками в Силезии сам с частью своей армии, форсированным маршем, возвращался к Дрездену.
Вследствие этого, нападение наше на Дрезден не удалось, и мы принуждены были возвратиться в Богемию по дорогам, сделавшимся непроезжими от дождя, не прекращавшегося во все время сражения. Нам пришлось оплакивать генерала Моро: ему, подле императора Александра, оторвало обе ноги ядром, пущенным из орудия, так сказать, нацеленного самим Наполеоном.
Отступление наше совершилось довольно беспорядочно. На пути лежали высокие горы; одна только и была порядочная дорога, прекрасное шоссе, пролегавшее чрез Петервальдау к Теплицу; по ней направился гвардейский корпус. Если бы Наполеон настоятельнее преследовал его, то достиг бы Теплица прежде нас и отрезал бы нам отступление.
Он поручил преследование генералу Вандаму, не поддерживая его достаточными силами. Отступая, гвардия заняла позицию при Кульме и выдержала здесь первый натиск. Между тем некоторые из наших корпусов спустились с гор; прусский корпус генерала Клейста направился через Ноллендорф на правый фланг и сообщения Вандама.
Атакованный превосходными силами, Вандам был разбит и взят в плен вместе с генералом Гаксо, одним из лучших французских офицеров генерального штаба. Французы потеряли всю свою артиллерию. Этот блестящий успех, с одной стороны, поднял дух в нашем войске, ослабленный Дрезденским поражением, с другой, после него, начали показываться между русскими и австрийцами недоумения.
К сожалению, мы имели некоторые поводы неудовольствий на этих союзников: во время сражения 15000 австрийцев, под начальством генерала Мочко, положили оружие, без выстрела.
Счастье снова переходило на нашу сторону; покуда мы выигрывали Кульмское сражение, фельдмаршал Блюхер разбивал Макдональда при Кацбахе, где отличилась дивизия русских гусар под начальством князя Васильчикова (Дмитрий Васильевич). Два дня спустя получено известие о победе шведского королевского принца при Грос-Берене. Эти славные события происходили в августе месяце.
Всякая армия, даже победоносная, бывает более или менее расстроена после нескольких недель, проведенных в военных действиях. Наши войска были весьма утомлены тяжелым отступлением чрез Богемские горы. Мы оставались весь сентябрь месяц в Теплицкой долине, пополняя утраты, снабжая обувью австрийскую пехоту, получая подкрепления.
Лишь в начале октября мы были в состоянии снова начать наступление. В первых днях этого месяца войска наши снова пустились через Богемские горы, вошли в Саксонию и направились к Лейпцигу. Здесь с 16-го по 19-е октября дана была Наполеону знаменитая битва, освободившая Германию.
В продолжение всего сражения я находился подле Государя и видел вблизи атаку французской конницы, которая, опрокинув нашу легкую кавалерийскую дивизии, направлялась к холму, где стоял император Александр, окруженный многочисленною свитой. Он приказал своему конвою, состоявшему из полка гвардейских казаков, двинуться против французов. Командовавший атакой граф Орлов-Денисов (Василий Васильевич) разом остановил движение неприятеля.
Вступление в Лейпциг было величественно. Императора Александра сопровождали оба союзные государя и принц шведский. В городе оказался Саксонский король, которому было объявлено, что его, в качестве военнопленного, отправят в Берлин. Французская армия отступила по дороге через Эрфурт и Франкфурт на берега Рейна; по несчастью, ее преследовали не довольно деятельно, так что результаты победы были неполны.
Авангардом командовал австрийский генерал, граф Гиулай; если б он ускорил свои движения, то мог бы достигнуть высот Крюзенских прежде Наполеона и пресечь ему путь к отступлению.
8-го октября Бавария присоединилась к союзу. Баварская армия, предводительствуемая маршалом Вреде, направилась к Ганау, куда и пришла, покуда Наполеон отступал по той же дороге. Вреде так плохо распорядился, что не только не остановил Наполеона, но был разбит им и дал ему возможность достигнуть Майнца.
Здесь Наполеон покинул армию и возвратился в Париж. Император Александр с главной армией двинулся чрез Веймар и Швейнфурт во Франкфурт. Тут дан был на несколько недель отдых. Важные вопросы должны были быть обсуждены и разрешены: предложить ли неприятелю мир или принять великое решение: войти во Францию и преследовать Наполеона до последней крайности.
По этому великому вопросу мнения союзников были различны. Император Александр, поддерживаемый Пруссией, хотел продолжать войну; австрийский кабинет предложил открыть переговоры. Решено было вступить в них, не прекращая военных действий. Г. де Сент-Эньян (Aignau), французский министр при Веймарском дворе, был взят в плен; его освободили и отправили к Наполеону с изложением условий, на которых союзники соглашались открыть мирные переговоры, созвав с этою целью конгресс в Мангейме.
Большое число немецких принцев и между ними король Вюртембергский прибыли во Франкфурт с целью присоединиться к союзу. С каждым из них был заключен трактат. Решено было вступить в пределы Франции; оставалось уговориться о плане военных действий. По этому поводу возникли новые прения между императором Александром и князем Меттернихом, который настаивал на предположении проникнуть во Францию чрез Швейцарию, тогда как Государь утверждал, что не следовало нарушать нейтралитет Швейцарии, о чем просила только что прибывшая оттуда депутация.
Австрия не теряла из виду давнишнюю цель поднять в Берне аристократическую партию и восстановить прежний порядок, что нисколько не отвечало желаниям императора Александра. Для переговоров с правительством Гельвеции были отправлены туда два уполномоченных: со стороны Австрии барон Лебцельтерн, а от нас граф Каподистрия, выступавший при этом впервые на сцену.
Договорено было, что союзники, не вторгаясь внутрь страны, получат свободный пропуск на двух дорогах: одной, через Базель, для главной армии, при которой находились три союзных государя, а другой, чрез Женеву, для австрийского корпуса, долженствовавшего вступить в Лион. Мы двинулись.
Император останавливался на два дня в Карлсруэ и на три в Фрейбурге, где мне посчастливилось иметь помещение у старой любовницы майнцкого курфирста, г-жи Фери; она угостила нас на славу, щеголяя в особенности пуншем, который одна умела делать для своего возлюбленного.
Слишком долго было бы рассказывать подробности этой достопамятной кампании, в продолжение коей судьба то покровительствовала, то сопротивлялась нам, покуда не перешла окончательно на нашу сторону.
Упомяну лишь об одном случае, имевшем решительное влияние. После сражений при Лионе и Краоне, Наполеон двинулся против наших войск, сосредоточенных у Бра-на-Оби, где находился и император Александр. В это время я был отправлен для совещания с князем Гарденбергом, князем Меттернихом и лордом Каслри. По окончании нашего заседания князь Гарденберг пригласил меня к обеду, но моя счастливая звезда заставила меня отказаться под предлогом скорейшего уведомления Императора об исходе нашей конференции.
Благодаря своему отказу, я успел достигнуть армии: несколько часов спустя, я был бы с остальными членами конференции и императором австрийским отрезан французской армией, которая, будучи отбита, повернула на Витри. Таким образом, мне дано было участвовать в нашем знаменитом шествии на Париж и принять деятельное участие в последовавших затем событиях.
После нескольких схваток маршалы Мармон и Мортье попросили сдачи на капитуляцию. Император послал меня с полковником Михаилом Орловым для переговоров. Мы встретились в одном из домов соседних с заставой Клиши. Уговорившись об основаниях капитуляции, я поручил Орлову отправиться в дом маршала Мармона, с тем, чтобы составить бумагу и подписать ее вместе с полковником Фабрие, которого маршалы отрядили с этою целью.
Сам я вернулся в Бонди к Государю с уведомлением его о происшедшем. Покуда мы вели переговоры в предместья Клиши, Наполеон покинул армию и приближался к Фонтенбло, надеясь еще спасти Париж своим присутствием. Он отправил вперед Александра де Жирардена с приказанием маршалам держаться, во что бы то ни стало. Офицер этот, давно мне знакомый, попал в наши переговоры.
Он обратился ко мне, желая испугать меня рассказом о победе, будто бы одержанной Наполеоном над корпусом генерала Винцингероде, который был оставлен замаскировать наше движение на Париж. Между прочим, он стал уверять меня, что в этой мнимой битве была взята в плен целая дивизия русской пехоты.
Я отвечал, усмехаясь: "это несколько мудрено, потому что весь отряд Винцингероде состоит из 6000 кавалерии".
В капитуляции было договорено, что депутация от города Парижа явится к императору Александру в Бонди для засвидетельствования о подчинении жителей города. Депутация эта явилась в 6 часов утра. Я принял ее и ввел к Императору. За несколько минут перед тем, Государю доложили о прибытии Коленкура с поручением от Наполеона. Государь не пожелал, чтоб этот посланный виделся с депутацией, а потому приказал мне отвести его в конец сада и занять там разговором, покуда продолжалась аудиенция. Отпустив депутацию, Государь позвал меня и велел ввести Коленкура.
Прежде чем принять его, Император приказал мне немедленно отправиться в Париж к Талейрану и условиться с ним о мерах, которые следовало принять на первую пору. Я просил одного из членов депутации, г. Делаборда, предварить о моем приезде Талейрана, который, как я опасался, мог быть легко вынужден покинуть Париж.
Чтоб объяснить роль Талейрана в этих великих происшествиях, я должен вернуться назад. Во время пребывания нашей главной квартиры в Tpyа является ко мне какой-то господин под именем Ст. Жоржа. Он вынул из кармана тетрадку и показал мне следующие строки, писанные химическими чернилами:
"Посылаемое мною вам лицо заслуживает всякого доверия; выслушайте его и узнайте меня. Пора быть яснее. Вы ходите на ходулях. Станьте на ноги и сделайте, что в силах". Я узнал почерк герцога Дальбергского. Мнимый Ст. Жорж был не кто иной как г. де Витроль. Его отправление в нашу главную квартиру было задумано и исполнено с участием Талейрана, ставшего во главе партии, которая желала свергнуть Наполеона.
Г. де Витроль сообщил мне сведения о состоянии умов в Париже; настаивал на том, как легко нам будет овладеть этим городом, если решительнее распоряжаться нашими военными силами; утверждал, что нас ожидает в Париже радушный прием. Г. де Витроля представили Государю; князь Меттерних и лорд Каслри имели с ним неоднократные разговоры. От нас он отправился к графу д'Артуа, только что приехавшему в Нанси. Итак, в том доме Сен-Флорентинской улицы, куда я ехал, дело уже было подготовлено.
День был воскресный; погода стояла превосходная. Я въехал в Париж в сопровождении одного казака; на дороге встретился мне австрийский офицер, князь Лихтенштейн, которого я пригласил сопутствовать мне; бульвары были покрыты разряженною толпой. Казалось, народ собрался, чтобы погулять на празднике, а не для того, чтобы присутствовать при вступлении неприятельских войск.
Талейран был за туалетом. Полупричесанный, он выбежал ко мне навстречу, бросился в мои объятия и осыпал меня пудрой. После первых минут волнения он велел позвать людей, состоявших с ним в заговоре. То были герцог Дальберг, аббат де Прадт, барон Луи. Покуда мы рассуждали, Император во главе своей армии вступал в город.
Я передал своим собеседникам желание Государя, сказав им, что он остановился окончательно на одной лишь мысли: не оставлять Наполеона на троне Франции; что затем вопрос, какой порядок вещей должен заменить его, будет разрешен Государем не иначе как по совещании с теми просвещенными людьми, с которыми он теперь будет поставлен в сношения.
Государь намеревался поселиться во дворце Élysée Bourbon. Во время шествия какой-то неизвестный человек всунул князю Волконскому анонимную записку с уведомлением, что под дворец этот подведены мины. Государь приказал послать мне эту записку через Дурнова, адъютанта князя Волконского. Я передал полученное мною известие Талейрану. Он не хотел верить; однако, по избытку предосторожности, предложил Государю свой дом, чтобы дать время произвести надлежащее освидетельствование.
Торжественное шествие войск должно было окончиться на площади Людовика XV. Час спустя после получения нами записки, Государь, сопровождаемый прусским королем и князем Шварценбергом, прибыл в дом Талейрана и позвал лиц, с которыми я рассуждал перед его приездом. Завязалось общее рассуждение о том что делать; решено было прежде всего напечатать прокламацию от имени союзных государей с объявлением, что они не станут вести переговоров ни с Наполеоном, ни с кем-либо из членов его семейства.
Мне, вместе с герцогом Дальбергом (Эмерих Йозеф), поручено было составить этот акт. Мы с ним заперлись в комнате, смежной с гостиной и чрез полчаса представили Государям бумагу, удостоившуюся одобрения и подписи императора Александра. Через несколько часов прокламация была напечатана и выставлена Парижу.
Император обедал у Талейрана. Союзные государи должны были вечером показаться в опере. Незадолго до обеда Государь узнал, что заказано представление "Торжество Траяна". Ничто не могло быть неприятнее для его скромности; он пожелал, чтобы в замену назначенной оперы дана была "Весталка". При входе в оперу Императора встретили громкие крики народа. Что ни говорят историки, писавшие о том времени после 1830 года, но общее желание Франции было не в пользу продолжения наполеоновского правительства.
В конференциях того утра положено было на следующий день созвать Сенат. В заседании этом Талейран предложил свержение Наполеона. В тот же день учреждено временное правительство, составленное, под председательством Талейрана, из генерала Бёрнонвиля, герцога Дальберга, графа Жокура и аббата Монтескье, с самого возвращения своего во Францию, состоявшего в переписке с Людовиком XVIII.
Я занимал комнату в доме Талейрана и проводил целый день, а часто и большую часть ночи, путешествуя взад и вперед, то к Государю, то к лицам, принимавшим участие в направлении этих великих событий. О свержении Наполеона никто уже не спорил, все были в этом согласны; но предстояло решить, кем заменить Наполеона. Здесь начинало проявляться разномыслие.
Наполеон прислал из Фонтенбло депутацию из четырех маршалов: Нея, Макдональда, Мармона и Коленкура, для представления отречения своего от престола в пользу римского короля (здесь Наполеон II) под регентством Марии-Луизы. Проект этот был оспариваем со стороны Талейрана, который с самого вступления нашего в Париж высказывался в пользу восстановления Бурбонов.
Император колебался; конференция продолжались всю ночь; наконец Государь принял мнение Талейрана. Маршалы возвратились в Фонтенбло, за исключением Мармона, отправившегося к корпусу войск в Эссоне. Людовик же XVIII выказал надменность столь неуместную в отношении Государя, даровавшего ему престол. Император Александр был очень оскорблен этим поведением, и это подействовало на дальнейшие отношения обоих монархов.
По прибытии императора австрийского, князя Меттерниха и лорда Каслри, начались переговоры о мире. Я был назначен уполномоченным и принимал деятельное в них участие. 18 (30) мая был заключен мир. Монархи, оставив своих министров, отправились в Англию, где были приняты с большим энтузиазмом. Для императора Александра пребывание это не прошло, однако, без неудовольствия.
Он не симпатизировал принцу-регенту, впоследствии Георгу IV. Великая княгиня Екатерина Павловна прибыла раньше императора в Лондон и сблизилась с оппозицией - партией тори. Она склоняла своего брата к тому же направлению, что не нравилось регенту и было причиной нескольких столкновений.
Император покинул Англию недовольный своим пребыванием. Оставалось еще два месяца до открыла Венского конгресса. Император воспользовался этим временем для поездки в Петербург, и я сопутствовал ему.
Во время пребывания в Петербурге судьба моя окончательно определилась. Канцлер Румянцев (Николай Петрович), заведовавший еще по имени коллегией иностранных дел, почти совсем оглохший вследствие двух апоплексических ударов, оскорбился тем, что был устранен от участия в договорах, обессмертивших царствование императора Александра, и подал в отставку.
Отставка его была принята. Я заместил его, получив скромный титул статс-секретаря, заведовавшего коллегией иностранных дел. Титул этот я сохранил до времен императора Николая Павловича, пожаловавшего меня в вице-канцлеры при заключении Туркманчайского мира (1829).
